– Сама полети к нему. Ах, как полетишь, без приглашения навязываться, фу, мы кавказские девушки гордые. А, придумала, полети – типа сюрприз, и сразу поймешь, нужна ему или нет. Нет, не вариант, адрес нужен, Берлин – не деревня. Может, по геолокации?
– У меня есть его адрес, – такой поворот еще больше отрезвил Вику так, что даже голова закружилась. – Сказала: я тебе открытку отправлю, он мне написал адрес. Но уже поздно лететь, я без работы, деньги последние тратить, нет, нет. Да и пока найду работу и договорюсь с отпуском, виза кончится в конце ноября, – она забирает паспорт и убирает в левый нагрудный карман джинсовой куртки, похлопывая рукой по сердцу.
Так две подруги и крепко уснули в своей женской горечи, а утром проснулись от будильника, чтобы собраться в аэропорт.
– Спасибо, что пустила жить. Я даже не знаю, что сказать на работе на отсутствие командировочных бумаг, придется 10 ка вернуть из своих. К тетушке совсем не хотела ехать, у нее условия сама видела какие.
– Приезжай просто так, – предложила Ануш. – Я тебя в аэропорт провожу, как раз пройдусь.
– Выпьем на дорогу, чтобы все хорошо прошло, – и открывает Вика бутылку вина от тетушки. – Странно, откуда у нее так много вина, если винограда во дворе мало? Может, паленое, краситель со спиртом?
– Ну разве дала бы она тебе паленое? Она же разделяет в бутылки для продаж и себе.
Они вскрыли пластиковую заводскую бутылку, понюхали, вкусно пахнет, выпили. Обычно в заводской бутылке продают вино для отдыхающих, чтобы те не брезговали старой, использованной тарой, покупали и не спрашивали ничего. А вино для себя хранят либо в банках, либо в своих вымытых бутылках. Но тетушка Вики уже была пожилой, могла бы и перепутать.
Так называемая хванчкара быстро достигла дна в бокалах, а вторая половина в бутылке легко уместилась в чемодан Вики.
До аэропорта они шли 15 минут, перешли дорогу и с первого этажа вошли в аэропорт. После регистрации Вика не спешила идти к выходу, а осталась сидеть у «Шоколадницы» напротив табло. Ануш осталась сидеть рядом, до вылета оставалось еще почти полтора часа, и они продолжали болтать, Вика сняла свою крутую кожаную куртку и аккуратно сложила на спинку соседнего кресла, Ануш сняла свою джинсовую куртку и сложила на коленках. Легкое опьянение настигало девочек, но пока они не чувствовали этого.
– Здравствуйте, девочки, – раздался тихий мужской шепот. – Вы вместе путешествуете?
Раздраженная от последних событий Ануш и слегка подвыпившая резко ответила седому мужчине средних лет с прищуром:
– Какое ваше дело? Не приставайте, видите – мы разговариваем.
Вика ущипнула подругу за бедро.
– Ну вы не оскорбляйтесь, я хотел кое-что предложить. Я в Москву лечу, вина купил у таксиста, а у меня перевес, не оставить же, купите у меня бутылку, по своей цене отдам…
– Нам не надо, у нас есть, – опять нагрубила Ануш.
– Извините, но у меня уже полный чемодан, мне класть негде.
Мужчина еще раз посмотрел на двух девочек и заявил:
– Эх, значит, будет уроком не покупать от жадности. Значит, выпьем здесь, давайте налью, – достает из единственной дорожной сумки три пластиковых стакана.
– Да нам не надо, мы уже пили вино, – Ануш не перестает проявлять агрессию к мужчине, что в нем вызывает явное неудовольствие.
Седой мужик с прищуром вот уже доставал из сумки бутылку, но после слов Ануш убрал обратно:
– Я вас коньячком угощу, раз вы уже пили вино, смешивать не нужно, попробуйте коньяк домашний, – доставая жидкость в стеклянной таре.
Никто из девчонок не доверял словосочетанию «домашний коньяк», он был куплен в Адлере, или Сочи, или в Абхазии.
– Я у друга остановился в прошлом году в Веселом, у него небольшой дворик с виноградом, сами сделали вместе, вот он меня угостил сейчас прошлогодним. Попробуйте, просто сказка.
Никакого повода не верить не было. Раз уже не продает, а угощает, да еще и сам сделал с другом, то можно, но совсем чуть-чуть.
Загадочный расклад
Ануш просыпается легко, без головной боли. Какой-то красный свет сильно режет глаза так, что от боли приходится их закрывать, потом еще открывать. На третий раз перед глазами начинает вырисовываться некая картина интерьера, через мгновение интерьер становится четче, но совсем незнакомый ей. Красные шторы, плотно закрывающие окна, превращают утренний свет в красное, придавая комнате некую интимность вперемешку с тяжестью в воздухе. Оглянувшись, слегка приподняв голову, Ануш видит точно незнакомую себе комнату, обставленную черной, бордовой и золотистой мебелью. Комната достаточно большая, несмотря на убранство, место еще есть. Сквозь щель между шторой и оконной рамой на пол падает луч, разрезая комнату на половинки.
– Где я? – едва издался голос из уст Ануш. – Что с моим голосом? – задает себе вопрос, чтобы еще раз услышать охрипший свой голос, упираясь локтями в мягкую кровати с шелковым покрывалом.
Она вытягивает правую ногу и ставит на пол, встает, в это же время перетаскивая левую ногу с кровати, чтобы встать на обе ноги, но с грохотом падает на деревянный пол. Она оборачивается на кровать, с которой наполовину все еще висит ее нога, пристегнутая длинными наручниками к кровати. Раз она пытается отдернуть ногу, чтобы освободить, два пытается, три пытается, создавая шум и грохот. Бьется руками, ногами и начинает сколько может хрипеть, и вдруг она останавливается, прислушиваясь к другому шуму. А шум был за дверьми комнаты, кто-то быстро поднимался по деревянным ступенькам, и это все сопровождалось криками, один из голосов точно голос Вики, а второй был мужской, но на незнакомом языке.
– Открой, я сказала, открой, – потом перешла на английский, а оглушенный перегородкой голос Вики стал яснее.
Ануш хотела кричать, но из нее вышел только жалкий хрип. Дверь открылась, откуда ввалилась Вика, а за ней худой, длинный светлобровый тип, который что-то кричал на немецком, может, и не кричал, кто же этот немецкий поймет.
– Где мы, Вика? Что случилось? – охрипшим голосом вымолвила Ануш.
– Мы в борделе, вставай, – обращаясь к сопровождавшему ее белобрысому, Вика приказывает. – Немедленно освободи ее, – это ясно по ее вытянутому пальцу, направленному на лежащую на полу Ануш.
Мужчина, что-то говоря на немецком, достает из кармана ключик и подходит к Ануш. Освободив ногу из оков, нога девушки грохотом падает на пол, который онемел за это время. Далее на вопросы, где наши вещи и как мы сюда попали на английском языке, они не получают ответа, но получает пинок под зад, выталкивая их из трехэтажного многоквартирного здания с металлической дверью в подъезде.
– Как мы здесь оказались? Где мы вообще? – Ануш растерянно смотрит по сторонам, надеясь увидеть знакомые места.
– Мы в Германии, но не знаю где точно. С учетом того, что мы летели в Берлин. Никак иначе. Не могли же мы успеть доехать в другой город.
Тут за ними вновь открывается железная дверь борделя, и уже знакомый читателю длинный и худой мужчина выбрасывает сумочку Вики и джинсовую куртку Ануш.
– Надо искать вещи, телефон, деньги. Выяснить, как мы попали сюда.
Они усаживаются на тротуаре через дорогу от дома с железной дверью.
Вика во внутреннем кармане находит только банковскую карту. Ануш достает из кармана свой старый телефон, паспорт, а в нем бумажку, на которой карандашом для губ написан на русском языке адрес: Оуденордер стр. дом 23. Индекс 13347, Берлин. Квартира 12.
– Это мой карандаш. Может, это адрес, где мы сейчас? – спрашивает Вика.
– Может, я записала адрес Сандро?
– Может? Ты не знаешь, его это адрес или нет? Ты же отправляла ему открытку.
– Я не отправила, там почти сто сорок рублей вышло вместе с марками.
– Ну я спокойна, что ты на мужиков бабки не тратишь. Но скупая пипец. – Она застегивает куртку, осенняя свежесть пронизывает.
– Давай спроси у кого-нибудь, где это, – Ануш также застегнула свою джинсовку, в которой было значительно холоднее чем в Адлере. – Да как же я оказалась здесь? Что произошло?
И вдруг они обе как будто загорелись как лампочки.
– Давай поэтапно. Что ты помнишь последнее, Ануш?
– Как мы выходили из дома, потом шли по дороге в аэропорт… досмотр на входе, твоя регистрация, мы пьем коньяк.
– И я последнее помню коньяк… и два голоса! Один из которых, сильно охрипший, говорит: «В стеклянной таре».