Эрагон. Возвращение

Плот качнуло, и Эрагон ухватился за узел с припасами, принайтовленный к бревнам.

– Если то, что я видел, действительно должно произойти, разве мы в силах изменить неотвратимое? Разве наши желания имеют хоть какой-то смысл? А что, если я вот сейчас брошусь в воду и утону?

– Но ты же не бросишься и не утонешь. – Арья обмакнула в воду указательный палец и долго смотрела на каплю, повисшую на его конце. – Когда-то очень давно эльфу по имени Маерзади приснился вещий сон о том, что во время сражения он случайно убьет своего сына. Решив, что лучше ему не жить, чем стать исполнителем воли Судьбы, он совершил самоубийство, спасая сына и доказав, что будущее все-таки в его собственных руках. Но тебе недостаточно просто убить себя – ведь так ты вряд ли сможешь повлиять на свою судьбу, ибо не знаешь еще, что приведет тебя к тому моменту, который ты видел во сне, и какой выбор тебе придется до этого сделать. – Арья тряхнула рукой, и капля воды упала с ее пальца на бревно между ними. – Мы, эльфы, знаем, что вполне возможно добыть какие-то сведения о будущем. Этим довольно часто занимаются предсказатели, способные понять или почувствовать, каков будет жизненный путь того или иного человека. Но мы не можем узнать, в какой точке этого пути человеку придется сделать самый важный в его жизни выбор. И никто из нас не может заглянуть в какой-то конкретный момент своего будущего, увидеть, что, где и когда именно с ним случится.

Эрагона глубоко встревожил этот разговор о возможности черпать сведения в глубинах прошлого и особенно будущего. Тема вещих снов поднимала слишком много вопросов о природе реальной действительности. «Существуют ли на самом деле Рок и Судьба? Или единственное, что мне позволено, – это наслаждаться настоящим и жить по возможности достойно?» Он не удержался и один вопрос все же задал:

– Но что может помешать моему желанию оживить с помощью магии одно из своих воспоминаний? Ведь все это я уже видел собственными глазами.

Арья внимательно посмотрела на него и сказала:

– Если тебе дорога твоя жизнь, никогда не пытайся играть со Временем и разгадывать будущее с помощью образов прошлого. Много лет назад некоторые из наших великих заклинателей решили посвятить себя решению этой задачи. Но когда они попытались вызвать для этого образы прошлого, им удалось создать в магическом кристалле лишь некое расплывчатое изображение, однако же и за эти несколько мгновений заклятие успело высосать из них все силы и убило их. После случившегося мы прекратили любые подобные опыты, хотя кое-кто и выдвигал аргументы в пользу одновременных усилий нескольких чародеев, что якобы должно было заставить заклятие подействовать. Но никто не захотел подвергать себя столь страшному риску, и данная теория осталась недоказанной. Ведь даже когда ты можешь вызывать образы прошлого, это имеет весьма ограниченные пределы и смысл. Ну, а чтобы вызвать образы будущего, нужно совершенно точно заранее знать, что именно, где и когда будет происходить, а это невозможно. Да и попросту противоречит поставленной цели.

А потому до сих пор не ясно, отчего люди порой способны что-то предчувствовать, отчего им снятся вещие сны. Ведь благодаря этим снам они, пусть бессознательно, но все же способны совершить то, над чем столько лет тщетно бьются величайшие мудрецы. Предчувствия, возможно, связаны с самой природой магии или, точнее, родственны тому, что у драконов является древней памятью предков. Мы не знаем точно. Ведь еще столь многое в магии осталось неведомым даже нам, эльфам… – Арья легко вскочила на ноги и сказала, завершая разговор: – Вот и постарайся не заблудиться в сплетении этих неведомых троп.

На плотах

Ущелье, пробитое рекой, быстро расширялась; плоты приближались к широкому проходу между горами, и к середине дня перед ними открылся вид на просторную, залитую солнцем долину, дальний, северный край которой тонул в голубоватой дымке.

Стоявшие стеной горы и острые скалы остались позади; над ними раскинулось бескрайнее небо, где-то вдали сливавшееся с горизонтом. Сразу заметно потеплело. Здесь Аз Рагни, делая излучину, сворачивала к востоку. На одном ее берегу по-прежнему громоздились горы, а на другом расстилалась бесконечная равнина.

Похоже, на открытом пространстве гномы чувствовали себя весьма неуютно. Они что-то недовольно бурчали, с тоской оглядываясь на зубчатую стену гор.

Зато Эрагону солнечный свет, казалось, прибавил сил. До сих пор он даже в течение дня не чувствовал себя окончательно проснувшимся – ведь в узком ущелье три четверти суток проходили во тьме или в сумерках. Следовавшая за их плотами Сапфира вынырнула из воды и взлетела, описывая над простором долины круги. Она поднималась все выше и выше, пока не превратилась в маленькое мерцающее пятнышко на фоне лазурного небосвода.

«И что ты оттуда видишь?» – спросил ее Эрагон.

«Я вижу огромные стада антилоп к северу и к востоку. А на западе – только пустыню Хадарак».

«И никого больше? Ни ургалов, ни работорговцев, ни кочевников?»

«Мы тут одни».

Тем вечером Торв выбрал для стоянки маленькую бухточку, укрывшуюся среди камней. Пока Датхмер готовил ужин, Эрагон расчистил место возле своей палатки, вытащил Заррок и приготовился к медитации, как учил его Бром; он всегда говорил, что перед боем необходимо сосредоточиться. Эрагон понимал, что до эльфов, безупречных фехтовальщиков, ему еще далеко, но являться в Эллесмеру совсем неподготовленным не хотелось.

С нарочитой медлительностью он взмахнул Зарроком над головой и, перехватив его обеими руками, что было сил обрушил на шлем невидимого врага. В такой позиции он задержался еще секунду-другую и, полностью контролируя каждое свое движение, сделал выпад вправо, резко взмахнув Зарроком и парируя воображаемый удар, а потом вдруг застыл с согнутыми для обороны руками.

Краем глаза Эрагон заметил, что Орик, Арья и Торв наблюдают за ним, но постарался не обращать на них внимания, сосредоточившись лишь на своем рубиновом клинке; он держал его так, словно Заррок был змеей, способной в любое мгновение извернуться и укусить его за руку.

Он совершил еще несколько выпадов, нападая и защищаясь, и каждое движение плавно перетекало в другое, подчиняясь воле его тела. В мыслях своих Эрагон был далеко – не на окутанной вечерней дымкой молчаливой реке, а на поле брани, в окружении свирепых ургалов и куллов. Он приседал, рубил, парировал, наносил ответные удары и протыкал противника насквозь в невообразимом прыжке. Он сражался, испытывая тот же самый бездумный прилив сил, как и во время боя при Фартхен Дуре, не думая о собственной безопасности, тесня и рубя воображаемых врагов.

Вращая Заррок над головой, Эрагон попытался переложить меч из одной руки в другую и вдруг выронил его: страшная боль молнией пронзила спину. Он зашатался и упал, слыша встревоженные голоса Арьи и гномов, но перед глазами плыл какой-то странный, густой и искрящийся красноватый туман, окутавший все вокруг кровавой вуалью. Боль лишила его способности чувствовать и думать, оставив ему лишь одну возможность: кричать, подобно раненому зверю. А потом она и вовсе погасила его разум.

Когда Эрагон немного пришел в себя и понял, где находится, то оказалось, что его перенесли в палатку, удобно уложили и закутали в одеяла. Рядом с ним сидела Арья, а из-за полога палатки торчала голова Сапфиры.

«Я долго был без сознания?» – мысленно спросил дракониху Эрагон.

«Некоторое время, – уклончиво ответила она. – Потом ты еще немного поспал. Я пыталась перетащить твою душу в свое тело, чтобы защитить тебя от боли, но не сумела, ибо сознание твое оказалось мне не подвластно».

Эрагон кивнул и закрыл глаза. Тело словно гудело от пережитого приступа боли. Он несколько раз глубоко вздохнул, посмотрел на Арью и тихо спросил:

– Как же я теперь смогу учиться? Или биться с врагом? Или использовать магию? Я ведь… точно кудельный сосуд… – Он не договорил. Язык казался ему странно тяжелым, неповоротливым, и все лицо тоже как-то отяжелело, как у глубокого старика.

Арья тоже очень тихо ответила:

– Ничего, сидеть и смотреть ты ведь сможешь, правда? И слушать. И читать. Занятиям твой недуг не помешает.

Но Эрагон все же услышал в ее голосе легкую неуверенность, даже, пожалуй, страх, и отвернулся, чтобы случайно не встретиться с ней глазами. Собственная беспомощность казалась ему постыдной.

– Что же это такое сотворил со мной проклятый шейд?

– Мне нечего тебе ответить, Эрагон. Я не уверена, что и самые мудрые из эльфов знают ответ на этот вопрос.

А я далеко не лучшая представительница своего народа. Все мы стараемся как следует выполнить посильную работу, и не вини себя за то, что твой враг в чем-то оказался сильнее. Возможно, время залечит твою рану. – Арья ласково коснулась пальцами его лба, прошептала: – Се морранр оно финна, – и вышла из палатки.

Эрагон с трудом сел и поморщился: спина снова отозвалась болью, когда затекшие мышцы стали понемногу расправляться. Перед глазами вновь поплыл туман; Эрагон толком не видел даже собственных рук.

«Мне страшно», – сказал он Сапфире.

«Почему?»

«Потому что… – Он колебался. – Потому что я не знаю, как защитить себя от нового приступа, и не знаю, когда он снова на меня обрушится. Но только это непременно случится и наверняка в самый неподходящий момент! Мое собственное тело стало мне врагом, Сапфира!»

Дракониха что-то промурлыкала себе под нос и сказала:

«Я тоже ничего не могу тебе посоветовать. Жизнь, насколько я могу судить, – это всегда и боль, и удовольствие. И если болью придется заплатить за часы наслаждения, то разве эта цена чрезмерно велика?»

«Да, чрезмерно!» – сердито рявкнул Эрагон. Он отшвырнул одеяла, встал и, пройдя мимо драконихи, направился к центру лагеря, где у костра сидели Арья и гномы.

– Поесть ничего не осталось? – спросил он.

Датхмер молча наполнил миску едой и подал ему, а Торв почтительно спросил:

– Ну что, тебе уже лучше, Губитель Шейдов? – Похоже, и он, и другие гномы искренне сочувствовали Эрагону.

– Все хорошо. Я отлично себя чувствую, – быстро сказал он.

– Ты взял на себя тяжкую ношу, Губитель Шейдов.

Эрагон нахмурился, резко поднялся и отошел подальше от костра, в темноту, чувствуя, что Сапфира где-то неподалеку. Впрочем, дракониха к нему не подходила, понимая, видно, что пока лучше оставить его в покое. Эрагон, стараясь подавить дурное настроение, принялся за приготовленное Датхмером рагу, но стоило ему проглотить первый кусок, как за спиной у него послышался голос Орика:

– Тебе не следовало так с ними поступать!

Эрагон гневно взглянул на него:

– Ну, что еще?

– Торв и все остальные получили приказ охранять тебя и Сапфиру и готовы в случае чего даже умереть за вас. Именно тебе они доверят в таком случае свое священное погребение. Не забывай об этом!