В коридоре она случайно столкнулась с дядей. После приёма в доме Горация Гай Фабий решил ненадолго заглянуть к брату. Он улыбнулся племяннице, но эта ненавязчивая улыбка лишь испугала её, и она в спешке удалилась.
– Я рад, что вскоре в твоём доме будут сразу две свадьбы, – начал он.
– Благодарю, – ответил Клавдий. – В чём цель твоего визита, брат? Уже поздно.
– Я не займу много твоего времени, поверь. Я хотел спросить, почему Антоний?
– Что «почему»?
– Почему ты выбрал Антония в качестве будущего зятя?
– А почему бы и нет?! Мы с Горацием не чужие люди. Да и наши земли, которыми владеем, находятся близко друг к другу. Я не вижу ничего дурного в том, чтобы отдать замуж свою дочь за человека из той же среды, что и я. Я думаю, что из Клавдии получится прекрасная супруга и советчица Антонию. А к чему ты спрашиваешь?
– А ты не считаешь, что Марк хочет женить своего сына на твоей дочери из коммерческой выгоды?
– Нет, я так не считаю. Я прекрасно знаю Марка.
– Я наслышан, что он проводит тёмные делишки.
– А мне-то что до них? Пускай проводит.
– Подумай о своей дочери. Вдруг, после свадьбы дела Марка как-то повлияют на неё и её судьбу? Разве после такого она будет счастлива? Твоей дочери нужен такой человек, который не будет замечен в подобном.
– И кого ты предлагаешь?
– Себя.
– Себя?! – и Клавдий рассмеялся. – И ты думаешь, что я просто так отдам дочь за собственного брата?
– А что тебя смущает? Вон, несколько лет назад дядя Тиберия Кассия Август женился на собственной племяннице, и ничего. Троих она ему родила уже детей.
– Не сравнивай одно с другим, брат. Я не намерен отдавать свою дочь за тебя, и точка! Даже если это и произойдёт, то она будет постоянно ждать тебя из поездок, куда бы тебя ни отправили. Я не желаю своей дочери такого. Или ты увезёшь её с собой, и она по-прежнему будет одинока, даже учитывая тот факт, что будет делить ложе с тобой, и формально не будет одна. Она будет оторвана от семьи, от корней. И этого я тоже не желаю ей.
– Такова судьба женщины – быть оторванной от семьи и следовать за своим супругом. И чего ты взял, что она будет одинока со мной?
– А с того, что любой женщине будет одиноко с тобой. Я слишком хорошо знаю тебя, Гай. Я считал себя сухим на чувства человеком, но ты более сухой, нежели я. Будь у тебя хоть толика тех чувств, которые живут во мне, ты бы не поступил так с Агриппиной.
– А причём тут она?
– А разве я не знал, что Агриппина была обещана тебе? Она любила тебя и ждала тебя. Каждый день она думала о тебе, но ты лишь обещал ей, говорил ей, что увезёшь её с собой. Но ты так и не сделал этого. Её отец видел, как несчастна его дочь, но, слава Богам, не знал причину, и поэтому он решил исправить ситуацию, отдав её замуж… за меня. Она не любила меня, потому что её сердце принадлежало тебе. Она ложилась ко мне в постель в надежде, что я своей любовью и заботой излечу её. И я делал всё, что мог. Я, правда, старался. Но она не замечала этого, потому что её мысли были заняты не мной. Я так и не смог достучаться до её сердца и сознания. Когда ей снились кошмары, она говорила во сне и очень часто звала тебя по имени, а на утро не помнила этого. Я слышал несколько раз украдкой, когда ты обещал ей, что разведёшь нас и женишься на ней. Но за столько лет ты не сделал ни шагу. Для тебя твоя карьера была дороже Агриппины. Разве я не отпустил бы её? Отпустил. Разве не простил бы её? Простил. И знаешь, что я понял за все эти годы? Как бы ты не говорил Агриппине красивые слова, как бы не обещал, твои чувства – ничто. Ты видел её состояние и не сделал ровно ничего. Ты жесток, Гай.
– Не говори так! Я действительно любил её.
– Если бы действительно любил, Агриппина была бы жива. Я не хочу, чтобы моя дочь прошла тот же пусть, который прошла моя жена, – и Клавдий сел в кресло. – Я всё сказал. Будущим мужем моей дочери станет Антоний. А теперь уходи. Я хочу побыть один.
– Я понял свои ошибки, Клавдий. Я позабочусь… Я буду…
– Довольно! Уходи, прошу тебя.
Гай развернулся и вышел.
По сухой коже Клавдия прокатилась скупая слеза. Он боялся за свою дочь. После этого разговора он не желал, чтобы она хоть как-то с ним контактировала, и тем более – отдавать её ему. Он хотел, чтобы Клавдия в случае необходимости смогла постоять за себя, и теперь её просьба по поводу гладиаторской школы не казалось ему абсурдом.
– Даже если она некогда и не выйдет на большую арену, то хотя бы научится управляться с мечом и даст любому отпор, кто позарится на её свободу, – еле слышно проговорил Клавдий.
*** *** ***
Этот разговор слышала его дочь, прячась в сумерках приближающейся ночи за колонной у таблинума, в котором был её отец и дядя.
Она вся в слезах вбежала в свою спальню, в которой служанка Нарийя поправляла ей постель.
– Скажи мне, что это неправда? – сквозь слёзы проговорила она.
– Что неправда? – спросила женщина, волосы которой тронула седина, хотя она ещё не была стара.
– Что Гай сватался к моей матери, и что он хотел расторгнуть её брак с моим отцом и увезти её?
Нарийя молчала, потупив взгляд.
– Ты была на службе у моей матери. Скажи мне, что это неправда.
– Боюсь, что это правда, госпожа.
Клавдия легла на кровать, уткнулась в подушку и зарыдала ещё сильнее.
– А откуда ты узнала?
– Я подслушала разговор отца и Гая. Дядя хотел, чтобы я стала женой не Антония, а его, – произнесла девушка, вытирая слёзы.
Нарийя обняла и прижала её к себе.
– Чувства твоей матери к этому человеку принесли ей слишком много горя.
– Я знаю, – тихо проговорила Клавдия.
– Он жесток не только в отношении твоей матери. Гай жесток в отношении любого. Если он действительно чего-то хочет, то пойдёт по головам. Уж припомни мои слова. Если бы он хотел увезти твою мать с собой, то давно бы это сделал. Своей нерешимостью и постоянными обещаниями, которым не было ни конца, ни края, он делал ей только больнее. Но теперь уже поздно рассуждать на эту тему. Единственное, что я могу сказать тебе, – это то, чтобы ты была аккуратна с этим человеком. Я прожила не мало, научилась разбираться в людях. Он – легат[11 - Легат – посланник римского сената. Легат направлялся к другим правительствам и народам.], ему дана власть, но этой власти ему мало. Ему всегда будет всего мало. Он хочет чего-то большего, но я не могу понять, чего. Денег? Славы? Успеха? Я не знаю. Просто будь аккуратна с ним. Он умеет сделать больно, и ты даже не заметишь, как это произойдёт.
Глава 8.
Сурия. Это было единственное создание, которое было благодарно Гаю Фабию за то, что он спас её. Он нашёл эту ассирийскую девочку семь лет назад на базаре недалеко от Иерусалима. Она ходила между рядов и побиралась. Торговцы и ремесленники прогоняли её. Гай сразу обратил на неё внимание, а точнее – на её серо-зелёные бездонные глаза. Он отвёл её в свой дом и накормил. Она была голодной и жадно поглощала всё то, что ей было предложено. Девочка была немногословна тогда, как и осталась немногословной поныне. В тот вечер из множества вопросов она ответила только на один, произнеся своё имя, и в переводе оно означало «солнце».
Вскоре Гай узнал, что вся её семья умерла от холеры, и только она одна осталась в живых. Не имея источников пропитания, она скиталась. Она была измотанной, щуплой одиннадцатилетней девочкой и выглядела гораздо младше своего возраста. Ей приходилось спать там, где придётся. Только благодаря Фабию, впервые за несколько месяцев она заснула на мягкой постели. Она заснула сытой.
Что-то притягательное Гай нашёл в этой девочке. У него не было своих детей. Первая жена умерла с ребёнком в чреве, так и не родив. Второй раз он женился, уже находясь далеко от дома. Он считал, что этот брак отвлечёт его мысли от Агриппины. Молодая супруга прожила недолго и пала от чахотки через полгода после свадьбы.
А что касательно самой Агриппины, а точнее – его отношение к этой женщине, то Гай так и не набрался мужества быть вместе с ней. В глубине души, наедине самим с собой он признавался, что был трусом, что побоялся дать этой женщине то, чего она заслуживала.
Он дал себе слово уберечь Сурию от всего, дать ей самое лучшее в этом мире. Он пообещал себе, что ради этой милашки будет сильным, отпустит все свои страхи, перестанет бояться осуждения, как и не будет ждать одобрения. Он готов на всё, чтобы она была счастлива.