Чай, чапати, чили, чилим

– В целом неплохо, – сказали мы агенту, – и когда сюда можно будет переехать?

– Да хоть на днях! – воскликнул он. – Сейчас тут проживают друзья хозяина из Бомбея, приехали отдохнуть, развлечься. Но они уезжают сегодня-завтра.

– Хм, а когда мы будем здесь жить, друзья хозяина тоже будут приезжать?

– Что вы! – изумленно взмахнул ресницами агент. – Просто это новые апартаменты, никому еще не сдавались. Никто не потревожит вас, когда вы тут поселитесь. Если желаете, можно сегодня же заключить договор.

Да! Мы желали! Как можно скорее. Переехать в этот дворец в центре города из комнатенки в Виджаянагаре с неспокойными соседями за стеной. Мы заключили договор, Нейсон и Реза его тщательно изучили, и Жанна заплатила депозит.

Через два дня мы пришли в агентство за ключами, но там нам заявили:

– Ой! Представляете, эти люди из Бомбея еще не съехали. Не могли бы вы подождать еще два дня?

– Как! – завопили мы, – а где мы будем жить? – Агент развел руками.

Через два дня он попросту спрятался куда-то. По телефону мы узнавали о его болезнях, поломках машины, сверхсрочных делах. Казалось, что в жизни его наступила черная полоса с тех пор, как им был получен депозит. Стало ясно, что жить в прекрасной квартире и кататься на качелях мы не сможем никогда.

Сейчас-то я понимаю, что агент показал нам не жилой дом, а недавно построенную гостиницу уровня пяти звезд. Удивительно, почему иранцев, проживших в Индии четыре года, не насторожило, что комнаты были полностью меблированы? В Индии квартиры сдают пустые: ни столов, ни стульев, – разве что лампочки не выкручивают. А тут – телевизоры, фонтаны, рояль!

Деньги нам вернули, но не сразу. Каждый день мы приходили и получали их порциями, а жили в гостинице "Подсолнушек" за пятьсот рупий в сутки, не представляя, что делать дальше. Первый неудачный опыт выбил из колеи. Бездомные, в чужой стране, мы все-таки решили поучиться, и пришли в колледж на занятия. Там нас с нетерпением ждали работники ICCR.

"Что это такое?! Куда вы пропали?!"

Можно представить, что они пережили, не обнаружив нас в Виджаянагаре. Им доложили, что мы съехали несколько дней назад в сопровождении неизвестных мужчин с наружностью арабских террористов. Бедный директор ICCR уже кусал локти и представлял, как будет отчитываться перед русским консулом и нашими родителями. Нас могли обмануть, украсть, продать в рабство и просто убить. И все потому, что опекуны нас не уберегли.

– Немедленно дайте свой адрес! Вы должны предупреждать о каждом своем шаге! Где вы живете?

– В гостинице "Подсолнушек", – тихо ответили мы. Было неловко. Они действительно за нас волновались. А мы просто не привыкли, чтобы нас опекали. Подумав, все-таки решили переехать в общежитие. Надо освоиться и не торопясь подыскать подходящее жилье. После занятий сотрудники ICCR повезли нас на рынок закупать матрацы, одеяла и посуду.

– Как бестактно, – возмущался мистер Лобо, – сказать, что наше общежитие похоже на тюрьму! Думаете, не обидно такое услышать? Индийские девушки живут и никогда не жалуются. В следующий раз, прежде чем приглашать в Бангалор русских, я прикажу построить здесь дворец.

Мы молчали.

Овощи, мэм

На ужин мы берем себе риса из столовой и приносим в комнату, хотя делать это запрещено. Соседки внимательно смотрят на нас. Ужин готовится просто: в одном большом котле варят рис, в другом – карри. Карри состоит из овощей, приправ и, конечно, чили. Когда все готово, шлепают на тарелку рис, сверху – карри, и кушайте на здоровье. Рис в Индии не солят. Помяв вилкой еду, зачерпываю немного и кладу в рот. Мысленно кричу: "Мама! Роди меня обратно!" – Жгучая боль опаляет и горло, и нёбо, и губы, я краснею, из глаз льются слезы. Жанна протягивает бутылку с минеральной водой. Глушу пожар и отставляю тарелку в сторону.

– Не будешь? – спрашивает Жанна. Я отрицательно мотаю головой.

– Столько людей голодает.

– И я с ними заодно.

Жанна, когда голодна, может съесть практически все. Но ей тоже не удается осилить первый "общажный" ужин. Идем во двор, там мусорные баки, куда выбрасывают остатки пищи, прежде чем мыть тарелки. Нетронутая еда вызывает уйму вопросов у студенток. Они спрашивают на местном языке – каннада, но в этот момент он нам понятен. "Остро. Слишком остро. Есть невозможно"! – отвечаем мы по-английски и на хинди, выразительно закатывая глаза и показывая на горло. Спать укладываемся голодные и злые.

Утро в Индии начинается рано. Еще до рассвета пробуждаются индийские девушки и устраивают перекличку в коридоре.

– Падма!

– Мамла!

– Маджила!

Как будто соревнуются, кто из них голосистее.

– Сейчас выйду, по стенке размажу, – грозится Жанна. Не выйдет, ей лень выползать из–под одеяла. Слышится гром ведер, смех, перепалки на незнакомом языке – и все это за нашей дверью. Но мы спим, не поддаваясь на провокации. Вдруг кто-то ухает чем-то тяжелым в дверь.

– Ну что еще?! – рычит Жанна.

Стук повторяется снова и снова, наверное, произошло что–то важное и будить нас велено до победного результата. Я влезаю в джинсы и распахиваю дверь. На пороге стоит беззубый худой старик на тонких ногах, в грязной майке и дхоти (кусок ткани, которым мужчины оборачивают себя вместо брюк). Это повар. Ему одному из всего мужского населения города не возбраняется свободно гулять по женскому общежитию. Он весело улыбается кроваво-красным от постоянного употребления бетеля ртом.

– Что вам надо? – спрашиваю я.

– Овощи, мэм! – счастливый старик протягивает мне железную миску с зеленым месивом. Я растерянно принимаю ее, и повар уходит. Индусы сориентировались быстро: не можете есть острое, пожалуйста, вам пресное. А с голоду помереть не дадим.

– Что он принес? – выглядывает из-под одеяла Жанна.

– Завтрак в постель, – улыбаюсь я, подсовывая ей под нос миску пахучего силоса, – хочешь?

– Фу! – отворачивается Жанна. – А что так рано?

– Чтобы с чили не успели перемешать, – догадываюсь я.

Ковыряем завтрак, в нем трудно узнаваемые кабачки и очень редкие куски картошки. Остальная масса похожа на траву с газона, присыпанную какими–то семенами.

– Лучше не стало, – комментирует Жанна, – давай выбросим?

– Давай! – соглашаюсь я. Прикрывая содержимое миски рукой, воровато пробираюсь к мусорному баку. В железном ящике меня ожидает сюрприз – толстая, очень важная обезьяна. Она заполняет собой все пространство. Трудно представить, что ей под силу поднять свое необъятное брюхо. Как-то неудобно вываливать на нее пищу, хочется вручить вместе с тарелкой и вилкой. А то еще рассердится за испорченный костюмчик. Но тарелка может еще пригодиться. Я быстро опустошаю ее, стараясь не попасть в царственную особу, и бегу прочь, пока она не распробовала подношение. За время нашего пребывания в общежитии, я ни разу не видела, чтобы к мусорному баку подходили уборщики. Либо они приезжали рано, пока мы спали, либо обезьяны, вороны и бурундуки справлялись сами.

– Придумала! – радуется Жанна, – мы сварим яйца. Хорошо, что купили электрическую плиту.

Но единственная розетка, увы, в коридоре, и к ней выстроилась длинная очередь девиц с ведрами. Они неукоснительно придерживаются хорошей индийской традиции: омываться с головы до ног каждое утро до восхода солнца. Поскольку сейчас время холодное, то и вода в душе почти ледяная. Вот они и стараются встать пораньше, чтобы с помощью кипятильников нагреть воду. Похоже, что с мечтой о вареных яйцах лучше расстаться.

– Я пропущу вас, – неожиданно говорит девушка с роскошными волосами.

Студентки немедленно собираются вокруг, спрашивают, что мы готовим, и смотрят с любопытством, как будто варка яиц невероятно увлекательный процесс. Сладкий чай с молоком проще взять в столовой. В Индии его подают в маленьких металлических стаканчиках, не доливая жидкость до краев, чтобы можно было держать емкость. Для приготовления такого напитка используют не листовой чай, а очень мелкий, почти пыль, и заваривают его прямо в кастрюле с кипящим молоком. Потом добавляют воду.

После завтрака Жанна запирает дверь и затягивается сигаретой. Курить запрещено не только в общежитии, но и на всей территории колледжа. За курение могут даже исключить из учебного заведения и выгнать из общежития. Большинство индийских девушек не курят, а те, кто поддался соблазну, считаются испорченными. Но что такое слово "запрещено" для русского человека?

Как назло, в коридоре раздаются голоса, шаги, и вот уже в нашу дверь стучат. Жанна с досадой приминает тлеющее зелье и прячет сигарету, потом широко распахивает окно и пытается развеять дым, размахивая тетрадкой. Я поджигаю пластинку от комаров. В дверь ломятся, приходиться открывать. На этот раз нас пришла навестить целая делегация: комендант и с ней еще несколько женщин. Одна из них, в военной форме, принюхивается:

– Вы здесь курили?! – восклицает она.

– Нет, конечно, – защищается Жанна, – пластинки поджигали.

– У пластинок совсем другой запах, – гневно сверкает глазами Леди – острый нюх. – Не надо меня обманывать. Следует подчиняться правилам общежития!