Собственность мажора

– Не хочет он твой корм, правда, малыш?

– Привыкнет… мама, мне Анька по второй линии звонит…

– Кладу трубку, – отзывается она. – Хорошо вам потусить.

– Так уже никто не говорит, – просвещаю ее.

– Целую…

– И я тебя.

– Ну где ты?  – стучит зубами подруга. – Я уже нос отморозила!

Держась за поручень, пробираюсь к выходу.

– Обернись, – выбегаю из трамвая и засовываю телефон в карман норкового полушубка, который мама подарила мне на Новый год.

Иметь отчима бизнесмена очень даже удобно.

– Ого… – изумляюсь, рассматривая подругу.

Не удивительно, что она замерзла.

Замшевые ботфорты на шпильке, короткая рыжая дубленка и вихор рыжих завитушек на голове.

– Что? – смущается она, переступая с ноги на ногу.

– Ты постриглась! – констатирую, рассматривая ее изменившееся лицо.

С этой прической оно приобрело форму сердечка на палочке. Волосы стали короче на полметра, и сейчас выглядят взрывом на макаронной фабрике.

– Плохо, да? – кусает она подкрашенные губы.

Закатываю глаза.

– Только не додумайся спросить такое у Дубцова, – беру я ее под руку.

– Ты смеёшься… – с тоской мямлит она, переставляя ноги на шпильках. – Он что, меня заметит?

Он уже заметил.

Но разве ей объяснишь, что это скорее всего плохо, чем хорошо? Я за нее боюсь. Она слишком ранимая для таких, как Дубцов, и мне все это не нравится.

Если он ее обидит, я… Я что-нибудь придумаю. Такое, что он меня на всю жизнь запомнит.

– Тебе юбки нужно носить всегда, – бормочет подруга, пока семеним вниз по улице, ориентируясь на план, который Дубцов разослал всем приглашенным в свой дом.

Мы на такое сборище попали впервые. Впервые сынок мэра устраивает тусовку не для избранных, а для всех подряд.

– Не шути так, – отвечаю я.

– Нет, ну правда… Барков язык проглотит, – зло рыкает она.

– Ань… – говорю с нажимом.

Барков – это запретная тема у нас с ней.

Только с ним я такая дурная. Это как слабое место.

– Извини…

Мои ноги настолько худые и без каких-либо плавных линий, что юбки – это просто временная необходимость. Все равно больше ничего подходящего у меня нет. Мини-юбка в красно-черную клетку, плотные колготки и высокие здоровые «военные» ботинки на толстой подошве – вот мой сегодняшний лук.

Дом Дубцова пропустить сложно.

Такое количество машин вдоль бордюра лучше любой сигнальной ракеты.

– Я не знала, что это его дом, – говорит подруга, когда останавливаемся у высокого железного забора.

– Я тоже…

Хотя часто проезжаю мимо. Огромный особняк, но из трамвая видна только крыша, поэтому присвистываю, когда охранник открывает нам калитку.

За зарешеченными окнами виден размах мероприятия. Там снуют тени и грохочет музыка.

Топчемся в дверях, не зная куда деть вещи.

Дубцов возникает из ниоткуда.

Голубоглазый жилистый брюнет, одетый в джинсы и дурковатый свитер с оленями, что судя по всему является проявлением его остроумия. На этой подошве я с ним почти одного роста, но я ему явно по барабану.

– Вечер добрый, дамы, – обращается он к нам, но в упор смотрит на Аньку.

Я никогда так не смотрю на людей. Для этого, видимо, нужно родиться в семье мэра. Анькины щеки становятся маковыми, но вместо того, чтобы смотреть в пол, она смотрит в его глаза и молчит, как заколдованная, а он возвышается над ней, как чёрная тень.

Кошмар…

Все еще хуже, чем я думала.

– Кхе-Кхе… – пытаюсь прервать эти гляделки, расстегивая свою шубу и доставая из-под нее волосы.

На лице Дубцова появляется жестковатое выражение, от которого мне становится не по себе.

– Кажется, у тебя волосы были длиннее, – кивает он на Аньку.

Ее бледная рука взмывает вверх, хватаясь за одну из своих кудряшек.

– Я… – прячет она глаза. – Постриглась.