Он вытащил из котла половинку разваренного кролика и вонзил в нее крепкие зубы. Высоко в небе заблистали звезды: ярко-розовая Тала и сиреневая Тилвила. Ночь Ярких настала.
Ятрим распустил Аше пояс, аккуратно стащил с нее куртку и блузу. Одежда ее была необыкновенно приятна на ощупь. Девушка не шевелилась. Он залюбовался ее обнаженной грудью. Слов нет, хороша! Распутал ткань, что служила ей юбкой. Странно, что придется войти в нее обморочную или спящую, но он, конечно, справится.
Восторженный, он погрузил пальцы в золотые завитки волос. Как можно такую отвергнуть? Ятриму показалось, что она вздохнула. От света самых почитаемых на Иде звезд ее обнаженная кожа заалела. Ятрим нежно погладил бедра, провел губами по теплой коже грудей, сосками устремленных к Ярким. Он сам покраснел и сладострастно вздрогнул от предвкушения. Звезды ждали, и Ятрим не стал медлить. Она застонала, откликнулась. Он обрадовался – ожила! Но уже не останавливался, не сбивался с ритма: «Получи, Одаренная! Вот тебе! Я же тебя спасаю, правда? Я тебя век спасать готов. Пусть видят Яркие. Пусть завидуют!»
Аша приоткрыла затуманенные очи. Тело ее оживало быстрее, чем сознание. Вбирало толчки, радовалось. Свершилось, не брошена, не оставлена в эту важную ночь. Вся – в служении Ярким, как издревле заведено. Да не погаснет никогда благое пламя любви! Она не могла видеть ясно лицо Ятрима, но он казался ей совершенным, как Бог, прекрасным, как сон о Золотом драконе. Пусть никогда не иссякнет его благодатное семя!
– Гляди-ка! – кшейт Зубр указал Расведу на небо. Тала и Тилвила пульсировали, сверкая ярче, чем обычно. Свет расходился от них, расцвечивая ночное небо лиловыми всполохами. – Видишь? Видишь? – радовался кшейт. – Живая!
Ённа остановилась на тропе в лесу, чтобы понаблюдать за редким явлением. Ожившие звезды посылали друг другу приветы – объятья шириною в небо. По иданским преданиям Тала и Тилвила были первыми влюбленными, вознесенными на небо. Говорили, что порой они ссорятся, тогда звезды меркнут подобно тлеющим уголькам, и на Иде наступают темные непроницаемые ночи. Иногда же, их горячие лучи тянутся друг к другу и рассеивают тьму – значит, их страсть разгорелась не на шутку. Но ярче всего сияют Тала и Тилвила, когда на Иде зарождается новая любовь.
Ятрим лежал на траве в обнимку с Одаренной. Он наблюдал небесные танцы и думал, что все это происходит у него в голове. Наверное, ее снесло от счастья. Одаренная выздоровела окончательно и, приподнявшись на локте, любовалась своим спасителем. Настоящий красавец: статный, ладный, синеглазый, волосы русые до плеч. Не чета тому лопоухому недоумку. Ее глаза лучились благодарностью.
– Прости, что не станцевала для тебя, – маленькая ладонь коснулась его щеки. – Я уже стояла на ладье смерти. Спасибо, что забрал меня!
Вид у спасителя все еще был ошарашенный. Может, он ее не слышал?
– Скажи что-нибудь, – попросила Аша.
Ятрим прикрыл вдруг глаза и продекламировал вдохновенно:
Ты вся горишь, твой лотос пышет,
Я напряженный и тугой.
Пусть Небо смотрит, пусть услышит:
Я принимаю жребий свой!
И бьюсь упругий и счастливый,
Твой грот утех, заполоня.
Волна вздымается игриво:
Прими меня, прими меня!
Я брызну вожделенной влагой,
Как перламутровой росой,
И вдруг с приветственною тягой
Меня обнимет Лотос твой!
Свершилось, Небо покачнулось,
И, рассыпая звезд букет,
Как к талисману прикоснулось,
Благословило наш дуэт.
Девушка засмеялась, не ожидала такого признания.
– Ты поэт?
– Поэт, – наконец-то, он посмотрел на нее. – Как тебя зовут, Одаренная?
– Аша.
Ятрим притянул ее к себе, прижал покрепче.
– Аша, ты живи у меня.
Они не ушли с пригорка до самого утра. А когда закончилась ночь Ярких, кшейт и Ятрим увели Одаренную в свою деревню. Расвед вернулся двумя днями позже. И хотя он перестал казаться Аше желтоглазым оборотнем, они друг друга невзлюбили.
Глава 2
Земля за высокими стенами Граца была сухая, безжизненная. Отвалы серых комьев громоздились над беспорядочными, никуда не ведущими траншеями. Бесцветные мракилы ревели дурными голосами и поднимали тучи пыли, что затрудняло поиски.
Шишира терпеливо кружил над равниной, всматриваясь в блеклые фигуры несчастных ящеров. Потеряв разум, драконы скоро утрачивали, присущие их породе цвета. Краем глаза Шишира следил и за своим племянником, Кирошей, нарезавшем круги подле него, с самым сосредоточенным выражением на морде. Он боялся разочаровать Шиширу – вдруг дядя больше не возьмет его с собой на “боевое задание”. Он очень хотел увидеть Ваташу первым. Шишира понимал, что племянник, прежде всего, несказанно рад возможности размять крылья, почувствовать свою драконью мощь, и не винил его.
Одна из мракил взбежала на холм, забив крыльями, как подбитая курица, и кубарем скатилась вниз в ложбину.
– Туда! – приказал Шишира.
Два дракона немедленно начали снижаться. “Будь осторожен, – предупредил Шишира на оме – мысленном общении образами. – Не хватало еще, чтобы мракила застала тебя врасплох”. Они опустились по разные стороны впадины, в которой лежал на боку больной дракон. Лазурный Ваташа превратился в бледного, испещренного синими пятнами мутанта, он дышал с присвистом и смотрел сквозь Шиширу, не узнавая его.
– Кто это сделал, Ваташа? – попытался поймать блуждающий взгляд несчастного Шишира.
Ваташа ощерился, слюна закапала с его побелевших десен. Неожиданно он поднялся на дыбы, молниеносно развернулся и кинулся на Кирошу. Племянник – молодец, среагировал быстро: качнулся назад, захлопал крыльями, поднялся в воздух скорее, чем озлобленный дракон коснулся его. Ваташа не смог взлететь, рухнул на живот, заскулил. Шишира содрогнулся. Еще вчера он разговаривал с веселым здоровым Ваташей. Беззаботный любимчик дам собирался на королевский бал.
– Скажи мне, кто это был? – повторил свой вопрос Шишира.
Кироша вернулся на прежнее место. Ваташа сел на задние лапы, дернул крылом раздраженно.
“Как можно разучиться летать за один день?” – подумал Шишира. Но именно это и происходило с каждым заболевшим драконом.
– Что он делает? – завопил Кироша, отпрянув назад.
Ваташа выгнул шею и остервенело впился зубами в свое крыло. Послышался хруст. Невозмутимый Шишира отвел глаза. Мракилы сами отгрызали себе крылья. О неистовое пламя Нимеланы, упаси от такой чудовищной участи!
– Перестань! – крикнул Кироша.
Ваташа услышал, повел мордой в его сторону и задышал угрожающе. Не сводя с Кироши безумных дымных глаз, дракон прохрипел:
– Сгинь вонючий изменник. Убирайся на Сирин, шкура. Ползай на брюхе, отродье змиево! Сдохни, тухлый!