Нарушенный кодекс моего ликвидатора

Глава 1. Ноктюрн Смерти.

Нью-Йорк не спал никогда, и его неукротимый, электрический ритм был естественной стихией для Эмили Вашингтон. В свои двадцать четыре года она не просто жила в городе – она была его стратегическим центром, обитая в самом чреве Манхэттена, где каждый фасад небоскрёба служил кулисами для миллионов личных драм. Ослепительное сияние витрин, сталкиваясь с густыми тенями переулков, находило точное отражение в её собственной жизни. Она была холодно-логичной, словно алгоритм, но с неизменным привкусом горечи, скрытым под слоем безупречного профессионализма.

Она понимала этот город. Вдыхала его запах – смесь дождя, озона и разогретого асфальта. Нью-Йорк не давал ей покоя, и она не искала его. Бессонница города была её собственной.

Звонок, резкий и нетерпеливый, пронзил тишину ровно в 1:17 ночи. Эмили, которую в иной жизни можно было бы назвать ослепительной, не терпела промедлений. В пробуждении она была стремительна и точна.

При росте в 173 сантиметра она обладала безупречной, точёной фигурой, но её истинной силой был разум. Холодная, почти отстранённая красота лишь отвлекала внимание от главного. Кожа оттенка мягкой бронзы была обрамлена каскадом длинных волос цвета воронова крыла. Ярким контрастом вспыхивали зелёные глаза, сейчас суженные пеленой мгновенно отступающего сна. Единственным изъяном, придававшим лицу идеальную асимметрию, была маленькая родинка под нижней губой – знак тайны на идеальном фарфоре.

«Вашингтон», – отозвалась она ровным, низким голосом, уже соскальзывая с кровати. Её интонации не тратили энергию на лишние децибелы.

«Прости, что разбудил, Эмили. Это Лэндон. Мидтаун, 57-я улица. Ситуация серьёзная. Без шума и свидетелей. Похоже на профессиональную работу. Слишком чисто. Нужен твой анализ, немедленно». В голосе детектива звучала смесь усталости и плохо скрываемого уважения. Он знал, что призовёт её лишь в безнадёжных случаях.

Детективное бюро «Гарднер и Сыновья» было для Эмили сценой, где её внешность парадоксальным образом превращалась в самый эффективный отвлекающий манёвр. Она была их самым ценным аналитиком – «живым компьютером», чьи дедуктивные способности, отточенные до остроты бритвы, заменяли целый штат полевых агентов. Её ум был скальпелем, способным рассечь любую ложь.

«Выезжаю», – отрезала она, не задавая вопросов. Вся необходимая информация уже отпечаталась в её сознании. Она натянула строгие, идеально сидящие брюки цвета ночи и кожаную куртку, служившую ей второй кожей. Её разум – главный инструмент – уже просеивал возможные мотивы и профили преступников.

Спустя двадцать минут Эмили стояла у оцепленной территории. Время в Нью-Йорке будто сгустилось вокруг неё. Синие и красные огни патрульных машин плясали зловещий танец на мраморных фасадах фешенебельных бутиков.

Место преступления – апартаменты пентхауса, парящие над Центральным парком. Жертва – Джеймс Томпсон, известный финансовый гуру. Сейчас он был распростёрт в гостиной, среди безупречного итальянского дизайна, словно сломанная марионетка.

В воздухе витал сложный коктейль ароматов: запах старого коньяка, кожи дорогого дивана и едва уловимый металлический привкус крови.

Эмили, не обращая внимания на полицейского, бесшумно проскользнула под лентой. Её взгляд, словно луч лазера, начал сканировать комнату, игнорируя мельтешение криминалистов.

«Никаких признаков борьбы», – её голос был тихим и уверенным. Она отметила идеальный порядок. «Стекло не разбито, замки не тронуты. Вход был добровольным, либо убийца владел ключом. Взлома не было».

Она приблизилась к телу, её движения были экономичными и грациозными. Мужчина лежал на персидском ковре, его рука тянулась к низкому столику из оникса.

«Он пил. Но не закончил», – продолжила Эмили, указывая взглядом. «Рюмка наполнена до половины. Сопротивления не было. Смерть настигла внезапно». Выражение лица жертвы было отмечено не страхом, а странной пустотой.

Её взгляд скользнул под столик. Пустая бутылка из-под коньяка Hennessy Paradis лежала на боку на мягком ворсе. Она не была разбита, а просто упала.

Эмили опустилась на корточки. Её зелёные глаза, яркие, как два изумруда в полумраке, впились в едва заметное, точечное пятно на белоснежной сорочке жертвы.

«Колотая рана? Нет. Огнестрельное ранение? Нет гильз, нет входного отверстия». Она аккуратно откинула воротник и указала на едва различимый, синюшный след на шее. «Игла. Тончайшая. Быстродействующий токсин или паралитик. Профессиональная работа».

Она резко выпрямилась, её слова прозвучали чётко и безжалостно.

«Действовал профессионал. Чисто. Без единой улики. Он не хотел, чтобы жертва страдала – он хотел, чтобы она молчала. Он забрал то, зачем пришёл, и исчез». Она оглядела пол. «Ни отпечатков, ни следов. Он был в перчатках и бахилах ещё до входа. Это неосторожность. Это ритуал».

Её взгляд, внезапно, метнулся к тёмному окну, к отражению города в стекле. Холод пробежался по её позвоночнику. Необъяснимое, острое ощущение, что за ней наблюдают, пронзило её, мгновенно стирая научную сосредоточенность.

«Это не личное убийство. Это заказ, исполненный киллером экстра-класса», – заключила она, и её тон стал абсолютно бесстрастным. «Мы имеем дело не с человеком. Мы имеем дело с машиной для убийств.».

Ночь была его стихией, тёмным бархатом, в который завёрнута вечность. Плоская крыша девятиэтажного здания стала кафедрой, с которой он наблюдал за человеческой комедией. Ричард Блэквуд стоял неподвижно, как изваяние, высеченное из самой ночи. Его длинный плащ, чернее забвения, поглощал не только свет, но, казалось, и саму тишину. Лишь ветер, верный спутник, шептался с полами его одеяния, рассказывая тайны спящего города.

Он выбрал позицию у западного парапета – идеальный ракурс, где геометрия улиц создавала естественную театральную ложу. Внизу, за провалом в двести метров, сиял шестиэтажный пентхаус. Его окна горели яростными бриллиантами, в каждом – своя драма, своя тайна. Но лишь одна из них стоила его внимания.

В его руках, облачённых в чёрную кожу, лежал бинокль – не просто оптический прибор, а продолжение его воли. Но истинным ключом к происходящему за стеклом был миниатюрный приёмник в ухе, ловивший каждый звук из той комнаты. Двенадцать часов назад он вошёл туда под маской курьера, оставив в недрах настенной розетки свой дар – передатчик размером с булавочную головку. Теперь каждый вздох, каждый шёпот в той комнате принадлежал ему.

И тогда её голос, холодный и отточенный, пронзил эфир: «…осторожность на грани паранойи».

Воздух застыл. Мускулы на его лице напряглись, создавая мраморную маску. Пальцы сжали бинокль с такой силой, что сталь могла бы согнуться. Это была не просто догадка – это было прозрение. Она видела не отсутствие следов, а саму философию отсутствия. Её аналитический ум не просто воссоздавал его метод – он читал его душу, как раскрытую книгу.

Свет из пентхауса выхватывал из тьмы её фигуру, создавая живую картину, достойную кисти великого мастера. Он изучал её с холодным, почти хирургическим вниманием. В каждом движении, в каждом жесте сквозила та самая системность, та неумолимая логика, которую он годами разрушал своим искусством. Она была архитектором порядка. Он – зодчим хаоса. Два полюса, две непримиримые стихии, встретившиеся в пространстве одной случайности.

Двести метров разделяли их – расстояние, достаточное для бегства, но беспомощное против проницательности её ума. Мысль об устранении даже не возникла. Уничтожить этот интеллект было бы величайшим кощунством, равным сожжению библиотеки Александрии.

«Сможешь ли ты разгадать загадку, когда сама станешь её частью?» – его шёпот был тише паутины, плетущейся в углу. В нём не было угрозы – лишь ледяное любопытство алхимика, нашедшего философский камень.

Он медленно, с грацией большого кота, убрал бинокль в кожаный чехол у пояса. Его отход был ритуалом: бесшумное скольжение к пожарной лестнице, плавный спуск по стальным ступеням. Он не спешил, его дыхание оставалось ровным, как биение метронома. Через несколько минут он уже растворялся в лабиринте переулков, становясь частью ночного пейзажа.

Но в его сознании, всегда ясном и дисциплинированном, остался неизгладимый след – образ женщины, чей разум бросал вызов его гению. Их противостояние только начиналось, и он уже знал, что следующий акт этой драмы должен разыграться вблизи. Достаточно близко, чтобы ощутить тепло её дыхания и увидеть, как в зелёных глазах рождаются догадки, подобные зарницам в летнюю грозу.

Игра, столь долго бывшая монотонной, внезапно обрела смысл. И он с волнением ждал своего хода.

Стеклянный небоскрёб в финансовом квартале. Сороковой этаж. Ричард вошёл в кабинет без стука. Его фигура в длинном плаще казалась ирреальной в стерильной роскоши помещения.

Заказчик – мужчина с уставшим лицом и безупречным костюмом – изучал на мониторе отчёт о вчерашнем убийстве.

—Безупречная работа, как всегда, – кивнул он, не отрывая взгляда от экрана.

Его пальцы случайно скользнули по тачпаду, открыв соседнюю папку. На экране появилось лицо Эмили – служебное фото, отчёты о расследованиях, психологический профиль.

—Что это? – пробормотал заказчик, начав листать файлы. Его лицо постепенно темнело. – Она… Она расследует все связанные дела…

Ричард стоял неподвижно. Свет из окна падал на его лицо, и в этот момент он действительно был похож на ангела. Его неестественно белые волосы, благородные черты лица, будто высеченные из мрамора… И этот шрам – неровная белая полоса, пересекавшая левый глаз. Казалось, Сам Бог провел черту, отвернувшись от своего творения. Глаз под шрамом был мутным и неподвижным – вечное напоминание о наказании.

– Кажется, у нас появилась новая цель, – заказчик откинулся в кресле, его пальцы сомкнулись. – Эмили Вашингтон. Она соединяет слишком много фактов. Слишком опасна.

Ричард не двинулся, но в его единственном зрячем глазу что-то мелькнуло.

—Я не возьму этот заказ.

Тишина повисла густая и тяжёлая. Заказчик медленно поднялся.

—Объясни.

– Она не представляет реальной угрозы вашему проекту.

– Она разгадала твой метод! – мужчина ударил ладонью по столу. – За несколько часов!

Ричард стоял, как изваяние. Его разум, всегда ясный и холодный, вдруг отказался выдавать логичные аргументы. Внутри что-то перевернулось – странное, тёплое и совершенно незнакомое чувство.

«– Её смерть привлечёт внимание», – произнёс он, и даже сам услышал слабость этого аргумента.

Заказчик смерил его взглядом, затем медленно кивнул:

—Хорошо. Я передам заказ другим.

Эти слова прозвучали как приговор. Ричард почувствовал, как холодная волна прошла по его спине. Теперь на Эмили охотились не только он.

– Они не справятся так чисто, – попытался он возразить.

– Это уже не твоя забота, – заказчик сделал паузу. – Или… ты хочешь её защитить?

Ричард молчал. Он и сам не понимал, что происходило. Лишь образ её зелёных глаз преследовал его, и мысль о её гибели вызывала тошноту. "Мой изумрудик…" – неожиданно пронеслось в голове.

"Изумрудик… Да, это подходит ей. Её глаза – как те редкие изумруды, что хранят в себе всю глубину мира. Холодные, но полные скрытого огня. Бесценные…"

Он вышел, не прощаясь. Спускаясь на лифте, Ричард поймал своё отражение в полированных стенах. Ангел…падший с мёртвым глазом. Существо, от которого отвернулось небо. И где-то в глубине его ледяной души зародилось нечто странное, тёплое и опасное.

Теперь ему предстояло не просто наблюдать за Эмили. Ему нужно было опередить других охотников. Защитить ту, чьи глаза напоминали ему самые редкие и прекрасные изумруды, что он когда-либо видел. Спасти ту, что невольно стала единственным светом в его вечной ночи.

Глава 2. Перемена караула.

Утро в стальном чреве Манхэттена ворвалось в кабинет, словно ледяной кинжал. Оно было таким же безжалостным и резким, как голос Эмили Вашингтон, сорвавшийся с телефонной трубки. Она возникла в детективном бюро «Гарднер и Сыновья» на полчаса раньше, словно тень, бегущая впереди рассвета. Её деловой костюм, выкованный из графитовых сумерек, сидел безупречно, а волосы цвета воронова крыла, туго стянутые в узел, казались непробиваемой броней. Единственным бунтом против этой монохромной строгости были глаза – два изумрудных метеора, в которых сейчас бушевал неутолимый пожар аналитического голода.

Офис, купавшийся в янтарном утреннем свете, представлялся обманчивым оазисом тишины перед надвигающейся бурей. Но Эмили не искала мира в этом каменном лабиринте, и он, как назло, не предлагал его.

– Вашингтон, доброе утро, – голос Лэндона, хоть и ровный, звучал как натянутая струна, выдавая скрытую под спудом нервозность.

Эдриан Лэндон, детектив-менеджер, восседал на вершине карьерной пирамиды, будучи ее непосредственным начальником. В свои тридцать с хвостиком он являл собой образец подтянутой, строгой фигуры, с обликом, обманчиво скрывающим его фактический возраст. Этот голубоглазый блондин со взглядом из закалённой стали выглядел моложе, но его умение лавировать в пучине самых запутанных дел внушало Эмили неподдельное уважение.

– Лэндон, – одними губами выдохнула Эмили, словно пароль, бросая на стол папку с отчетом, детально препарирующим ночное убийство.

– Просмотрел твой предварительный вердикт. Филигранная работа, и ты права, – киллер экстра-класса. Но вот тут, – Лэндон провел пальцем по непокорной белокурой пряди, упавшей на лоб, словно сбившийся прицел, – "профессионал хотел, чтобы жертва молчала". Ты уверена, что дело только в молчании, а не в крике души?

Эмили скрестила руки на груди, ощетинившись, словно еж. Защитная поза не укрыла впрочем уязвимые места. – Мы не обнаружили ни единого признака борьбы. Жертва, некто Джеймс Томпсон, так и не допил свой коньяк. Не было ни страха, ни предчувствия. Он просто застыл, словно муха в янтаре. Яд или паралитический агент. Киллер пришёл за чем-то, и он это забрал. Считаю, что это не просто убийство, а выверенное устранение информационного канала. Он пришел за тишиной, а не за агонией.

– А что, если он просто хотел продемонстрировать своё могущество? – стальные озера глаз Лэндона сверлили ее насквозь. – Показать, что способен войти и выйти, не оставив следа, кроме могильного холода. Ритуал, как ты выражаешься. Похоже на послание, Эмили. Кровавую визитную карточку.

– Согласна, есть в этом элемент демонстрации. Но если это весть, то адресована она нам. Мы имеем дело с машиной смерти, но машины не пишут стихи. Они послушно выполняют программу, – ее голос звучал холодно и безупречно, словно отточенный алгоритм. – Мой анализ остается прежним: заказ, исполненный с хирургической точностью, где скальпель безжалостен, а шов невидим.

Лэндон шумно выдохнул, но в глазах плясали искорки восхищения. Он осознавал, что Эмили – его самый ценный актив, и ценил ее мнение превыше всего остального.

– Ты гений, Вашингтон. Живой компьютер, – твои дедуктивные способности заменяют мне дюжину агентов-недоучек. Я уважаю твой расчет больше, чем отчет экспертов. Но давай пока оставим след «послания» для полевых псов. Твоя голова должна генерировать новые гипотезы, а не тонуть в трясине деталей.

– Принято, – Эмили смиренно приняла его директиву.

– Отлично. Но на сегодня хватит, – ты провела полночи на 57-й улице, словно сова в ночи. Ступай, отдохни. Иначе твой «компьютер» перегреется и выдаст ошибку, – Лэндон улыбнулся, и в этот момент строгость его лица отступила, уступив место человечности.

– Вечером встреча с друзьями. Отдых не мой профиль, Лэндон.

– Вашингтон, не прекословь, – и позволь себе хотя бы на пару часов превратиться из блестящего аналитика в обычную двадцатичетырехлетнюю девушку.

К сумеркам Эмили уже тонула в гуле популярного бара «The Green Note», спрятанного в лабиринтах Вест-Виллидж. В этом уютном и шумном прибежище лился мягкий джаз, словно сладкий сироп, а вокруг нее расцветали улыбки университетских приятелей: Марка, биржевого волка, и Линды, торговки мечтами в лице арт-дилера.

– За нашу Эм! За то, что она всегда находит приключения, словно магнит, – Линда ликующе подняла бокал. – Очередной бессонный рейс? На этот раз куда?

Эмили чокнулась своим бокалом с бледно-жёлтым коктейлем, цвет которого напоминал лунный свет, просочившийся сквозь туман.

– За нас, – Просто слишком много работы в этом месяце, – консалтинг, как всегда, – слишком много цифр, – ровно солгала она низким, бархатным голосом.

Для них она оставалась холодно-логичной консультанткой по финансовым рискам, чья профессия оправдывала её внезапные исчезновения и хроническое недосыпание. Она не могла позволить себе разделить с ними бремя ноктюрна смерти. Её тайны оставались глубоко внутри, запечатанные слоем безупречного профессионализма, словно сокровища в неприступном сейфе.

За соседним столиком таился хищник, тщательно замаскированный под обыденность. Строгий деловой костюм-невидимка, безупречные манеры – все это делало его совершенно неприметным. Его неестественно белые волосы были тщательно спрятаны под русым париком, а шрам, перечеркнувший часть лица, был искусно замаскирован плотным слоем крема. На месте мёртвого глаза красовалась голубая контактная линза, придавая его взгляду обманчивую обыденность. Это был Ричард Блэквуд, пришедший, чтобы узнать больше о девушке.

Он изучал её лицо, отмеченное печатью отстраненной красоты, наблюдал, как оно смягчается под воздействием спиртного. Вслушивался в её смех, в её небрежные, лживые фразы о «цифрах и консалтинге».

Она лжет. И это лишь распаляло его любопытство. Его аналитический ум, вечно жаждущий порядка, пришёл в боевую готовность. Её разум был открытой книгой, которую он жаждал прочесть.

Около полуночи Эмили, слегка опьяневшая и измотанная, попрощалась с друзьями.

– Нужно прогуляться, – пробормотала она, – подышать Нью-Йорком.

Она нырнула в узкий, мрачный переулок, решив срезать путь. Не почувствовала тень, скользнувшую за ней. Это был Грей – второй киллер, нанятый Заказчиком после отказа Ричарда. В его руке засверкал шприц, словно жало скорпиона.

В этот миг Ричард, покинувший бар на мгновение раньше, бесшумно, словно пантера, проскользнул в переулок. Увидел силуэт, замахнувшийся на её жизнь.

Не прошло и минуты, как Ричард, как тень, настиг второго киллера. Легкий, но смертельно точный удар в шею мгновенно отправил его в нокаут. Эмили, спотыкавшаяся впереди, ничего не заметила. Он убедился, что Эмили в безопасности, и, перебросив обмякшее тело через плечо, исчез в ночном лабиринте переулков, направляясь в свое тайное логово.

Спустя час Грей очнулся в тесной, холодной комнате, где сырость витала в воздухе, словно привидение. Комната была пуста, если не считать металлического стула и одинокой лампы, свисавшей с высоким потолка. Ричард стоял напротив, уже сбросив маску обыденности – парик и линзы остались в прошлом. Облаченный в плащ, чернее самой тьмы, он казался воплощением ночного кошмара. Шрам на его лице сиял белой полосой, а неестественно белые волосы резко контрастировали с окружающим мраком.

Грей посмотрел на него, и его глаза расширились от ужаса.

– Блэквуд… Ричард Блэквуд… Чёрт возьми! Это ты!

– Просто Ричард, – тихо поправил его Блэквуд, и в его голосе не было угрозы, а лишь леденящее душу любопытство.

– Знаю, кто ты! Машина для убийств! Самый чистый в мире! – Грей затрясся, дергая цепи, врезавшиеся в запястья. – Что ты творишь? Где твой… где твоё чёртово равнодушие? Ты никогда не брал личные заказы!

– Равнодушие, Грей, – Ричард сделал шаг ближе, и его голос зазвучал тише шелеста паутины. – Это то, что умерло во мне много лет назад, погребенное воспоминаниями о прошлом. Ты охотился на Эмили Вашингтон.

– Не твое дело! Заказчик… сказал, ты отказался! – Грей истерически захохотал. – Ты психопат! Самый гениальный психопат в мире, но… Где твой кодекс? Где все, что осталось от того киллера экстра-класса?! Ты нарушил все свои собственные правила!

– Я отказался, – Ричард медленно кивнул. – И теперь такие марионетки, как ты, представляют угрозу. Ты не справишься чисто. Оставишь следы, Грей. А она не должна умереть.

– Почему?! Она – твоя цель! Ты должен был её устранить!

– Она не цель, – в единственном зрячем глазу Ричарда промелькнул отблеск пламени. – Она… мой изумруд. Загадка, которую я жажду разгадать. Я не уничтожаю редкие книги, я упиваюсь чтением каждой страницы.

– Ты… ты влюбился в нее? В этого аналитика? Ты сошел с ума!

– Я с трепетом жду своего хода, Грей, – прошептал Ричард. Он взял со стола тонкую металлическую иглу, словно карандаш. – Ты собирался убить ее. Этого я простить не могу. Твоя смерть привлекла бы ненужное внимание. Это было бы непростительно грязно.

– Ты спас ее, чтобы убить самому?!

– Я спас ее, чтобы иметь возможность защищать такое творение, – ответил Ричард, и даже самому показалась призрачность своей же реплики. – Теперь настала моя очередь задавать вопросы. О Заказчике. И о том, кто передал тебе ее личное дело. А ты расскажешь мне всё. Если бы я не появился, ты бы уже завершил свою чёрную работу. Но теперь… ты просто инструмент.

– Ты бредишь… – не дав ему договорить, Ричард обрушил его голову о стену, словно спелый плод, сорванный с ветки, и Грей рухнул в беспамятство. – Как же ты надоел, словно назойливая муха, – прошипел Ричард. – Отдохни немного. Сначала я все приготовлю для симфонии боли.

Спустя время, Грей дернулся, словно марионетка, которую забыли убрать после представления. Голова раскалывалась так, будто внутри нее ковали железо. Ричард стоял наготове, словно хищник, ожидающий сигнала к атаке. Черный, как сама ночь, облегающий тактический костюм обрисовывал его фигуру, он казался воплощением безмолвной угрозы. Медленно, с театральной небрежностью, он извлек из кожаных ножен короткий, но увесистый нож с широким, изогнутым лезвием, способным не резать, а крушить. Лезвие, словно улыбка смерти, мерцало в полумраке, пока Ричард неторопливо точил его о брусок, создавая вязкую, гнетущую атмосферу ожидания.

– Я буду задавать вопросы, Грей, – голос Ричарда был тихим, как предсмертный шепот осеннего листа. – За каждый ответ, который не утолит мою жажду правды, за каждую попытку оскорбить её – мое солнце во тьме, – я буду отсекать по одной частице твоей ничтожной плоти.

– Сумасшедший! Ты думаешь, мне больно? Я найду тебя! Я выберусь, и ты пожалеешь, что родился на этот свет! – Твоя глупость бездонна, Грей, – Ричард наклонился к нему, словно змея, готовящаяся к броску.

– Твои угрозы для меня – как комариный писк в грозу.

Он обрушился на Грея, как лавина, приковывая его руки к холодному, бездушному полу. Кисти Грея оказались в стальных тисках.

– Ну что, начнем наш маленький концерт? – проговорил Ричард, и безумная улыбка расцвела на его лице, словно ядовитый цветок.

Тяжелое лезвие опустилось, словно гильотина. Крик Грея разорвал тишину, как молния ночное небо. Мизинец на правой руке отделился от кисти, оставляя за собой лишь кровавый след. Ричард смягчил выражение лица, словно ангел, спустившийся с небес.

– Ну что, я весь внимание. Кто заказал твой скромный талант? Грей, задыхаясь, смотрел на фонтан крови, бьющий из обрубка.

– Чертов псих… Надо же было связаться с тобой… Ты думаешь, мне больно? Я знаю твои слабости, Блэквуд.

– Следующий палец, Грей, – Ричард поднял нож. – Ответ не заслуживает даже доли моего презрения.

– Нет! Стой! Я скажу! Заказчик… это не тот, кто тебе платил раньше… Его называют… Архитектор. Он… он вершитель судеб. Финансовый квартал. Он сказал, что ты отказался от Вашингтон, и приказал мне прервать ее нить. Сказал, что она плетет слишком много паутин. Ричард прищурился, словно всматриваясь в кромешную тьму.

– Файл. Откуда у тебя ее файл? – Это… это дал Архитектор. Сказал, что она… несет погибель. Она разгадала твой шифр, он был в ярости! Он нанял других псов, Блэквуд! Я не один!

– Другие псы? Кто?

– Не знаю! Мы работаем в одиночку! Он сказал, что её свеча скоро погаснет. Он не позволит ей разрушить его карточный домик.

– Карточный домик? Что за проект?

– Грязные деньги, Блэквуд! Сложная финансовая паутина! Томпсон… был пешкой. Архитектор не может позволить, чтобы Вашингтон добралась до него!