Испорченные сказания. Том 4. Шаг за рубеж

Расстроенный, обозленный на весь мир, он много раз наведывался к ненавистному двору, кричал под окнами и требовал свое, но вместо того, чтобы вернуть хоть что-то, юношу избили охранники любителя обманывать честных людей, да так, что тот с трудом смог доползти до своего угла, который ему выделил кузнец взамен на посильную помощь.

Боль не позволяла Эйгу вставать несколько дней, и в итоге кузнец прогнал его за безделье. Там, где юноша подрабатывал по утрам и вечерам, также быстро нашли замену пропавшему.

Чтобы выжить и чувствовать себя под защитой, мальчишка приткнулся к небольшой группе культистов и отправился вместе с ними прочь из города, в котором больше нечего было делать. Тащить с собой кое-как пристроенных сестер он не решился. За время общения с Культом Первых, которые называли себя Посланниками, сын строителя убедился, что нынешние правители недостойны жить. Раньше он верил в Богов и молился, мать водила его в Храм, а в Новых Землях – к алтарю с деревянными фигурками, рядом с которыми стояли богослужители. К последним семья приходила в каждый требуемый для этого день, чтобы очистить тела и души. Но Боги не спасли ни потерявшего веру отца, ни мать, которая до самой смерти молилась и просила не о собственной жизни, а лишь о помощи семье, о том, чтобы ее дети ни в чем не нуждались.

Рассказ не тронул сердца Кайруса – он слышал много похожего. Бывали истории и более ужасные, и с худшим концом. Годы сделали его черствее, и потому мужчина сумел выслушать не только излияния о печальной жизни сына строителя, но и истории его спутников. В чем-то они отличались, но в каждой – ростовщики отбирали дома и лавки, преимущественно те, которые располагались в самых удачных местах.

Родителей, в особенности мужчин, а также более взрослых братьев забирали в тюрьму, а чтобы спасти кормильцев, родственники закладывали, что только могли, но в итоге никого не отпускали, а долги выплачивать не получалось. Дома быстро находили себе нового владельца, так, будто стоили копейки. Двое товарищей Эйга рассказали, что лавки приобрели люди, которые маловероятно смогли бы когда-нибудь накопить на хорошее место. Кто-то из покупателей домов раньше и вовсе ничего не имел, а кто-то держал лавку, в лучшем случае, во внешнем городе.

Казалось, новых владельцев совершенно ничто не связывало, но Кайрус запоминал подробности, имена, месторасположения и ремесла пострадавших. Про себя палач решил, что постарается, как только представится шанс вернуться в Сантаун, донести до Его Высочества и Его Величества настолько полную информацию, насколько сможет. Ростовщики всегда чувствовали себя слишком уверенно и старались обезопаситься, еще и перечисляя немалые суммы в королевскую казну. По всему Ферстленду, а может, уже и в Новых Землях, у них имелись свои люди. Палач слышал, что те обитают только в столицах, так как по-иному невыгодно. Порой поговаривали, что все ростовщики – родственники и подчиняются одному, сидящему в Санфелле, но Кайрус не верил в это.

Эйг с приятелями признался, что они шли к палачу с одной-единственной целью – поквитаться. Хотя бы с одним из перечня обидчиков. Кайрус поведал в ответ, что не помнит ни одного имени из тех, которые ему назвали. Трижды он казнил на площади людей, ранее допрошенных его соратниками, так как у них привалило другой работы, но плохо запомнил, как звали несчастных. Он зачитывал приговор и почти сразу же освобождал память от ненужного.

Кроме семьи Кайруса в городе проживало еще несколько, в том числе и Иол с родней. Хотелось верить, что приятель ни при чем и не помогал ростовщикам обманывать горожан. Мысль, что человек, у которого в последние сезоны появилось прилично средств для приданого внучкам, может быть одним из тех, кто не чтит законы и действует за спиной Его Величества, посещала Кайруса уже несколько раз. Он решил в первую очередь обязательно убедиться в невиновности друга, а если тот все же виновен, то просить Его Высочество о снисхождении.

Да, скрывать от Клейса Фореста кого-либо, пусть и друга, мужчина был не намерен. В конце концов, Иол приносил такую же клятву и имел собственную, уже седую голову на плечах. Чем больше Кайрус слушал, тем больше понимал, что требуется незамедлительное вмешательство, но отпускать палача с докладами из лагеря пока не думали. Ивтад говорил, что нужно дождаться призыва. Как тот будет происходить и когда именно, культисты не сообщали, но готовились обитатели лагеря знатно.

Группы людей продолжали прибывать и приводить новых пленников – и женщин, и мужчин. Среди них были те, у кого на одеждах проглядывались гербы, и те, кто очень отличался от местных жителей, – темнокожие, с цветными рисунками на теле, говорящие на чужом языке. Их зачем-то отловили в Новых Землях и тащили с собой через море и половину материка.

Кайрус продолжал тщетные попытки переубедить Ивтада, пытался узнать еще что-то важное у приверженцев Культа Первых, но в обоих делах потерпел поражение. К пленникам его также пускали весьма неохотно, он прорывался, лишь когда его оставляли без присмотра. Подавляющее большинство не желало разговаривать, а нередко предпочитало не замечать мужчину вовсе.

На открытых участках тел несчастных палач видел следы от плети – скорее всего, так людей убеждали прекратить кричать или бросить мысли о побеге. Виднелись полосы от кандалов на руках и ногах, но не более. Истощение принесло куда больше вреда, чем мучители. С другой стороны, Кайрус встретил и нескольких пленников, которых подвергали пыткам. Чем одни представители знати отличались от других и почему кто-то заслужил особой жестокости, мужчина не знал. Он интересовался у главаря и стороживших его мужчин, но понял только, что пытать бастардов, коих оказалось намного больше, чем лордов и леди, считалось занятием неинтересным.

Наконец, после очередного обеда, явившийся побеседовать Ивтад предложил Кайрусу выпить. Палач не стал отказываться от возможности согреться. Главарю Культа подали изысканный по меркам лагеря ужин, и тот разделил трапезу с пленником.

– Многие мои братья и сестры прибыли, мы ждем припозднившихся. Еще немного, и, быть может, мы начнем без них. Совсем скоро все свершится. Кайрус, ты не представляешь, как долго и с каким нетерпением я ждал этого момента! По моим расчетам, осталось чуть более чем половина цикла. Начнется новая эпоха…

Рорри

Санфелл был огромен. По-настоящему огромен, прямо как говорил дядюшка Уоррк, как рассказывал Харг, упоминал лорд Экрог Редгласс, как описывал Ниллс. Когда-то очень давно, совсем в детстве, тогда отец Дримленса, живой и здоровый, путешествовал с наследником, Рорри бывал в главном замке Ферстленда, но не особо его запомнил. Тогда он ходил всюду в сопровождении, высоченные воины загораживали ему обзор, и он мог рассмотреть только своды потолков, голубые, с синими узорами и изображениями туч – от черных до белых, – упирающиеся в них колоннами с золотыми вензелями, и натянутые между них цепи. То, что помнил лорд, по-прежнему осталось, но теперь он мог видеть и остальное.

Санфелл поражал воображение. Говорили, что его строили неприступным, но прекрасным, величественным настолько, чтобы показать возвышенность королей. По мнению Рорри, те слишком уж стремились возвыситься, от этого становилось не по себе. Замок в Синем городе выглядел в разы больше, чем родной дом лорда, Профисайфелл, и был намного больше Миррорхолла. Санфелл превышал, пожалуй, в десять раз Шинфорт, а одна башня королевского дома выглядела массивнее всей крепости, в которую Рорри привел сир Цимт до встречи с культистами.

Людей в обители Старскаев проживало и неизменно находилось огромное множество. Замок Дримленсов вместе со всем их и внутренним и внешним городом, даже с казавшимся некогда мальчику бесконечным портом, мог с трудом сравниться с главным строением столицы и прилежащей территорией. Не покидая надежных высоких и крепких стен, на которых неизменно стояли караульные, лорд смог побывать и в саду, и у озера, и на огромной поляне, где развлекали себя верховой ездой, и на небольшом ристалище, где проводились мелкие турниры для развлечения короля и, бывало, сражались сами лорды, чтобы продемонстрировать умение владения оружием или повеселить сюзерена. Дримленс повертелся и у конюшен, и у площади, рядом с оружейными, где посменно практиковались в обращении с оружием рыцари и воины.

Пруды, дорожки, разнообразные цветы, множество беседок и статуй радовали глаз любого гостя. Как и вымощенные камнями, подобранными друг под друга, тропки для прогулок. Рорри только через два дня заметил, что причиной, по которой ему привиделось, что под ногами творится неладное, был не дождь – от главных ворот к замку вела широкая дорога, отличающаяся от остальной площади. Булыжники, из которых она состояла, имели удивительные цвета, от голубовато-серого они постепенно переходили в насыщенный темно-синий, причудливо поблескивающий при свете солнца и напоминающий штормовое море. Такой же цветной путь опоясывал главную лестницу перед центральным входом.

Аурон Старскай, будущий король, приятно отличался от образа, придуманного Рорри. Не слишком противный, неожиданно вежливый с западным лордом, принц рассказал, что переделали площадь совсем недавно, в самом начале правления его отца. Он же рассказал, что помогали Старскаям в этом Вилстронги, известные добытчики разноцветных камней. Они в течение многих лет подбирали то, что будет соответствовать задумке Его Величества, и доставляли в сундуках, по слухам, обитых бархатом, чтобы ни одна грань не пострадала при перевозке.

Принц был приветлив, любезен и улыбался Рорри при каждой встрече, но сын Тормера продолжал чувствовать себя некомфортно рядом со Старскаем. Дримленс понимал, что они совсем не похожи, он не знал, что значат эти улыбки, и сомневался в их искренности. Рорри не считал Аурона другом и не сумел бы принять его таковым – мальчики жили совсем в разных условиях, будущий король никогда не переживал того, что доводилось его гостю, он не успел набраться опыта и повидать мир, а вскоре они оба займут свои законные места и их общение сведется к обычным отношениям между вассалом и сюзереном.

Регент же, пусть и выступал на стороне Дримленса, когда тот прибыл и подвергся насмешкам, но был слишком стар, чтобы стать другом, и, что хуже, выглядел серьезным и был постоянно занят. В Санфелле проживало много детей прислуги, они помогали своим семьям, за что получали еду и крышу над головой. Но, приученные не прохлаждаться и выполнять работу, они не имели свободного времени или не желали проводить его в обществе знати – Рорри часто видел, как ребятня заканчивала игры при его появлении. Юные простолюдины говорили с лордом вежливо, кратко, только по делу. С одной стороны, сердиться на них не за что, а с другой – это расстраивало. Воины, рыцари, советники, писари, лекари – все они были заняты делами и имели какие-то иные развлечения. Те, кто спас Рорри от жестоких и безжалостных людей, сиры из Серого Ордена, отправились по новым поручениям, напоследок пожелав мальчику быть сильным и идти вперед.

Во всем огромном, кажущемся бесконечным замке, с его просторными залами, многоступенчатыми лестницами, обширной территорией и многочисленным населением, не было ни одного родного, близкого человека. Рорри не с кем было поговорить, и он остро ощущал одиночество. Пока Его Величество не проболтался, что о несчастьях Дримленса и похищении его сначала лордом Редглассом, а после и сиром Цимтом поведал Ниллс.

– Ниллс? – оживился наследник западных земель. – Он же… Его же убили! Или не убили? Он сумел выжить? Он и сейчас жив?

– Ниллс прибыл в Санфелл и явился как один из просителей в последний день цикла, – ответил принц. – Он выглядел не лучшим образом, милорд, и поведал о своих неприятных приключениях и отвратительном, недостойном рыцаря поведении сира Цимта и его товарищей. Сам Ниллс также поступил чрезвычайно неправильно, он поддерживал все деяния лорда Редгласса. Впрочем, он даже не отрицал проступков.

– Ниллс жив? – не унимался Рорри.

– Да, разумеется. Его Высочество приказал заключить Ниллса под стражу, но, поскольку он является ценным свидетелем и может быть полезен, его отправили в хорошие покои, где он до сих пор проживает. Лекари позаботились о его излечении. Я предполагаю, что ничто, кроме шрамов, теперь не волнует его.

– Но почему он в тюрьме? Ниллс помогал мне и защищал меня, и за это его отправили в тюрьму? – Лорд запада поднялся на ноги. – Это несправедливо!

– Милорд Дримленс, полагаю, вам лучше присесть обратно. – Будущий король удостоил Рорри чести сидеть с ним за столом во время завтрака. Может, раньше бы мальчик и был счастлив, что его возвысили до подобного ранга, но не в этот раз. Аурон вежливо указал вассалу на место: – Вы еще ничего не отведали. А Ниллс будет находиться там до прибытия лорда Редгласса и суда.

– А после?

– Полагаю, что это зависит от решения суда и слов самого милорда Редгласса.

– Я не хочу, чтобы дядюшку Экрога сажали в тюрьму. И Ниллса тоже!

– Милорд Дримленс, никто не станет обвинять лорда Редгласса в том, чего он не делал, или наказывать, не имея доказательств. Мы с Его Высочеством лишь желаем понять, что происходит в Ферстленде. Разве вы не желаете того же? Может быть, вы все же присядете?

Аурон Старскай продолжал сидеть за столом, хоть и отодвинул от себя блюдо. Жест был сделан явно не потому, что правитель переживал о судьбе важных для Рорри людей, а потому, что его гость позволил себе нарушение всех давно заложенных и выполняемых на протяжении веков традиций и встал, следовательно, закончил завтрак раньше будущего монарха. Это дозволялось лишь в случае, если король давал на это устное разрешение либо была угроза для жизни лорда, его семьи или правителей Ферстленда и тому имелись доказательства в виде письма. Послания за столом читать разрешалось после второй смены блюд каждому, кого принц или король пригласил лично – а вместе с тем отметил хоть и не как равного, но как доброго и ценного гостя.

Исключением из любых правил служили две причины – рождение первенца у кого-либо из присутствующих, благодаря чему лорд мог удалиться в любое время, и война, которая снимала любые ограничения. Во время войны подобные завтраки были редкостью, но тем не менее.

– Я должен поговорить с Ниллсом. Я хочу его видеть! – Рорри не стал присаживаться, а, напротив, вознамерился уйти. Дядюшка Уоррк обучал его манерам, и лорд помнил большинство из повторенных неоднократно слов, однако ему стало совсем не до того. – Ваше Величество.

Дримленс вспомнил о вежливости в самом конце, у двери. Поспешно поклонился, не дождался разрешения и вылетел. Когда слуга закрыл двери, Дримленс уже скрылся в коридоре. Он взбежал по лестнице, проследовал в Большой зал, затем сунулся в Башню Мудрости, а после обошел остальные места, где регент мог с кем-то беседовать, что-то считать или кого-то отчитывать, но так и не натолкнулся на Его Высочество. Рорри поднялся к покоям, но стража не позволила ему приблизиться к дверям в опочивальню Клейса Фореста и не отвечала, есть ли их хозяин в ней или нет.

Мальчик очень долго пытался добиться хоть какого-то ответа, просил, чтобы ему разрешили хотя бы заглянуть к регенту, уговаривал позвать его, если уж Дримленсу вход запрещен, и топал ногами, угрожая стражникам, пока наставник принца Аурона не объявился.

Клейс Форест был высок, как герои из тех сказок, которые слушал в детстве Рорри, и напоминал украшающую главный вход в Профисайфелл статую Фралса Дримленса, построившего замок. Внук западного правителя заказал у камнетесов и скульпторов три статуи и бюст родственника. Последний до самого отъезда Рорри стоял в Большом зале, одна из статуй нашла пристанище у главного входа, а две другие были утеряны во время войн. Лорд Форест выглядел, как и прежде, доброжелательно-отстраненным, и, вероятно, слухи не врали – по-настоящему каменным. Жестким, твердым и непоколебимым. Это еще более роднило регента с изваянием.

– Вы выбрали не самое удачное время, чтобы навестить меня, милорд Дримленс. – Клейс держал в руках три толстые пыльные книги. Рорри не понимал, зачем опекуну Аурона Старская что-то читать и учить, если тот уже добился всего, чего только может пожелать человек. – Я планировал посвятить время самообразованию. У вас что-то случилось, милорд?

– Да. Ниллс находится в тюрьме, а над дядюшкой Экрогом скоро будет суд? Это правда?

– Я думаю, что нам не следует это обсуждать прямо здесь. В неподходящем месте и в не совсем подходящее время.

– Я хочу поговорить с Ниллсом! Я могу поговорить с Ниллсом, Ваше Высочество? – Рорри припомнил изученные некогда речевые обороты, чтобы показаться вежливым и получить желаемое. Уоррк в свое время потратил много сил, чтобы вбить в голову воспитанника необходимые традиции, и в тот или иной момент они всплывали.

– Зачем вам переговаривать с человеком, который обвиняется во множестве преступлений, да и к тому же дважды похитил вас? Он желал променять вас на монеты либо на иное вознаграждение, и, тем не менее, вы желаете его видеть? Для отмщения? Сведение личных счетов до суда мне понятно, это не требует объяснений, однако я не могу дозволить этого. Ниллс важен как свидетель.

– Я ни в коем случае не желаю ему мстить!

– Можете называть это справедливостью или как-то иначе…

– Нет-нет!

– Тогда я не понимаю, зачем вам это.

Рорри вздохнул. Ему совсем не хотелось ничего пояснять. Регент смотрел на него и явно ожидал продолжения беседы.

– Он не виноват! То есть виноват, но я успел узнать его намного лучше, чем вы. Я видел, что он сделал для меня. Он оберегал меня, защищал и спасал, а я не слушался и делал все иначе, не так, как он говорил. Я делал все ему назло, а он и не думал меня обманывать. А когда те пришли, он отрезал веревку и сказал мне бежать… – сбивчиво объяснял лорд Дримленс. В его голове текст звучал намного лучше.