Испорченные сказания. Том IV. Пробуждение знамен. Книга 1

Глава III. Рорри

Верд Флейм явился к Рорри на третий день после суда, лишь только закончился праздник в честь чудовища-Холдбиста – пира, которым лорды, не желающие ничего слушать, ознаменовали начало конца. Дримленс не хотел смотреть на тех, кто уничтожит мир, и не почтил своим присутствием сидящих в Большом зале. Ниллс говорил, что это некрасиво, Аурон предлагал явиться и обменяться любезностями, а после уходить, если лорд неприятен Рорри, Форест грозно смотрел, но дал слово сообщить о недомогании западного правителя.

Флейм не особо нравился мальчику. Беззаботно улыбающийся правитель скороговоркой выпалил положенные этикетом любезности. Он выглядел таким же несдержанным, как и в прошлые разы, но не начал тут же подшучивать.

– Вам уже полегче, милорд? Как я понял, вы несколько приболели прошлым вечером, но выглядите намного лучше, чем во время последних наших встреч в Большом зале, – светловолосый собеседник улыбался мальчику, и было в этой улыбке что-то пугающее. Он слишком старался быть доброжелательным.

– Да, благодарю. Мне намного лучше.

– Если вам потребуется помощь, или поговорить по душам, вы всегда можете обратиться ко мне.

Рорри молча кивнул и перевел взгляд вниз. Он разглядывал начищенную обувь Флейма и вспоминал, что именно эти слова он слышал, пожалуй, почти от каждого присутствующего в Санфелле, особенно от представителей Малых Ветвей. Раньше бы он почувствовал себя счастливым, но не теперь. Теперь он никому не верил – его вновь хотели использовать, прямо как все время до этого.

Наследник Тормера, который в будущем станет полноценным законным правителем весьма хорошо расположенных и более или менее плодородных земель, интересовал многих. С ним хотели заключать брачные союзы в любом месте, где он сталкивался с лордами – после выхода из отхожего места, до, после и во время обеда, на прогулке, когда Рорри шел по лестницам вниз или вверх. Даже на всех необходимых церемониях мужчины и женщины окружали Дримленса так, что было невозможно протиснуться через стройные ряды просителей. К тому же всем было интересно, что именно с ним делал Редгласс, как мальчик жил в плену, кем были его друзья, как выглядели культисты, какие рыцари спасли его и еще очень и очень многое. Когда-то лорд хотел внимания, он надеялся, что станет тем человеком, про которого всюду говорят, с кем хотят дружить, но… Он представлял себе жизнь иначе. Теперь Рорри скорее мечтал о покое.

Может быть, и лорд Флейм хотел полить грязью дядюшку Экрога или высказать свое мерзкое предположение на тему того, как Дримленса дрессировали, чтобы он защищал похитителя? Или, может, предложить союз? Кажется, у него была сестра, но намного старше Дримленса. Или сестер было две?

– Благодарю вас, милорд Флейм, – Клейс Форест вплотную занялся обучением Рорри, некоторые вещи он лично вбивал в голову первенца Тормера, а о некоторых юноше постоянно напоминал Ниллс. Речевые обороты и вежливость после стольких повторений выходили из Дримленс сами по себе, ему более не требовалось задумываться, – Мне очень приятно ваше беспокойство… Не возражаете, если я отправлюсь на тренировочное поле?

– Вы часто упражняетесь? Хорошее занятие для мужчины.

– Раньше почти не упражнялся и теперь хочу все наверстать. Да, я уже слышал от разных лордов предостережения или их излюбленное «вы только зря тратите время», «время упущено», «вы никогда не поспеете за другими потому, что толком не тренировались до этого». А кое-кто даже заявил, что толку от моих попыток не больше, чем от того, чтобы носить воду дырявым ведром. Я сам слышал! Говорят, что можно попробовать, а бывает, что и вовсе неплохо получается и даже воды прибавляется, но все равно это будет совсем не так, как носить в целом ведре.

– Вы удивительно хорошо запоминаете то, что вам говорили, – явно польстил мальчику Верд, – И выражаете свои мысли вы очень занятно. Я не уверен, что понял все это, связанное с ведром, но все же…

– Дырявое ведро это я, – пояснил Рорри, – Так мне сказали. А нормальные ведра – остальные лорды и даже бастарды. Вкладывать в меня что-либо – бесполезная затея, милорд Флейм. Вот так все тут думают, когда я иду тренироваться. Я бы и не ходил, но мне надо. Регент считает, что иначе я не смогу за себя постоять и что-то там про дисциплину говорил.

– К чему эти формальности? Мы равны по нашему происхождению, кроме того, нас объединяет и то, что наши отцы мертвы. А еще оба побывали в плену из-за этой проклятой войны, верно? Зовите меня Вердом.

Первенец Дарона отличался от Аурона Старская, который делал только как полагалось и выполнял все требуемые церемонии, всегда был предельно вежлив и даже к своему ровеснику обращался только как к взрослому лорду. Флейм не походил и на Клейса Фореста, также настроенного весьма миролюбиво, однако постоянно занятого и отстраненного. Жители в Санфелле, и знатные, и слуги, были хорошо обучены, терпеливы и бесконечно улыбались при встрече, но они казались ненастоящими. Они умело играли свои роли и Рорри чувствовал себя неуютно – он хотел видеть вокруг людей и говорить с ними не так, словно находился на бесконечном пиру. В его жизни и без того уже было немало обмана.

– Меня тоже можно называть по имени. Я привык к этому больше. Мне тут уже надоело, что каждый называет меня лордом, только по имени рода обращается и постоянно люди слишком вежливые. А сами смотрят и ждут, чтобы я ошибся, чтобы потом надо мной потешаться! И снова милорд, милорд, милорд… Как будто у меня нет моего личного имени, и я не человек.

– Хорошо, Рорри. – быстро и легко согласился Верд Флейм и тут же перешел на еще более доверительное общение, чем Дримленс был доволен, – Насчет этого ведра и твоей неспособности в нем пронести много воды – не обращай внимания. Я не считаю, что ты неумеха, а даже если и так – это не повод опускать руки. Хоть так и не скажешь, глядя на меня, но и я сталкиваюсь с проблемами и, бывает, оказываюсь не в состоянии решить их. У меня тоже бывали плохие дни, циклы и сезоны, но это пройдет и наступит хорошее время. Мой отец всегда говорил – не прислушивайся к глупцам и еще меньше прислушивайся к завистникам, ничего хорошего от них ты не услышишь, только зря аппетит испортишь.

Дримленс чуть улыбнулся и закивал.

С Флеймом Рорри говорил мало, во время первых бесед тот совершенно не понравился мальчику, он произвел впечатление неподходящего собеседника и человека очень импульсивного, интересующегося только женщинами, едой и шутками, над которыми сам же смеялся от души. А еще Верд говорил грубости, но теперь открылся с совершенно иной стороны.

– Вы хотели о чем-то попросить меня, Верд? Для этого искали? Я слышал, как вы кричали на слугу.

– А тебя не провести! – вновь сделал комплимент собеседнику Флейм, и Рорри смутился, – Да. У меня к тебе и правда есть дело, оно не терпит отлагательств. Я, разумеется, не против поболтать ни о чем, но пока не готов ради ничего не значащего обмена любезностями бегать по всему Санфеллу.

Рорри был, мягко говоря, разочарован. Он до последнего надеялся, что с ним желали побеседовать просто так и никто не станет вновь донимать его какими-то делами. Скорее всего, дело в его плене или положении. Очередные расспросы о впечатлениях лорда о Миррорхолле и Шинфорте, о Редглассе и его детях? Мужчинам, особенно из Малых Ветвей, из тех, кто редко являлся на Праздники Лета или Зимы – а говорят, только там можно было встретить Хельгу Редгласс – было любопытно, насколько она кривая и уродливая, раз до сих пор не замужем. Некоторые и вовсе интересовались, нет ли у дочери Экрога хвоста, конечностей, покрытых шерстью, или мужских органов. Люди смеялись над смелой и уверенной в себе женщиной, и над двумя ее братьями. Если бы Редгласс присутствовал в качестве гостя, никто бы не посмел такое спрашивать, но теперь, когда властный правитель был осужденным на казнь пленником, люди совсем лишились совести.

Скорее всего, пару лет назад Рорри бы тоже смеялся. Если бы он не познал жизнь, он бы точно таким же образом издевался над непохожими на других людьми. Теперь же его задевали подобные слова. Ему не нравилось слышать гадости про ставших близкими Редглассов, с которыми он тесно общался и жил под одной крышей. Воспоминания о Хэге уже были не столь яркими, и отвратительный юноша перестал пугать Дримленса. Пусть младший сын Экрога и Алеаны и производил отталкивающее впечатление, и иногда обижал друга и окружающих, с ним было весело. Рорри скучал по юноше и возмущался до глубины души, когда слышал в адрес приятеля оскорбления. Пару раз он громко заявлял о своем негодовании, лорды и леди просили прощения и удалялись.

К сожалению, теперь Дримленс поумнел и понимал, что как только он отдаляется от собеседников, пусть даже те и делали вид, что желают ему добра и широко улыбались, о нем начинают говорить не менее гадкие вещи. В Санфелле собралось много знатных людей. Если считать всех, от правителей до самых бедных лордов, то гостили у Старскаев представители по меньшей мере трех с чем-то десятков родов. Однако, наследники, нынешние главы и их советники не являлись основой того общества, которое любило распускать слухи и смеяться над каждым.

Леди, незаконнорожденные отпрыски, которых признали и брали с собой, защитники, и особенно слуги из простонародья – из их уст Рорри слышал куда больше пакостей, чем даже от самого мерзкого и кривляющегося при упоминании Экрога представителя знати.

Не меньше юного лорда донимали вопросами о том, что же случилось с сиром Радлом Ловким и другими рыцарями, со всем королевским отрядом и людьми Дримленсов. Некоторых почему-то особенно интересовали кровавые подробности – кого и как убили, кого насиловали, а двое нашли в себе смелость поинтересовались, не обучал ли лорд Редгласс Рорри жестокости и грубому обращению с дамами.

Однако, самой животрепещущих темой стали культисты. Слушать и, тем более, говорить про них лорд Дримленс уже не мог. Как они выглядели, во что были одеты, есть ли у них символы, отличаются ли они от остального мирного населения, похожи ли их предводители на чудовищ, как они говорят, кто руководит ими, что они собирались сделать с лордом, не удалось ли Рорри встретить иных похищенных, не вынуждали ли их участвовать в чем-то грязном и кто из знати благоволит Культу Первых – далеко не полный перечень вопросов, которые не уставали задавать правителю западных земель по десятку раз. Как только он слышал в одном предложении слова про культистов, плен, Редглассов или свадьбу, то предпочитал как можно скорее убежать.

Наверное, его сочли трусом или злодеем, не желающим общаться с достойными людьми, Рорри хотел всего лишь покоя и понимания, но ни того, ни другого не получал.

– И что же именно вас заинтересовало? – вздохнул Рори. Он смотрел на дверь и подумывал сбежать, как только появится возможность. Извиниться, сообщить, что очень нужно отойти, например, в уборную, а после не возвращаться… Но Верд Флейм затронул совсем иную тему, ту, которая действительно волновала Рорри.

– Что произошло с вами в Большом Зале, когда шел первый суд, милорд Дримленс?

– О чем вы? – испугался мальчик, – В зале ничего не происходило, мне сделалось дурно и только-то.

Вспоминать тот день сын Тормера совершенно не хотел, тем более после того, как почти с десяток человек припомнили мальчику его поступок – они называли это трусостью. Рорри чувствовал, как щеки и уши начинают нагреваться и понимал, что выглядит глупо и снова вызовет шквал насмешек. Раскрасневшийся, напуганный и нелепый, пожалуй, он по праву считался единственным, кому, несмотря на происхождение и родителей, места в Санфелле на самом деле не было. Уже давно Рорри перестал быть правильным наследником.

– О твоих словах про чудовище. Ты и после рассказывал, что мы с чем-то ошибаемся, и делаем все неправильно и что ты нас за это покараешь. Или как-то так, я не так хорошо запоминаю. И прекрати быть таким вежливым, тебя хорошо научили, но мне это в Санфелле тоже уже порядком надоело. А тебе разве нет? – Верд словно не замечал, как жалко выглядит его собеседник, – Впрочем, не стану тебя заставлять, говори, как нравится. Ты обвинил бастарда Холдбиста в том, что он ужасен и утверждал, что он причастен к кошмару, начало которого ты и пророчил. Может, мы с Раялом зря промолчали в те разы и только успокаивали тебя, но хочу, чтобы ты знал –есть и те, кто тебе верит. Например, я верю, верит Раял. Уверен, что есть и другие люди, которые слышали и понимают твои предостережения, или хотя бы задумываются. Ты сам-то помнишь, что говорил тогда?

– Помню. Во все разы, – тихо ответил мальчик. Это больше походило на писк, нежели на голос, принадлежащий почти взрослому юноше. Дримленс прокашлялся и повторил, – Помню. Я помню все, что говорил. Но вы меня тогда не послушали.

– Я готов выслушать тебя сейчас.

– Уже поздно. Уже начало свершаться…

– А я все же хочу. Исправлять ошибки же никогда не поздно. Расскажешь мне, почему и в чем ты обвинял бастарда Холдбиста? Уверен, у тебя на то имелись свои причины. Признаю, поначалу он мне показался интересным человеком, с ним легко говорить, как с приятелем в трактире за кружкой-другой. Но после твоих слов я начал внимательнее к нему присматриваться и, думаю, ты был прав. Что-то в нем есть такое, неправильное, опасное я бы сказал.

– Мне не очень хотелось бы вновь вспоминать о суде и о другом, что происходило…

Особенно тяжело Рорри далась самая первая встреча с Экрогом Редглассом, когда тот только предстал перед судом. В тот день лорд Дримленс не желал являться на слушанье и пришел лишь потому, что на этом настояли регент и Ниллс.

Бывший верный слуга Редгласса стал единственным, кто сумел убедить Рорри выступить против человека, заменившего и Уоррка, и отца разом. Пусть глупые люди и утверждали, что Экрог повинен во всем том зле, которое обрушилось на наследника запада, и что лорд не испытывал на самом деле к ребенку ни капли симпатии, предпочитая лишь использовать всех вокруг, кроме, разве что, родных отпрысков, верить словам Дримленс был не готов. Он не желал смиряться с тем, что на самом деле стал только пешкой в чьей-то игре.

Перед судом юноша и вовсе испытывал страх и не решался войти в Большой зал, пока кто-то – он не обратил внимания, кто именно – не подтолкнул его. Когда же пришла очередь говорить, Рорри растерялся. Мысли смешались, в голове стоял только звук пульсирующего сердца и ничего более. Все, совершенно все взоры были обращены на мальчишку – Вайткроу, Старскай, Форест, даже Глейгрим и Флейм, в чьей войне он был в некоторой степени повинен, смотрели на него. Вассалы враждующих родов и тех, кого позвали стать свидетелями, лорды и леди Ветвей и Малых Ветвей, прибывшие по каким-либо делам в Санфелл и получившие приглашение стать судьями, верные вассалы Дримленсов, леди Лоудбелл, чей род, если верить легендам, некогда вышел из Династии Рорри, не сводили с него глаз. Десятки, сотни, а может и десятки сотен взглядов…

От пристального внимания становилось не по себе. Мальчик не был готов к ответственности, которая свалилась на его плечи. Он не желал решать, жить милорду Редглассу или умирать, не желал решать, помогать Ниллсу или отойти в сторону. С одной стороны, западный лорд знал, ведь ему неоднократно говорили об этом, что его обвинения могут помочь свершить правосудие и, скорее всего, спасут верного слугу дядюшки Экрога от неминуемой казни – регент мог признать Ниллса такой же пешкой, как и самого Рорри. С другой же, хозяин Миррорхолла проявлял к сироте доброту и заботу, как к собственному племяннику, обучал его и, хоть и был строг, с пониманием относился ко всему, что не получалось у воспитанника и не ругал его. Редгласс не смеялся над страхами, только спрашивал, чем помочь.

Рорри находился между двух крепостей, на границе меж двумя близкими людьми, к которым он должен испытывать ненависть, но ощущал только привязанность и чуть-чуть обиды. Оба мужчины – и лорд, и воин – были одновременно и похожими, и разными, и, что хуже всего, именно Дримленсу предстояло выбрать, кому жить. Сразу спасти обоих не получилось бы, так как поддержка одного несла погибель другому, а может, и обоим сразу. Клейс Форест дал слово, что прислушается к любым речам вернувшегося наследника Тормера и подчеркнул, что именно они станут решающими.

Дримленс не был готов.

Он собирался с мыслями на протяжении целой ночи перед судом, затем сидел на месте лорда запада и повторял одни и те же слова про себя множество раз. Он репетировал, репетировал и никак не мог перестать бубнить. Вероятно, порой он делал это так громко, что сидящие рядом и позади него лорды и леди ерзали на своих местах, смотрели на него, посмеивались и переглядывались, а кто-то даже шикнул. Будущий правитель Великой Династии засмущался, замолчал и покраснел, словно занимался непотребством при честном народе, а не думал над правильностью речи и выбором стороны.

Как на зло, именно в этот момент Его Высочество решил обратиться к мальчику. Напряжение не позволило Рорри в тот раз высказаться, он смотрел на Экрога, отворачивался, мямлил, и в итоге предпочел позорно сбежать. Вернуть в зал лорда выбежал Ниллс. Он поддержал наследника Тормера и сказал, что если сейчас Дримленс не готов говорить, то не обязан. Только из-за этого Рорри согласился вернуться на суд, хоть и понимал, что теперь на него смотрят осуждающе, он видел и насмешки, их не пытались скрыть. Его покрасневшее от стыда лицо и такие же красные и мокрые от слез глаза выдавали его – как бы правитель ни храбрился и ни называл себя сильным и самоуверенным, на самом деле он был слаб и напуган. Слишком многое за последние годы происходило в его размеренной жизни не так, как он бы хотел.

В какой-то момент мальчик перестал понимать, что происходит в Большом зале и только думал о своем. Уоррк ограждал воспитанника от любых опасностей и горьких известий, он не позволял узнавать реальный мир и видеть то зло, которое один человек способен причинить другому. Оказалось, что только человек мог быть настолько жесток к человеку, ни одному Богу и ни одному стихийному явлению было не сравниться в этом с людским родом.

Советник не позволял наследнику лорда делать неверные шаги, решал за него проблемы, прятал в замке и не пускал никого подозрительного и недостаточно надежного в Профисайфелл. Пусть Уоррк и сердился, что друзья у лорда состояли только из детей обслуги, но он не предпринимал никаких попыток познакомить будущего правителя с настоящим миром, соседями, другими лордами, даже вассалами его возраста. Поначалу Рорри был уверен, что друг отца делал это только ради блага и не виноват, что вышло нехорошо, но после лорд стал испытывать горечь разочарования, злость на Уоррка и обиду.

Пожилой мужчина думал не столько о мальчике, сколько о себе и желании служить живому правителю – в этом заключался смысл его жизни. Рорри так и не сумел завести настоящих и достойных его статуса друзей, а те, которые могли бы стать достойными, хоть и не имели знатного происхождения, остались в главном городе западных земель. Теперь, пусть юноша и вернется домой даже в ближайшие дни, эти люди будут уже чужими для него, а он – чужим и незнакомым для них.

Дримленс, может, чего-то не понимал и многого не знал, он пропустил значительную часть необходимого лордам образования, но ум его от этого хуже не стал. Его хватало, чтобы осознать, что благодаря Уоррку он остался одинок и неподготовлен к настоящему миру. Чрезмерная опека и защита, которые закончились в один миг, не принесли ничего хорошего. Рорри было стыдно признаваться Редглассу и особенно Хэгу, но он никогда не видел смерти до того, как отряд, возглавляемый Ниллсом, не напал.

Любой мальчик его возраста уже успевал побывать с отцом в военном походе, погонять со своих земель чужеземцев, воришек, разбойников или культистов, судить и казнить отступников и предателей. Делали это лорды, само собой, не самостоятельно, но они хотя бы присутствовали при свершении правосудия. Тем, кто жил в спокойных городах, доводилось хотя бы побывать в Квартале Умельцев, где увидеть, как бедняки умирают прямо на улице или наткнуться на уже не совсем свежее тело – это считалось обычным. Все видели смерти, кровь, части тел, но только не Рорри – его постоянно ограждали от всего дурного. Уоррк не позволил лорду в свое время увидеть старого мудреца из писарей, который обучал мальчика письму, и проститься с ним. Старик был ворчливым, но при себе у него всегда имелись вымоченные в меду сливы, и он охотно делился угощением со всеми детьми, а с лордом особенно щедро. Писарь упал с лестницы, когда решил пораньше спуститься в Большой зал. Торопился, наступил сам себе на одежды и скатился вниз. Взрослый здоровый человек пережил бы падение, но старику не повезло. Тогда Уоррк не разрешил смотреть на мертвеца, а до этого три дня врал наследнику Тормера, что мудрец заболел.

Неугомонный советник из кожи вон лез, чтобы создать безопасный мир вокруг и перемудрил. Во время суда мальчик понял, что более никакой подобной защиты у него не будет и единственное, что ему остается – привыкать к миру, такому, какой он на самом деле. И в этом мире правители, пусть даже юные, должны брать на себя ответственность и распоряжаться чужими жизнями.

Подобные мысли начали посещать Дримленса еще до слушанья. Впрочем, он забыл о них, когда в Большом зале внимание сосредоточилось на одном человеке – Рирзе Холдбисте. Сон, снившийся Рорри последние ночи, начал сбываться и страх охватил его.

Мальчик не помнил, кричал он или нет, он не помнил, что говорил, но знал, что теперь последует. Что произойдет не только с ним, а со всеми… Тогда он даже не покраснел, он не понимал, чего именно боится, однако, боялся не зря. Именно с чудовища, выглядевшего пока как приветливый, умеющий слушать и шутить человек, к которому, что хуже всего, западный лорд успел привыкнуть и проникнуться симпатией, начнется путь к разрушению Ферстленда и Новых Земель.

– Мне приснился сон, – неуверенно начал Рорри. Верд Флейм смотрел на него, не отрываясь и нетерпеливо кивал, подначивая продолжать говорить, – Мне часто снятся сны, которых я не понимаю, но они после сбываются. Если что-то повторяется из раза в раз, даже пусть меняются детали или какие-то фрагменты, это значит, что то, что мне снится, обязательно сбудется. Обязательно! Может быть, не совсем так, как мне сначала кажется, но все равно. Это очень страшно, тебе и не представить, насколько!