Мужики воскресают по вторникам

Когда я работала с живыми клиентами, я старательно улыбалась даже в самые тяжелые времена и сохраняла невозмутимость. Да и теперь, разукрашивая невест перед свадьбами, я вполне отдаю себе отчет в том, что с ними нельзя быть собой и хамить. Зато с теми, кто не платит мне деньги, я могу вести себя так, как пожелаю нужным. Друзей у меня немного, зато все они прекрасно знают, какая я есть, и не питают иллюзий.

Мы поужинали. Маринка осталась мыть посуду, а я решила лечь пораньше. Если не выспаться в самом начале недели, то потом будет тяжело до самых выходных. А на них у меня уже огромные планы – в пятницу сразу две счастливые невесты желают блистать в главный день своей жизни. С самого раннего утра мне предстоит причесывать красавиц к торжеству. Хорошо, что живут они в одном районе, и времени мне должно хватить на обеих.

По правде говоря, особой необходимости брать дополнительную работу у меня нет. Но, во-первых, денег много не бывает, а во-вторых, я не хочу совсем отвыкнуть от живых. Хотя я уже иногда вздрагиваю, когда клиент начинает со мной разговаривать.

***

С утра я никогда не тороплюсь на работу и регулярно опаздываю на полчаса, а то и на час. Мне нет необходимости приходить рано – моя работа начинается после того, как Семен выполнит свою.

Семен Колосков – наш мойщик. Огромный, почти двухметровый мужик с косой саженью в плечах внушает ужас одним своим видом. Он занимается тем, что обмывает и одевает наших безмолвных клиентов. Для такой работы нужна необычайная сила, а ею наш Сема не обделен. Когда-то в прошлой жизни он служил в горячих точках, поэтому покойниками его не напугаешь. Из-за контузии и слегка пошатнувшейся психики Сема не смог устроиться на престижную работу, а идти туда, куда идут все бывшие солдаты – в охрану, он не захотел.

Пожалуй, он единственный старожил в нашей конторе. Текучка здесь страшная, не каждый способен выдержать столько человеческого горя, поэтому девочки администраторы меняются у нас почти каждый месяц. Я прижилась здесь лишь потому, что у меня не было иного выхода, а Сема – потому что его практически невозможно вывести из равновесия. Ну и еще немного из-за подотчетного спирта. Но это – большой секрет!

Кстати, ругать за опоздания меня абсолютно некому. Наша начальница Магдалена – из породы перелетных птиц. Она проводит за границей едва ли не больше времени, чем в России. То она ездит в гости к своим детям, которые грызут гранит науки за рубежом, то катается на горных лыжах, то просто греется на пляже в тропиках. Когда она приезжает на родину, к мужу, который совершенно не выносит поездок, она сначала радуется тому, как здесь все привычно и хорошо, а потом начинает тосковать и уже через пару недель снова собирает чемоданы. Буквально позавчера Магда вновь отбыла на отдых, оставив на нас с Семой все дела.

– Утро, – лаконично поздоровался Семен.

– Взаимно, – кивнула я. – Что у нас?

– Танцуй! – приказал мойщик.

– Да ладно, – надулась я. – Может еще и через обруч попрыгать?

– Танцуй! – непреклонно заявил он. Я вздохнула и замахала руками, притопывая ногами импровизируя танец.

– Вообще-то, я хотел стриптиз, но так – тоже ничего, – удовлетворенно покивал Сема. – На сегодня – один. После обеда можно домой, я уже отпросил нас у Магды!

– Ю-ху! – уже более искренне затанцевала я. – Домой! Дождешься меня?

– Трусиха. Тут же остается Анжела. Или как там ее? Ну, новенькая.

– Ты же знаешь, я не боюсь, – обиделась я. – Просто скучно одной, а Анжела далеко, да и не о чем с ней разговаривать.

– Ладно, – он похлопал меня по плечу своей рукой, размером с лопату и, насвистывая, пошел в моечную. – Но ты тогда тоже со мной потусуйся.

– По рукам! А кто у нас? Женщина?

Мы вошли в небольшое помещение без окон, с дырками в полу и большим каменным столом, на котором уже лежал клиент, завернутый в простыню.

– О, – огорчилась я. – Мужик. Не хочу смотреть на голые причиндалы!

– Капризуля, – вздохнул Сема. – А женские причиндалы тебе больше нравятся?

– Никакие не нравятся! Ты мне одетых отдаешь, вот одетого и давай!

Я шагнула к столу и посмотрела на мужика.

– Надо же, как живой.

– Ага!

Семен отошел к столу, где лежали сопроводительные документы, и открыл папку.

– Симпатичный какой, – горько вздохнула я. – Жаль парня, молодой совсем.

– Сорок шесть, вообще-то, – буркнул Сема. – Мне сорок два, но меня парнем никто не зовет.

– Сколько? – изумилась я и подошла ближе к покойнику. – Не гони! Ему не больше тридцати!

– Смерть меняет людей…

– Первый раз вижу, чтобы в лучшую сторону!

– Не веришь? Гляди – Ткачев Петр Юрьевич, семьдесят третьего года рождения.

– Хм, и правда… Веган, наверное. Хорошо сохранился!

Я перевернула страницу и уставилась на фото:

– Странно, а тут выглядит на все свои сорок с гаком. Так, так, восемь ножевых ранений! Кого-то он сильно разозлил… Ужас, разрыв аорты, разрыв селезенки, перфорация желудка… Убийца был очень жесток, весь живот ему истыкал!

– Витек, – осипшим голосом вдруг прошептал Семен, глядя куда-то за мою спину, на покойника. – Вить, он пошевелился!

– Ха-ха, – я саркастически растянула губы в ухмылке. – Очень смешно.

– Витя, – продолжал ломать комедию Сема. – Я серьезно, он шевельнулся! И глаза открыл!

Я спокойно повернулась в сторону Петра Юрьевича. Естественно, его глаза были закрыты. Колоскову этого показалось мало, и он пошел дальше:

– Вить, он их закрыл.

Сема был очень убедителен, он даже побледнел от усердия. Я рассердилась:

– Ну, хватит! Иначе уйду, будешь один тут со скуки на стены лезть!

Сзади послышался то ли стон, то ли вздох. Я моментально обернулась и почувствовала, как на затылке зашевелились волосы. Покойник, сопя, стал медленно вытаскивать руку из-под простыни. Мое сердце остановилось, а в желудке что-то сжалось в тугую пружину.

– Зомби! – заорал Семен, сгреб меня в охапку и вылетел в коридор.

– Мамочки! – заверещала я, вырываясь из Семиных рук. Он неожиданно отпустил меня, и я с размаху врезалась в косяк лбом. Тряхнув головой, я поползла по коридору от двери в тупик. Если бы в этот момент я могла соображать, я кинулась бы в другую сторону – к выходу, но мозги вместе с пространственной ориентацией отключились, поэтому я в ужасе забилась в угол и закрыла лицо руками.

Сема захлопнул пластиковую дверь и повернул ручку. Изнутри в дверь заколотили:

– Эй, открывайте!

– Ааа! – завизжала я от ужаса.

Семен прижал дверь плечом и принялся истово ее крестить: