Роджер Федерер. Долгий путь и прекрасная игра мастера

Но самым выдающимся учеником Смита оказался Ллейтон Хьюитт, энергичный игрок, который носил кепку задом наперед и быстро достиг вершины. Хьюитт стал первой ракеткой мира в возрасте двадцати лет, он выиграл лишь два титула Большого шлема в одиночном разряде – на Открытом чемпионате США и на Уимблдоне, – и оба до того, как ему исполнилось двадцать два года.

Картер вырос в местечке Нуриотпа, провинциальном городке быстро развивающегося винодельческого региона долины Баросса, где расположены виноградники Пенфолдс, Питер Леманн и другие. Он часто ездил на тренировки и турниры в Аделаиду, где, чтобы избежать длительных переездов, иногда останавливался на ночь с Кэхиллом и его семьей. Отец Кэхилла Джон был ведущим австралийским футбольным тренером.

– Картс был по-настоящему стильным игроком, при этом оставаясь честным, простым, практичным и трудолюбивым парнем, – сказал Кэхилл. – Мой отец, будучи футбольным тренером и добившись определенных успехов, довольно хорошо читал людей. И он всегда говорил: «Приятель, в конечном итоге ты выяснишь, как выбирать друзей и с кем проводить время, и у тебя есть хороший друг – Питер Картер. Он хороший человек, так что вы можете проводить с ним столько времени, сколько захотите».

Картер в конечном итоге стал частью семьи Смитов, пока он в пятнадцать лет вместе с Кэхиллом не уехал из Аделаиды в столицу Австралии Канберру для поступления в Австралийский институт спорта – финансируемый государством учебный центр, который помог подготовить многих австралийских чемпионов.

– Картс был действительно хорошим ребенком, – подтвердил Смит. – За эти годы с нами проживало немало людей, и обычно, когда вы узнаете о людях, которые живут у вас, многое, отношения немного портятся. Но за все то время, что Картс был с нами, мы не можем вспомнить ни единого неприятного момента.

Картер обладал достаточным талантом, чтобы выиграть у будущего чемпиона Уимблдона Пэта Кэша на траве в четвертьфинале Открытого чемпионата Австралии среди мальчиков. В то время Кэш занимал первое место среди юниоров мира. Но сильнее всего Картер впечатлил публику в семнадцать лет, когда он, будучи студентом, получил wild card на Открытый чемпионат Южной Австралии 1982 года. В первом раунде он встретился со вторым посеянным[1 - Сеяным игроком называют теннисиста, выделенного судейской коллегией соревнования в группу сильнейших участников на основе индивидуального ранжирования либо по решению организаторов. (Прим. ред.)] Джоном Александром из Австралии.

Александр, внушительная фигура и будущий политик, занял 34-е место в мире и только что выиграл турнир в Сиднее. Картер играл на своем первом мероприятии уровня ATP, но выиграл Александр 7–5, 6–7, 7–6. Когда пришло время послематчевого интервью, он старался отвечать как можно короче, стремясь уйти с корта и из центра внимания.

– Картс был довольно застенчивым и тихим ребенком, – сказал Смит. – Но если бы вы познакомились поближе, то услышали бы его уверенный голос. Он знал, что умеет играть.

Несмотря на многообещающие перспективы, Картер так и не пробился слишком высоко, достигнув 173-го места в одиночном разряде и 117-го в парном. Это можно объяснить отсутствием у него достаточной силы, а затем и травмами. Смит рассказал, что у теннисиста были стрессовые переломы правой руки, его игровой руки, которые долго не диагностировались. У него также были проблемы со спиной и нетипичные травмы, например прокол барабанной перепонки, полученный на водных лыжах. Это потребовало хирургического вмешательства и позже осложнилось инфицированием.

Картер неоднократно пропускал значительное количество матчей, но продолжал гнаться за рейтингом. Для большинства это непростая борьба, но она еще более жесткая для австралийцев, которым приходится соревноваться так далеко от дома, ведь большая часть турниров проводится в Европе и Северной Америке.

По словам Кэхилла, которому удалось выйти в элиту и полуфинал Открытого чемпионата США, Картер страдал от прокрастинации, из-за которой ему было трудно играть.

– Это был его основной недостаток, – считает Кэхилл. – Выбор мучал его. Будь то покупка машины, инвестиции, возможность обучения или что-то еще. Эта нерешительность действительно пришла вместе с ним на теннисный корт и немного сдерживала его. Он просто не мог легко принять решение. Картер всегда думал о том, как сделать правильно, и это могло отразиться на его ударах.

Важную роль в судьбе Картера сыграло финансовое давление. Как и многие профессионалы более низкого уровня, он решил дополнить свой скудный турнирный доход игрой на европейских межклубных соревнованиях. Картер мог оказаться в любом городе, но провиденье привело его в Базель.

– Я думаю, что у него в голове наконец-то сложились 2 и 2, – сказал Смит, который поддерживал постоянный контакт с Картером. – Для всех нас его работа тренером привела к лучшему. Мы никогда не узнаем, но, возможно, не было бы того Роджера, возможно, мы даже не услышали бы о нем, если бы не Картс.

Россе подозревает, что Федерер нашел бы другой путь к величию.

– Я не знаю наверняка, – сказал он мне, – но, кажется, когда родился Роджер, вокруг его колыбельки собралось довольно много богов в хорошем настроении.

Смит, школьный учитель, а также тренер, умел готовить отличных наставников по теннису. Кэхилл тренировал три первые ракетки: Хьюитта, Агасси и Симону Халеп. Роджер Рашид, еще один ученик Смита, позже тренировал Хьюитта и ведущих французских игроков Гаэля Монфилса и Жо-Вилфрида Цонга. Фицджеральд стал капитаном австралийского Кубка Дэвиса.

К сожалению, Картеру не удалось до конца раскрыть свой тренерский дар. В 2002 году он попал в смертельное ДТП на джипе в Южной Африке во время своего медового месяца. Этот пункт назначения он выбрал по рекомендации семьи Федерера. Ему было всего тридцать семь.

Но Картер оставил спорту бесценное наследие, сформировав стиль игры и психику Федерера. На вопрос, кто больше всего повлиял на него в теннисе, Федерер редко упоминает Качовски. Он всегда говорит о Картере.

– Питер помог мне во многом, в первую очередь как человек, и конечно же как тренер, – вспоминает Федерер. – Люди много говорят о моей технике. В этом отношении многим я обязан именно Питеру, хотя, естественно, другие тренеры тоже сыграли свою роль.

В технике Федерера нет ничего необычного: его хват справа близок к классическому, восточному хвату. Многие из его соперников используют полузападный хват, при этом ладонь они держат намного ближе к нижней части рукоятки, что может облегчить выполнение топспина, но затруднить прием низких мячей и перехват рукоятки для эффективной игры с лету.

Что касается бэкхенда, то в 1980-х и 1990-х годах двуручный вариант уже был самым популярным на международном уровне среди ведущих юниоров. Он обеспечивает мощность удара и повышает его стабильность. Но выбор Федерера в пользу одноручного бэкхенда был не случаен.

В начале карьеры все образцы для подражания Роджера – Беккер, Эдберг и Сампрас – придерживались именно такого варианта. И Качовски, и Картер были сторонниками одноручного бэкхенда. Многие старшие мальчики, тренирующиеся в клубе, выполняли бэкхенд одной рукой. Так играла и Линетт Федерер.

Главное преимущество одноручного бэкхенда – он может облегчить выход к сетке и выполнение одноручного удара слева слета. Поскольку Картер придерживался классического атакующего стиля, неудивительно, что он ставил такую же технику своему звездному ученику, даже если Федереру нужно было время, чтобы привыкнуть к игре под сеткой.

– Я получил этот прекрасный одноручный бэкхенд от Питера, – сказал Роджер, сумев произнести это одновременно гордо и почтительно.

Но этот удар был неотразим скорее для глаз, чем для соперников, в те далекие годы. Кэхилл посетил Картера в Базеле в 1995 году, когда Федереру было всего тринадцать. Он пришел в клуб Old Boys, чтобы посмотреть на их игру. Это был первый взгляд Кэхилла на Федерера.

– В то время у Роджер немного походил на Джона Траволту в «Лихорадке субботнего вечера». Сходство заключалось в том, как он перемещался по корту, – рассказал Кэхилл. – На самом деле у Роджера этого осталось не так много, чего-то вроде: «Эй, парень, это мой двор, и именно я здесь главный». Глядя на него, я невольно улыбался. Не уверен, знал ли он меня конкретно, но он знал, что я друг Питера, и поэтому он немного рисовался передо мной. Он повсюду играл форхендом и скользил, как парень, который, очевидно, вырос на грунте и чувстовал себя там невероятно комфортно.

Кэхилл вспоминает, что Картер выжидательно поглядывал на него после высокоскоростных розыгрышей.

– Я был, конечно, впечатлен, но никак не бэкхендом Роджера, – поделился Кэхилл. – Он делал большой шаг. Мы, тренеры, учим передвигаться по корту в основном мелкими шажками, подходя в самую удобную позицию для удара. Все начинается с задней ноги. Вы переносите вес на переднюю ногу с максимальной мощностью. Это похоже на бокс. Чем больше шаг при ударе, тем менее мощным он будет. И Роджер делал большой шаг в сторону бэкхенда. В итоге половину ударов он бил сзади.

После тренировки Картер спросил мнения своего друга.

– Я сказал, что, во-первых, у меня в Аделаиде есть ребенок, который немного лучше этого парня, и это Ллейтон Хьюитт, – вспоминает Кэхилл.

Он сказал Картеру, что удар справа и движения Федерера действительно впечатляют. Тем не менее он добавил:

– Приятель, тебе придется поработать над его бэкхендом. Потому что он может его затормозить.

Кэхилл признался, что позже в своей тренерской карьере он бы оценивал эту тренировку совсем по-другому.

– Мы, тренеры, часто тратим слишком много времени на поиск недостатков, – сказал Кэхилл. – Мы слишком концентрируемся на них вместо того, чтобы работать над сильными сторонами игрока. Так что я вел себя как типичный начинающий тренер. Я искал слабые стороны и игнорировал то, что сделает его великим.

Преимущества будут в ударе справа, работе ног, подаче, тайминге, чувстве корта, планировании и в стремлении к большему. Но в те ранние годы было еще одно неоспоримое препятствие: психика Федерера.

– Я был ужасным неудачником, действительно был, – признает сам чемпион.

Барлоше вспоминает, как Роджер проиграл в клубном матче Old Boys, сидел под вышкой судьи и долго плакал даже после того, как все остальные покинули корт.

– Обычно, когда у нас проводятся командные матчи, мы потом вместе что-нибудь едим, и у нас уже заканчивались бутерброды, а он все не приходил, – рассказывает Барлоше. – Через полчаса мне пришлось вытащить его из-под кресла судьи, а он все еще плакал.

Слезы были для Федерера способом рефлексировать. Он даже перевернул несколько досок после поражения отцу в шахматы. Жажда соперничества у теннисиста была чрезмерной, а чувствительность делала его уязвимым. Роджер всегда боялся не оправдать свои собственные и чужие ожидания.

Хотя Федереру и не хватало самообладания, он был такой не один.

– Для того возраста это не было чем-то экстраординарным, – считает Барлоше. – Один ребенок плачет. Другой кричит. У Роджера, скорее, была проблема с пониманием того, что другие тоже могут хорошо играть в теннис. Мы должны были напоминать ему об этом.

Тем не менее Федерер знал, как повеселиться. Барлоше вспоминает, как искала его перед матчем, когда подошла его очередь играть, и не могла найти. Оказалось, что Роджер прятался на дереве.

– Он любил такие шутки, – улыбается она.

Линетт и Роберт не тряслись над ребенком, Роберт часто путешествовал по работе с Ciba.

– Конечно, они приходили на матчи, но во время тренировок Роджера они все еще сами работали, поэтому они никогда не приходили и не говорили мне, что он должен делать, как играть или как тренироваться, – сказала Барлоше. – Родители иногда думают, что их дети намного лучше, чем они были на самом деле. Но с Федерерами у меня не было проблем.

Родители Роджера не лишали своего сына обеда, когда он проигрывал матч, но они реагировали в тех ситуациях, когда он терял хладнокровие.

Роджер рассказывает историю о том, как его отец выразил свое неодобрение его поведением – положил на скамейку швейцарскую монету в 5 франков и сказал Роджеру, что тот сам найдет дорогу домой.

Одно из лучших объяснений того, что Федерер испытывал на этом этапе, было опубликовано в лондонской Times.

– Я знал, что я мог победить, а неудача сводила меня с ума, – вспоминает теннисист. – Внутри меня говорили два голоса, дьявол и ангел, я полагаю, и один не мог поверить, насколько глупым мог быть другой. «Как ты мог это пропустить?» – говорил один голос. Тогда я буквально взрывался. Мой папа так смущался на турнирах, что он кричал, чтобы я замолчал, а по дороге домой в машине не произносил ни слова.