Ильза Янда, лет – четырнадцать

– Ты совсем спятила! Ты вообще разум потеряла! – пронзительно кричала она. – Из-за какой-то паршивой свинки ты готова убить сестру!

Мама схватила Ильзу за волосы.

Потом она толкнула ее на постель, на мертвую свинку, и вышла из комнаты. Руки ее дрожали, она так тяжело дышала, как будто ей было плохо с сердцем.

Ильза целый час лежала на постели. С мокрой намыленной головой она лежала на окровавленной мертвой свинке, и я не могла придумать, как мне ее утешить.

Через час Ильза поднялась.

Она достала из ящика письменного стола коричневую оберточную бумагу, завернула в нее морскую свинку, взяла красный карандаш и написала большими буквами: «Анжелика». Потом сунула мне сверток в руки и тихо сказала:

– Отнеси ее вниз на помойку.

– Мы можем похоронить ее у дедушки в саду, – предложила я.

Ильза покачала головой.

– Неси на помойку.

Я взяла сверток и спустилась с ним в подвал. Там я бросила Анжелику в бак для мусора.

Вечером Курт пришел в нашу комнату. Выражение лица у него было довольно беспомощное. Он спросил, нельзя ли ему купить Ильзе другую морскую свинку.

Ильза тупо поглядела на него и сказала:

– А ты купи своим собственным детям!

Лицо у Курта стало еще беспомощнее. Он два раза открыл рот и снова закрыл его. Хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и вышел из комнаты.

Я сказала Ильзе, что она все же несправедлива к Курту. Ведь Курт-то меньше всех виноват. Она набросилась на меня:

– Может, тебе его жалко? Может, ты его любишь?

– Он ничего мне не сделал, – сказала я. Я не хотела спорить с Ильзой. – Да и тебе тоже. Он мне не мешает.

Мне хотелось как-нибудь защитить Курта.

– Зато мне мешают его дети! – крикнула Ильза.

Я сказала, что это ведь дети не только Курта, но и нашей мамы, а значит, наши брат и сестра. Но Ильза возразила:

– Нет, мне они уж никак не брат и сестра! Так же как папины дети! Или, может, и макаки – твои брат и сестра?

Под макаками она подразумевала новых детей папы. Я покачала головой. Макак я тоже терпеть не могла.

– Ну вот, – торжествующе сказала Ильза.

– Но ведь Оливер иногда такой милый, – сказала я.

– Ну и что? Мне-то какое до этого дело?

– Никакого. Конечно, никакого.

Я не хотела с ней спорить. И еще мне было ее жалко. Когда у человека убьют его любимую морскую свинку, слишком уж много от него требовать – чтобы он находил убийцу или его родственников милыми.

Но хотя Ильза постоянно твердила, что она терпеть не может Татьяну и Оливера, я ей не так-то уж верила: Оливер не раз показывал мне жвачки и леденцы, подаренные Ильзой. А один раз показал даже маленькую гоночную машинку. И с прогулками было то же самое.

Раз в неделю Ильза должна была гулять с Оливером и Татьяной. Ильза, правда, всегда проклинала эти прогулки и говорила, что уж лучше бы ей выводить на прогулку семь такс, чем этих двоих животных, но я несколько раз видела их втроем в парке – Ильза сидела в песочнице, играла там с ними и что-то говорила с улыбкой. Правда, стоило ей заметить меня, как она тут же вскакивала и кричала:

– Ну все! Хватит с меня этих мерзких гномов! Отведи-ка ты их домой!

Месяца два тому назад Ильза начала мне рассказывать, что она теперь снова дружит с Амрай. Три-четыре раза в неделю она говорила со мной про эту Амрай. Как она рада, что Амрай снова стала ее подругой, потому что Амрай гораздо умнее, веселее, взрослее, чем все эти дурехи из ее класса.

С Амрай они дружили еще в начальной школе. Теперь Амрай учится в школе при монастыре. Как-то он там называется – вроде монастырь «Сакре-кёр-де-нотр-дам-де-сион». Это такая школа, где много вышивания, шитья и много уроков закона божьего.

Ильза рассказывала, что Амрай она встретила случайно, на улице. Сперва они даже не знали, о чем говорить друг с другом, но потом пошли вместе в кафе, ели ванильное мороженое, и тут-то Ильза заметила, что Амрай все такая же симпатичная, как и раньше. А еще Ильза меня попросила, чтобы я ничего не рассказывала маме про эти встречи с Амрай, потому что мама ее просто не выносит.

– Да что ты! – возразила я. – Это ведь уже так давно было! Мама, наверно, вовсе и не помнит Амрай.

– Нет, нет, – утверждала Ильза, – совсем еще недавно она сказала, что Амрай – самая большая дурища из всех, какие ей когда-либо встречались!

Разумеется, я пообещала Ильзе не говорить про Амрай ни словечка.

Ильза все уши мне прожужжала с этой Амрай. Как они были вместе в кафе и ели мороженое, как ходили в кино, как… И когда она говорит маме, что идет к Эви, это на самом деле она встречается с Амрай, и когда рассказывает, что идет в Молодежный театр, она тоже встречается с Амрай. По правде сказать, меня всегда удивляло, чего ради Ильза так скрывает Амрай от мамы и Курта. Я спросила Ильзу, почему Амрай никогда за ней не зайдет. Но сейчас я уже не помню, что она мне тогда ответила.

А потом – недели три назад – у нас дома произошел жуткий скандал.

Это было в субботу. Ильза сказала, что идет в театр вместе со своим классом. Почти все идут. Вернется домой в десять.

Мама предложила заехать за ней в театр на машине, но Ильза сказала, что это совершенно лишнее: отец Эви возьмет ее с собой и довезет до дома.

Ильза не пришла ни в десять, ни в пол-одиннадцатого, ни в одиннадцать. В половине двенадцатого ее все еще не было дома.

Мама позвонила родителям Эви. Они уже спали и были не слишком любезны. Мать Эви ответила, что ей абсолютно ничего не известно о посещении театра, а Эви давным-давно спит.

Мама извинилась и сказала, что все это, как видно, недоразумение. Потом мама и Курт долго сидели в гостиной. Они почти не разговаривали. Каждые десять минут они сообщали друг другу который час. Несколько раз Курт сказал:

– Да, это в самом деле никуда не годится! Так продолжаться не может!

– Этого просто нельзя допускать, – сказала мама. – Потом будет поздно!

Я лежала в кровати. Дверь нашей комнаты и дверь гостиной были чуть приоткрыты, и я слышала каждое слово. Я попробовала не спать. Но потом все-таки уснула. Я проснулась, услышав в гостиной голос Ильзы. Был второй час ночи. Я вылезла из постели и прокралась в прихожую. Ильза, видно, только что вернулась домой.

Она рассказывала, как чудесно было в театре и что отец Эви оказался поразительно милым человеком: он пригласил весь класс после театра в шикарный ресторан.

– Как мило, – сказала мама.

– Удивительно любезно, – сказал Курт.