Вампир туманов

– Это почти так. Но я странник – из далекой земли.

– Ты – Саша Петрович, сын вистани. Сын Пети и дочери бургомистра. Сейчас ты служишь богу, который не заботится о моем народе. Почему ты ищешь моей помощи?

Он опешил. Он сказал Лейл, что ничего не получится.

– Может, молодая госпожа выпьет чашку чая? – предложила Марушка. После паузы она сказала:

– Пойдемте в мой вардо.

Она зашагала к фургону.

– Думаю, у вас есть, чем заплатить? – спросила она по пути, но это было скорее утверждение, чем вопрос.

Вместо ответа Саша сунул руку в карман и извлек пригоршню золотых монет, блеснувших в холодном свете. Лейл вздрогнула.

– Убери, – зашипела она. – Или обратно мы отправимся с перерезанной глоткой!

Она вдруг поняла, каково слышать это цыганской вещунье, и подняла на нее перепуганный взгляд.

– Малышка, ты знаешь жизнь лучше, чем твой спутник. Священник, слушайся ее. Ну, пошли, вы оба.

За прошедшие годы вардо Марушки стал гораздо богаче благодаря все растущему влиянию ее как в племени, так и вне его. Свежая краска и дорогой лак покрывали резной узор снаружи, упряжь ее пони была увита лентами и увенчана колокольчиками, так что при каждом переезде табор был похож на свадебную процессию.

Внутри скрывались тени и тайны. Принадлежности хорошей жизни – резные сундуки с яркими одеждами, разноцветное постельное белье и бесчисленные расшитые золотом подушки соседствовали с загадочными предметами, помогавшими ее Зрению и усиливавшими его. Книги расположились на столах и длинных полках. С потолка свисали аккуратные пучки трав, наполняя повозку смесью странных ароматов. Ее карты, завернутые в кусок белого шелка, такого старого, что он казался почти прозрачным, лежали в специальной коробке вместе с бронзовой горелкой, шариком черной глины для гадания по стеклу и огромным кристаллом горного хрусталя, через грани которого манило взгляд сердце камня.

Толстая белая свеча на угловатой подставке возвышалась надо всем, ее пламя сверкало, как одинокий бледный глаз. Черная птица в большой клетке продолжала дремать, не обращая внимания на вошедших.

Когда Марушка зажгла лампы, свисавшие с центральной балки фургона, Саша огляделся вокруг. Здесь была сила, и в священнике оказалось достаточно отцовской крови, чтобы понять, что эта сила не зависит никак от запахов трав или блеска неверных отсветов огня на таинственных предметах. Он надеялся, что поступает правильно.

Марушка прибрала раскиданные вещи, ее юбки тихо шуршали, а браслеты, во множестве нанизанные на смуглые руки, мелодично позвякивали. Она махнула рукой, Лейл и Саша уселись на подушки, разложенные по полу. При скрипе двери они подскочили, но это оказался всего лишь Михаил, принесший им чай. Марушка затаила дыхание. Для нее схожесть сводных братьев была очевидна, но не один из них не подал и виду, что заметил это сходство. Она вздохнула.

– Теперь, – сказала она, передав им по чашке горячего ароматного чая, – скажите мне, что вы хотите узнать.

Саша посмотрел на нее серьезными темными глазами. Пар из чашки медленно поднимался перед его лицом, как будто закрывая его пеленой тумана.

– Я хочу узнать судьбу. Разве не все хотят этого?

Марушка похолодела, закрыла глаза. Итак, видение становится правдой. Так быстро, слишком быстро…

– Выпейте чай, – резко приказала она, – и отдайте мне чашки.

Они покорно сделали это. Она поставила чашки на свободный участок пола перед собой, прикрыла глаза и глубоко задышала. Потом медленно подняла чашку Лейл и заглянула в нее.

– Ты держишь в себе страх, – пробормотала она. Лейл фыркнула, но Марушка не обратила на нее внимания. – Очень многого ты вовсе не боишься. Но тебя страшат две вещи: Серые Певцы ночи и потеря того, кем ты дорожишь. Твой путь ведет во Мрак, и в самом близком будущем тебе придется встретиться с обоими этими страхами лицом к лицу.

Лейл внешне осталась невозмутимой, ее лицо тщательно сохраняло безразличие, однако сердце у нее защемило. Серые Певцы ночи – волки, которых она действительно ненавидела и боялась. Она дорожила лишь одним человеком – Сашей. Теперь эта цыганка говорит, что она потеряет его. Воровка заморгала, надеясь, что молодой священник не заметит этого. Ей нечего было беспокоиться, взгляд Саши был прикован к лицу Марушки.

– А тебя, цыганская кровь, – тихо продолжила вещунья, – тебя сжигает дело, которому ты посвятил себя. Тебя ожидает большая утрата. Не ясно, какая – утрата любви, веры или чего-то еще – предмета или человека. Камни, – ее голос стал еле слышен. – У того, кто любит, каменное сердце. Камень скажет то, что тебе нужно узнать.

– Мы… – у Лейл подступил комок к горлу. – Мы умрем?

Цыганка закатила глаза, медленно и широко растянула рот в улыбке.

– Ну конечно, малышка, – уголки ее губ опустились.

– Все должны умереть. Почти все умирают.

Наступило неловкое молчание, оба молодых путника сидели, погруженные в свои невеселые мысли. Наконец Саша процедил:

– Сколько мы тебе должны? Марушка хотела было сказать обычную свою плату, но вдруг передумала:

– Не нужно денег. Я хорошо знаю твоего отца и на этот раз дарю тебе гадание.

Саша хотел отказаться, но подумал получше и не стал настаивать.

– Благодарим, мадам Марушка.

Вещунья встала и приоткрыла дверь, высунулась наружу и крикнула что-то на языке вистани.

– Вам пора уходить, детки. Никто вас не обидит. И я дарю вам еще безопасную дорогу через дым.

Саша и Лейл поднялись.

– До свидания, мадам, – простился Саша, низко поклонившись. Лейл быстро кивнула и поспешила за священником. Марушка посмотрела им вслед, потом закрыла дверь, тяжело опустилась на подушки. Пика каркнул, она устало улыбнулась, посмотрев на черную птицу.

Она гордилась, что, по меньшей мере, смогла показать им правду, если…

Мгновение она всем сердцем желала, чтобы ей никогда не было дано Зрение. Тогда ей не пришлось бы делать такой выбор, перед которым она оказалась.

Марушка несла перед своим племенем ответственность, далеко выходящую за рамки семейных обязанностей. Она была по-родственному связана со всеми вистани. Их защита всегда должна быть превыше ее счастья и даже жизни чужаков. Она не должна делать ничего такого, что может угрожать племени. Ева осложнила положение, связав вистани со Страдом и его темными делами, но Марушка знала, что глупо бросать вызов повелителю Баровии. Она не могла, не должна была так поступать даже ради жизни брата или его сына…, ее племянника, даже ради того единственного, в кого она смогла ненадолго влюбиться – чуждое создание с золотой кожей и прекрасным лицом. Он был из другого народа и, что еще хуже, вел совсем иное существование. Она снова прокляла тот случай, что свел их. Она обещала ему, что придет успех и удача, придут с солнцем и ребенком.

Она горько улыбнулась. Как вампир может добиться успеха с помощью солнца? Как бессмертное существо может произвести ребенка?

Марушка печально закивала седеющей головой.

– Эх, Джандер, – мягко произнесла она, – если ты вообще меня помнишь, когда наступит беда, прости меня. Прости за то, что и я приложила к этому руку.

Глава 24

Джандер понятия не имел, когда может вернуться Страд – через пять минут или через пять месяцев. Дорога была каждая минута – он понимал, что не сможет спрятать свой гнев, когда вновь увидит графа.

И ему по-прежнему нужно было не выдавать своих намерений. Рабы Страда – эти омерзительные создания – конечно же, не были столь умны, как Джандер или их мрачный создатель. Но у них были глаза, они все видели. Когда эльф был рядом с другим бессмертным, нельзя было выдать внутреннего смятения ни словом, ни взглядом, ни поступком. Скелетов и зомби можно было вовсе не бояться – они были абсолютно безмозглы.

Смышленая маленькая Трина – совсем другое. Он мог поклясться – она чувствовала что-то неладное, когда пришла на вторую ночь после его встречи с Сашей. Чтобы поскорее избавиться от нее, он сделал вид, что полностью поглощен своей фреской.

– Надеюсь восстановить первоначальный блеск этого прекрасного медальона, – пояснил он ей. – Да, вот этого, в форме солнца. Здорово, правда? Думаю, нужна серебряная смесь и, ну, еще немного белого…

Получилось. Трина бросила на него негодующий взгляд и поспешила вниз по лестнице. Он слышал стук ее шагов по ступенькам, потом по каменным плитам внизу. Подбежав к окну, он увидел, как она идет через двор.