Бессмертие не для всех

"Этому-то что здесь надо?" – возмутилась Мирэя, но затем, почувствовав прилив сил от стыда и злости, быстро преодолела последние ступени и даже прошла немного по крыше, больше не оборачиваясь и не задаваясь вопросом, почему кто-то лазает через стены замка ранним утром.

Ее встретила встревоженная Айрен, благополучно вернувшаяся раньше госпожи. Она что-то спрашивала, но Мирэя ничего не слышала. "Потом все", – еле прошептала принцесса и, как только очутилась у себя, упала на кровать и уснула.

Заговор

На следующий день Мирэя проснулась поздно. Большого труда ей стоило подняться с постели – все тело ныло. Когда она посмотрела в зеркало, то не узнала себя. На нее смотрела бледная особа с распухшими губами и спутанными волосами. Вошедшая в комнату Айрен, поначалу довольно беззаботная, тоже была напугана видом подруги. Тихо, как две заговорщицы, они вспоминали свои похождения на празднике. Принцессе было трудно об этом говорить, кое-что пришлось утаить. Она сто раз прокляла "майского жениха" и даже залилась истерическими слезами. Все воспоминания об удовольствиях, испытанных вчера, рассеялись; осталось оскорбленное самолюбие и негодование по поводу столь не характерной для нее внешности. "Ну почему я не послушалась папу?" – мучилась поздними угрызениями совести Мирэя.

Она ни за что не согласилась бы на просьбу отца спуститься в приемный зал и поприветствовать гостей: Зарада и Арфеста, – но ей необходимо было узнать, что говорят о бегстве королей, избранных Сиреневой ночью. Неизвестность мучила ее, и принцесса надеялась выведать все у Арфеста.

Измученная обманщица появилась на веранде, где сидели гости. Сначала она не заметила ничего особенного, так как тень виноградных листьев скрывала лица присутствующих, а потом было поздно. Мирэя увидела Юниэра, и сердце ее подпрыгнуло прямо к горлу, ухнуло вниз, а потом быстро-быстро заколотилось в груди. "Что он здесь делает? Неужели отцу все известно?" – ужаснулась она.

– Милая кузина, позволь представить тебе моих лучших воинов, – вышел навстречу ей Зарад.

Юниэр и Лафер поклонились. Лафер опустил глаза, а Юниэр, как показалось принцессе, дерзко смотрел на нее. В ответ на их приветствие она едва кивнула.

– Хорошо, что ты пришла, – сказал Киннар, встал с места и строго оглядел всех. – Я хотел, чтобы ты присутствовала на этой встрече.

Он сделал знак слуге, и через минуту тот привел высокого, светлокудрого юношу – фейра. Все были изумлены. Юниэр и Лафер перемигнулись. Арфест скривил губы. Ненависть исказила лицо Зарада.

"Еще сюрприз", – подумала Мирэя с досадой, узнав вчерашнего незнакомца, наблюдавшего как она висела на веревочной лестнице.

– Позвольте представить вам Дориана Скользящего, – обратился к собравшимся Киннар. – Я ожидал его завтра, но Дориан скор. Радостной неожиданностью для меня был его утренний приход.

– А что корабли из Этерии все еще заходят в ваши гавани? – сухо спросил фейра Зарад.

– Нет, – покачал головой Дориан, – давно не заходят. – Но я много лет дружу с нарисейцами, эта земля мной любима, поэтому я не хочу покидать Байлаш.

– Ваше время прошло, скоро все вы сбежите в свой заповедник. Байлаш и Крор принадлежат людям по праву.

– По какому праву, Зарад? – нахмурился король. – Раньше наших поселений возникли в Кроре великие государства фейров.

– Что из того? Сейчас Сарказ там сильнее всех, он сосет последние соки из тощей земли и натравливает злогов на наших собратьев. Если фейры так уж искусны в магии, пусть придумают, как уничтожить его. Но они трусливо держатся в стороне, дрожа за свои вечные жизни. Только мои ребята сражаются, защищая несчастные народы Крора.

– Облагая их при этом немалой данью, – заметил Дориан. – Люди лишь выбирают из двух зол меньшее.

– Отчего же фейры не сражаются с большим злом так, как считают нужным?

– Лютый враг Дамарх был свергнут.

– Если б не Хем, Дамарх по-прежнему правил бы нашим миром!

– Хем был сыном Сорель, майяви, – возразил Дориан.

– Довольно! – властно остановил их Киннар. – Не надо перечислять достоинства наших предков. Мы гордимся ими, но будет ли повод у потомков вспомнить нас? Неужели не замечаете вы, что живете в век алчности, зависти, ненависти? И для меня не секрет, Зарад, что боевых орлов Сундара в Кроре боятся так же, как уродливых прислужников Сарказа. И твоя популярность куплена награбленным золотом, да еще обещаниями обессмертить людей.

Шанкары давно отвернулись от нас, наш век сократился вдвое. То, чего Нар не дал нам добровольно, силой не вырвать! Запомни, как только наши бесчинства переполнят чашу терпения шанкар, Сундар погибнет. Пока не поздно, мы должны образумиться, великим делом загладить ошибки. Объединившись с фейрами, мы объявим войну Сарказу и уничтожим его.

– Нет, – ответил Зарад.

– Отчего же, – удивился Киннар, – ты не хочешь падения Сарказа?

– Мы справимся с этим без фейров!

– Но вы не делаете этого, – покачал головой Киннар. – Много лет армия воюет с последствиями и не трогает причину. Мне кажется, тебе выгодно не трогать такого врага, как Сарказ, ведь исчезни он, под каким благовидным предлогом ты будешь собирать дань с народов Крора?

Зарад вскочил.

– Вы хотите ссоры, дядя? Зачем наговариваете на меня и делаете сообщником нашего злейшего врага?

– Я не хочу ссоры, – устало вздохнул Киннар, – просто говорю свое мнение. Я хочу, чтобы все было открыто и ясно, а не исподтишка.

– Так критикуйте меня сколько угодно, когда мы одни, но здесь Мирэя, ваша дочь, здесь мои воины! Зачем им знать ваши домыслы?

– Слаб тот, кто боится правды, – твердо возразил Киннар.

– Я не боюсь правды, дядя, – процедил сквозь зубы Зарад и сел на место, затаив обиду.

– Я, – раздался вдруг голос Юниэра, – ничего против фейров не имею. В Кроре мы с ними дружим и помогаем друг другу. Они много знают и у них есть чему поучиться.

– Если бы ты жил вечно, – тонко усмехнулся Арфест, – то и знал бы куда больше.

– От вечной жизни можно устать, – возразил Юниэр. – Мне по нраву та, что у меня есть.

– Да, – вздохнул король, – уж лучше умереть, чем век за веком наблюдать кровавые распри и видеть, как все, что с любовью создавалось в течение долгих лет, рушится за несколько дней. Но не будем падать духом, может быть, нам еще удастся договориться. Завтра я обнародую свои планы, и если люди не потеряли разум, то внемлют призыву. Тебя, Зарад, я не убедил? – обратился король к насупленному племяннику.

– Нет, отчего же, – возразил Зарад, – разумом, не сердцем, я вас понимаю, но хотелось бы знать подробнее ваши планы.

– Охотно поделюсь, – согласился Киннар, – давайте перейдем в мой кабинет, здесь становится слишком жарко, а туда не проникает зной. Там и обсудим все подробно.

Мирэя не хотела участвовать в словесных распрях и давно выжидала подходящего момента, чтобы уйти. Она пыталась вникнуть в серьезный разговор, но мысли ее занимал только Юниэр. Что-то вольное, бесстрашное, значительное в его лице приковывало к нему внимание. Находиться с ним рядом в комнате, полной других людей, терпеть его призывные взгляды, пока отец рассуждает о необходимости союза с фейрами, было невыносимо! Ей казалось, что все уже заметили, как она смущена и вот-вот расплавится от стыда. Она попросила позволения удалиться к себе.

– Ты разочаровываешь меня, Мирэя! – сказал Киннар. – Тебе не интересно, что происходит в государстве?

– Государство тебя тоже разочаровывает. Я устала от политики, – капризно пожала плечами принцесса.

– Что ж, отдыхай, – вздохнул король.

– Может моим воинам тоже лучше уйти? – спросил Зарад.

– Нет. Мне по душе твои воины, – возразил Киннар.

Мирэя откланялась и вышла во внутренний двор; там она умыла разгоряченное лицо у фонтана. "Почему папа такой недовольный и усталый, – думала она, – неужели быть королем значит чахнуть от скорби?" – Девушка опустила руку в воду, чтобы погонять мелких рыбок.

Когда все пошли в королевский кабинет, Юниэр улучил момент и проскользнул во двор. Он бесшумно подкрался к Мирэе и коснулся губами ее волос. Она вздрогнула.

– Ты? Что тебе надо? – Принцесса готова была заплакать. – Ты относишься ко мне без должного почтения!

Юниэр изумился.