Дерево-призрак

Мама обязательно будет ругаться из-за пятен на штанах, но мама ругалась из-за всего, что делала Лорен, – так что ничего нового.

Девочка аккуратно опустилась на сиденье велосипеда, стараясь не думать о том, в чем ее руки и сиденье. Отогнать от себя мысли о виде?нии – а это было именно виде?ние – про девочек, разорванных на клочки, было намного сложнее.

«Разорванных на клочки монстром, – подумала Лорен. – Монстром с человеческими руками».

Увиденное казалось какой-то бессмыслицей. Девочка скорее всего выкинула бы этот образ из головы, если бы не отпечаток руки.

Тот только сильнее запутывал ситуацию, потому что тоже был не совсем человеческим.

Правильно, думай об отпечатке, потому что, когда ты думаешь об отпечатке, ты можешь не думать о девочках.

А Лорен не хотела думать о девочках. Мигрень практически прошла, но за глазами ощущалась остаточная боль, словно она недавно ударилась головой.

На дороге было больше машин, чем раньше. Лорен выдвинулась на встречу с Мирандой сразу после обеда, и тогда люди в основном сидели по домам. А сейчас все отправились по делам, за книгами в библиотеку, за продуктами в магазин, повезли детей на бейсбольные тренировки. Лорен часто сигналили автомобили, и девочка всегда махала в ответ, даже если не узнавала водителя. Важно было держаться как обычно, держаться так, словно она просто едет домой после прогулки с Мирандой.

Лорен порадовалась, что подруги не было рядом, когда она вошла в лес. Миранде сперва стало бы противно от рвоты, потом страшно от приступа головной боли с последующим катанием по земле, а уж отпечаток руки на велосипеде и вовсе довел бы девочку до истерики. Так что, наверное, это к лучшему, что Лорен удалось выскользнуть из «Автоматов мечты» в одиночестве.

А если Миранда обиделась и не будет ей звонить какое-то время… Что ж, Лорен переживет. Она не разделяла восторгов на тему Тада и не желала тратить драгоценные летние деньки на то, чтобы смотреть, как он красуется в зале игровых автоматов.

А что, если Миранда больше никогда не позвонит? Что если она настолько обиделась, что больше никогда не станет с тобой разговаривать?

Лорен подумала, что, пожалуй, это ее расстроит, ведь они с Мирандой дружили очень давно. Но это вряд ли произойдет. Как только Миранда забудет Тада, ей опять понадобится человек, с которым можно будет поболтать, и, конечно, она позвонит старой доброй Лорен.

Но она не собирается просто сидеть и ждать подругу, решила девочка. Она будет заниматься своими делами.

«Какими еще своими делами? – прошептал тихий голосок у нее в голове. – Все, чем ты занимаешься, все, чем ты занималась хоть когда-то, ты делала с Мирандой».

«Найду себе новое занятие», – отрезала Лорен.

Она свернула на свою улицу, которая заканчивалась тупиком. Дом девочки был третьим справа, и как только она притормозила на подъездной дорожке, к перекрестку подъехал патрульный автомобиль полиции Смитс Холлоу.

Она помахала офицерам Миллеру и Хендриксу – последний сидел за рулем. Лорен он нравился: молодой, с приятной улыбкой и морщинками от смеха вокруг карих глаз. Завидев девочку верхом на велосипеде, он всегда притормаживал и опускал окно, чтобы спросить, как у нее дела.

Лорен считала, что, возможно, офицера Хендрикса по-настоящему беспокоила смерть ее папы, и он расследовал дело в одиночку, а расспросы про то, как у нее дела, – это тайный сигнал того, что не надо сдаваться, он все исправит и поймает убийцу.

Но в этот раз полицейский не остановил машину и не опустил окно. Казалось, он даже не заметил Лорен, хотя она стояла на солнце. Офицер Хендрикс промчался мимо намного быстрее, чем положено в жилой зоне, и девочка вдруг вспомнила, как днем патрульные автомобили летели по Мейн-стрит с орущими сиренами.

Она взглянула на тупик. У дома миссис Шнайдер, напротив Лопезов, была припаркована еще одна машина и «Шевроле» шефа полиции. Старушка Лорен никогда не нравилась: она всегда кричала на нее и других детей, когда те играли на улице в бейсбол или в футбол, и говорила, что они якобы «дико шумели».

Может быть, что-то произошло с ней. Хорошо. Хотя бы не с кем-то, кто мне нравится.

Она покатила велосипед на задний двор. Поначалу Лорен хотела помыть сиденье из шланга, но потом решила, что это лишь привлечет внимание к тому, от чего она внимание старалась отвести. Тогда девочка прислонила велосипед к обшитой стене дома и взобралась по ступенькам на крыльцо.

Как и во многих других домах в этом районе, задняя дверь вела на кухню. Брат Лорен Дэвид сидел за белым круглым обеденным столом с раскраской по Хи-Мену и старой коробкой от сигар, в которой хранились мелки: несколько новых, но в основном старые, поломанные, с частично отлепившимися этикетками.

Дэвид аккуратно заштриховывал костюм Скелетора ярко-синим цветом. Он не был похож на других детей своего возраста, которые рассматривали контуры раскраски скорее как препятствия на пути к истинному художественному самовыражению. Малыш всегда держался границ, и каждого персонажа раскрашивал как полагается.

– Где мама? – спросила Лорен, открыв дверь, затянутую москитной сеткой, и прошла к умывальнику.

– Убирается в ванной комнате на втором этаже, – ответил Дэвид. – Она сказала, что если ты опять забудешь, то не даст тебе на этой неделе денег на карманные расходы.

Лорен собиралась убраться после обеда. Правда собиралась. Но потом позвонила Миранда, и девочка забыла.

– Если бы она просто подождала, когда я вернусь, я бы все сделала, – проговорила Лорен раздраженно.

Как будто мама специально старается, чтобы Лорен почувствовала себя глупо, или намеренно ищет предлога наорать на дочь.

Девочка открыла шкафчик под раковиной и достала желтое пластиковое ведро, большую голубую губку и средство для мытья посуды. Бутылка оказалась почти пустой, но ей и надо было совсем чуть-чуть.

Лорен выдавила немного средства в ведро и заполнила его теплой водой до краев.

– Что делаешь?

– Устрою своему велосипеду автомойку, – ответила Лорен, закрывая кран и доставая из-под него ведро.

– Я хочу помочь, – сказал Дэвид, закрывая раскраску и спрыгивая со стула.

– Сперва попроси разрешения у мамы, – Лорен быстро соображала. Пока брат поднимется на второй этаж, она успеет оттереть сиденье от застывшей крови и грязи. – Ты можешь промокнуть.

– Халашо.

Девочка улыбнулась, а Дэвид побежал через гостиную в сторону лестницы. Для маленького ребенка он выражался очень внятно, но всегда произносил «хорошо» как «халашо» – с того самого момента, как научился говорить.

Дэвид встал внизу лестницы и позвал: «Мама!». Ему не позволялось подниматься наверх без присмотра, а поскольку с первого раза его скорее всего не услышат, у девочки появилось в запасе несколько минут. Она выбежала на улицу с ведром, не обращая внимания на то, что немного воды выплеснулось прямо на пол кухни. Подотрет, когда закончит, а сейчас главное помыть сиденье.

Спустя пару минут Дэвид вышел через заднюю дверь, и она с хлопком закрылась за его спиной – эта привычка сводила маму с ума.

– Мама сказала, что я могу помочь.

Лорен уже протерла сиденье и начала мыть раму.

– Чем будешь мыть, пальцами?

Дэвид нахмурился:

– У меня нет губки.

– Сходи поищи еще одну в шкафчике, – сказала Лорен. Она была почти уверена, что видела там ярко-розовую губку в упаковке.

– Халашо, – Дэвид зашел обратно.

Лорен осмотрела сиденье, покрытое узором из света и тени от дуба, что рос у них во дворе. Оно еще не высохло, так что девочка не могла быть уверена на 100 %, но вроде бы крови не было видно. Она прошлась по нему мыльной губкой еще раз – чтобы наверняка.

Вдруг до нее донесся скрип – как будто резиновая подошва кроссовка скользит по полу, – глухой удар и крик Дэвида.

Вода. Она уронила губку в ведро.

Когда Лорен распахнула заднюю дверь, малыш сидел, потирая затылок. В целом он не был плаксивым ребенком, но слезы собрались в уголках его глаз, а значит ударился Дэвид довольно сильно.