И он замолчал. Просто сидел и молча меня разглядывал – такую беззащитную, запуганную, закутанную всего лишь в полотенце, беспомощно сидящую на полу в комнате его дома.
Добычу его отца.
Мы могли бы учиться с ним в институте на одном курсе или познакомиться на дне рождения у какой-нибудь моей подруги. Могли бы там весело болтать, а потом может прогуляться по набережной или прокатиться по вечерней Москве. Мы были бы с ним на равных правах или даже я бы ещё может покапризничала, а он бы старался завоевать моё расположение. Мы могли встретиться в клубе или на какой-нибудь конференции, как обычные люди, в обычных условиях, как самые обычные парень и девушка, мы могли бы… Но всё это было в другой реальности. Не в этой. Здесь я была от него зависима, я была практически в полном его подчинении… Разве то, что принадлежит отцу – не принадлежит и его сыну, по праву наследования? Я была почти голая у его ног. В прямом смысле слова.
И вдруг… мне стало так горько и обидно… как-то всё разом навалилось на меня – все события последних суток… и предательство отца и унижения от Жоры… я почувствовала себя маленькой хрупкой и слабой девочкой, за которую абсолютно некому было заступиться… мне вдруг невыносимо сильно захотелось, чтобы этот незнакомый парень помог мне. Ведь, в сущности, он не обязательно должен быть похож на своего мерзкого папашу. Мне кажется в нём есть что-то благородное… И он мог бы защитить меня. Почему нет? Я почувствовала к нему какое-то расположение, доверие. Мои губы едва сдерживались, чтобы предательски не зашептать – пожалуйста, спаси меня. Спаси.
И я так поверила в него, так беззаветно прониклась этой надеждой, что от эмоционального накала глаза мои сами по себе увлажнились и слеза стекла по щеке.
– Нууууу…. – успокаивающе протянул он. – Не надо слёз, дурёха. Такая отважная – вон как меня торшером угадала – и вдруг плачешь.
– Извини, я думала это он, – сказала я и ещё пуще прежнего постыдно разрыдалась.
Он встал, взял со столика салфетку, подошёл ко мне и опустился на колени. Убрал мою руку от зареванного лица и несколько раз салфеткой промокнул мои глаза.
– А ты красивая, – заметил он.
Я увидела его совсем близко. А всё-таки знатно я разбила ему бровь.
И вдруг я почувствовала к нему такое непреодолимое влечение, какая-то волна обдала меня с ног до головы, сердце сжала какая-то неизвестная ранее тоска… мне так сильно захотелось, чтобы он обнял меня, прижал к себе, взял на руки и унёс подальше от этого дома и её ужасного хозяина, что я почти сама обняла его.
Но он поднялся. Выпрямился.
– Ладно, мне пора.
Что???!!!! Мысли роем закружились в моей голове.
– Разве ты мне не поможешь? – тихо-тихо выдавила я.
Он посмотрел на меня, как на дурочку.
– Забрать у отца его трофей?! Да ты представляешь, что он с нами сделает? С тобой-то ладно. А у нас с ним совместная компания, там же миллиардные обороты. Потерять это всё из-за абсолютно незнакомой мне малолеточки? Хоть и бесспорно красивой. Прости, дорогая, но нет. Не равноценный бартер.
Каждое его слово режущей болью отзывалось в моём сознании, но… винить его я почему-то не могла… я как будто невольно подыгрывала ему, подсознательно принимая логичность его доводов. Слова он говорил жёсткие, страшные для меня. Но я хотела его слушать. Господи, да что со мной.
– Я понимаю, – снова тихо сказала я. – Как тебя зовут?
– Давид. Ну, давай поднимайся.
Он протянул мне руку – ту самую крепкую сильную руку, которой затащил меня обратно в этот ад – и помог подняться. Я стояла перед ним опустив голову.
Он слегка встряхнул меня так, чтобы я посмотрела в его глаза – в его глубокие тёмные глаза.
– Тебя наверно интересует – почему я затащил тебя обратно в эту комнату, когда ты пыталась убежать?
– Да.
– Потому что я мыслю аналитически. Ну вот выбежала бы ты и что? Внизу тебя всё равно перехватила бы охрана. Отец был бы в бешенстве и жестоко наказал бы тебя. Он люто не выносит, когда идут против его слова. Уж я-то его знаю, поверь мне. Тиран! – гордо произнёс Давид. – Здесь нужно по-другому. Ну пока!
Он слегка притянул меня к себе, аккуратно поцеловал в лоб и вышел.
Ключ в замке снова запечатал эту чёртову дверь.
По-другому… зачем он это сказал? Неужели он всё-таки мне поможет. Но как? Давид… Давид – какое красивое имя. Давид и Голиаф – почему-то вспомнилось мне.
Я снова упала на постель, бессмысленно уставившись в потолок. Несмотря на то, что вечерняя угроза никуда не исчезла – мысли мои вновь и вновь возвращались к Давиду.
Ничего же толком не сказал он, ничего не сделал… почему я думаю о нём. Загадка.
Глава 5.
В три часа дня замок моей двери снова ожил. Какой-то пожилой мужчина невыразительной наружности принес мне обед. Я пыталась с ним заговорить, но тщетно.
Он меня полностью игнорировал. Видимо, на этот счёт у него были строгие инструкции.
На подносе дымился ароматный бульон, на второе была телятина с овощами и, ко всему прочему, на подносе была записка.
Не ожидая ничего хорошего, я развернула её.
«Крошка Тина, спешу поскорее закончить все дела, чтобы испить, наконец, сок из твоей девственной малышки. Твой Жора.» Тварь. Тварь! Тварь! Тварь!!!
Обед был безнадежно испорчен. Невозможно есть, когда на тебя волнами накатывают приступы отвращения.
Мерзкая свинья! – думала я. – Никогда, слышишь, никогда я не отдамся тебе, только через мой труп.
С каждым часом неизбежно меркла и надежда на Давида. Не станет он рисковать своим благополучием ради какой-то дурочки. У богатых мышление заточено по-другому. Любовь, сострадание, нежность… всё это для них ничтожно по сравнению с успехом, амбициями и большими деньгами. Сердце для них подспорье, а не враг разума.
Да и какое сердце, боже мой, какая же я дура… кто я для него?
Очередная шлюшка его отца. Наверняка он ни на йоту мне не поверил.
А, между тем, дело близилось к вечеру.
Я судорожно размышляла – что мне делать… Побег невозможен. Всё же убить себя? Я слишком слаба для этого. Убить крёстного? Я ещё слабее… я могу сопротивляться, кусаться, орать… но убить. Едва ли. Впрочем, я могла обезобразить себя, чтобы он утратил ко мне интерес.
Но мне потом жить с этим… Жить всю жизнь уродиной, чтобы каждый раз перед зеркалом вспоминать об этом старом ублюдке? Ну нет, дядя, это слишком дорогая цена.
Я была в полнейшем ступоре, несколько раз порыдала… но облегчения это не принесло.
За окном окончательно исчезло солнце, во дворе включились фонари. Особняк готовился к своему привычному вечеру, чего уже никак нельзя было сказать обо мне. Это вечер меньше всего обещал быть привычным… скорее трагичным, почему-то подумалось мне.
Ключ!
Этот металлический шум замка моей двери, уверена, навсегда останется в моей памяти и будет сниться мне в кошмарах при каждом удобном случае. Каждый раз, когда в жизнь мою будет врываться тревожность, страх или пугающая неопределенность – лейтмотивом этих эмоций будет поворот этого проклятого ключа. Но это будет когда-нибудь потом, а сейчас…
Ключ открывал замок.
Я как раз закончила поздний обед и в руке моей угрожающе обжилась вилка. Слабое, конечно, подспорье, но всё же. Пусть только подойдет на расстояние вытянутой руки.