У штурвала началось какое-то движение, отвлекшее меня от невесёлых мыслей. Место Киллиана занял капитан. Вероятно, они решили кинуть якорь, чтобы поплавать.
Эмбер, понятное дело, осталась загорать, а мне нестерпимо хотелось пить. В холодильнике камбуза отыскалась прохладная бутылка воды. Стоило ее взять в руки, как стекло мгновенно запотело и покрылось капельками конденсата. Совсем как пот в ложбинке моей груди. Выпив половину, я не удержалась и приложила бутылку ко лбу. Прохлада мгновенно проникла под кожу и распространилась по всему лицу. Ну, и жарища! Длинные волосы не облегчали моих страданий, в очередной раз меня посетили мысли о короткой стрижке. Пришлось напомнить себе о необходимости ежедневной укладки. А потому просто решила сходить в каюту за заколкой и собрать длинные пряди в хвост.
Но в каюте меня ждал неожиданный сюрприз. С самым нахальным видом на кровати развалился Киллиан.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– Мы вчера не завершили разговор, перчинка. Ты все время от меня убегаешь.
– Катись отсюда!
– Ну вот опять, – устало выдохнул он. – Иди ко мне.
– Вот еще!
Резко развернувшись, я бросилась к дверям. Но Киллиан оказался быстрее. Резко вскочил на ноги, он рванул наперерез мне. Я едва успела схватиться за ручку и приоткрыть дверь, но она тут же с грохотом захлопнулась, отрезая путь к бегству. Широкие мужские ладони прижались к деревянной поверхности по обе стороны от моей головы. Резко обернувшись, я обнаружила парня предельно близко.
Послышался звук замка. Черт! Он что, заблокировал дверь?
– Перчинка, не стоит быть такой пугливой.
Я нервно сглотнула и вжалась в дверь, чтобы отстраниться от подавляющего тела хоть на пару дюймов. Не знаю, что он задумал, но мне совершенно не нравилось быть в роли пойманной жертвы.
– Отойди и не прикасайся ко мне.
Вопреки словам, он придвинулся еще ближе. Капкан окончательно захлопнулся. Склонив голову, Киллиан провел кончиком носа от моего виска к уху. Горячее дыхание расползалось огненными узорами по моей коже, пробуждая в теле сладкий трепет.
– Слышишь? – раздался шепот над самым ухом. – Твое маленькое сердечко бьется, словно мотылек. Оно предвкушает, оно ждет продолжения.
Встретившись с резко потемневшими янтарными глазами, я задержала дыхание. Там зарождался неистовый огонь, который пугал и притягивал меня одновременно. Точно я и правда превратилась в глупого мотылька, слепо летящего ему навстречу. Тело налилось непонятной тяжестью, в голове шумело, и как бы глубоко я ни старалась дышать, воздуха все равно не хватало. Пожар, полыхающий между нами, выжег весь кислород в каюте.
Мерзавцу не потребовалось особых усилий, чтобы подхватить меня за талию и опрокинуть на кровать. В следующую секунду его тяжелое тело опустилось сверху, намертво прижав меня к простыням. Крепкие ладони удерживали запястья, а коленка шустро развела мои ноги в стороны. Боже, я даже моргнуть не успела, как оказалась распластанная морской звездой под Киллианом-мать-его-Муром.
– Что ты творишь?
– Тебе понравится, – с этими словами его губы прижались к моим.
Он прикусывал, обводил контур языком, норовя проникнуть внутрь. Долго мне не продержаться. Его бесподобный вкус, дыхание, сумасшедший запах действовали как наркотик. Каждая клеточка напитывалась им, вбирала и тонула в нем. Он просочился по венам в каждый уголок моего тела, вызывая неистовое головокружительное возбуждение. И я подчинилась. Я просто не могла больше сопротивляться и врать себе, что не хочу этого. Наши языки столкнулись и закружили в безумной схватке. Он то усиливал напор, то игриво отступал, покусывая мои губы, то вновь неистовым вихрем сплетал наши языки. В какой-то момент, ловкие пальцы сдвинули шторку моего купальника и сжали чувствительный сосок. Я задохнулась от новых обжигающих ощущений. С губ слетел протяжный хриплый стон, а ноги инстинктивно сжали его бедра. Боже, он творил невообразимо приятные вещи.
И словно этого было мало, Киллиан дразняще качнул бедрами вверх-вниз, проехавшись напряженным пахом между моих ног. Даже сквозь ткань купальных трусиков я почувствовала острый прилив удовольствия. Оно пронзало меня крошечными разрядами и расходилось от промежности по всему телу.
На секунду оторвавшись от моих губ, он прошептал:
– Так что ты там говорила насчет короны?
– Она тебе определенно давит, – задыхаясь, ответила я.
– Перчинка, открою тебе маленький секрет. Сейчас мне давит не только корона.
О, я его прекрасно понимала. В промежность упиралось нечто большое и тяжелое, похожее на якорь. И я даже знала, куда этот якорь мечтает нырнуть. Осознание, что от последнего шага нас отделяет лишь тонкая ткань, разгоняло и без того взбесившиеся чувства до верхних пределов.
Киллиан.
Я чувствовал, как ее порочное тело льнет ко мне, и мечтал попробовать каждый его дюйм. Нас несло, крыло и качало. Мы, как два обдолбанных серфера, цеплялись друг за друга в попытках справиться с бушующим океаном внутри.
Не в силах сдержаться, сдвинул лиф купальника. Я и до этого видел, что у нее отличная грудь, но реальность превзошла все ожидания. Упругая, теплая с аккуратным торчащим соском. Мгновенно обхватив соблазнительную округлость, зажал между пальцами сосок и потер подушечкой большого пальца. В ответ раздался мучительный стон, прозвучавший прямо мне в губы. Ее бедра качнулись, раззадоривая и без того каменный член. Освободив ногу, она закинула ее мне на бедра и с силой прижала. Просто отрыв башки! Еще немного, и я трахну ее прямо здесь.
Больше не было необходимости удерживать ее руки. Ники льнула ко мне с неменьшей страстью. Ее судорожное дыхание касалось моей кожи, мягкой тягучей карамелью. Голову дурманил ее запах, сплетающийся с кокосовым ароматом лосьона для загара, и я с ума сходил от этого сочетания. Мне хотелось растечься по ее горячей коже морской пеной и облизать каждый дюйм. Не сдержавшись, я лизнул ее шею. Мммм… какая же она вкусная и горячая. И мне очень хотелось попробовать ее везде. Сдвинувшись вниз, я втянул губами сосок и чуть прикусил его, наслаждаясь эффектом. Ники выгнулась мне навстречу и судорожно выдохнула. Острые волны возбуждения и азарта качали меня похлеще качки за бортом. Подо мной лежала дерзкая, невыносимо наглая девчонка, и мне наконец-то удалось подчинить ее, заставить стонать и извиваться. И все же этого было мало.
Мои пальцы легко проникли под эластичную ткань трусиков и скользнули вниз. Твою же мать! Гладкая, выбритая, влажная. Едва взглянув вниз, понял: мне конец. Ее киска выглядела как самый желанный десерт. И первоначальная задумка всего лишь поиграться с ней, рухнула в одночасье. Мне не остановиться. Не в этот раз.
Проникнув в нее двумя пальцами, почувствовал, как внутренние мышцы инстинктивно сжались. Встретившись с Ники взглядом, я покачала головой и поцеловал ее. Нежно, успокаивающе, позволяя привыкнуть к откровенным прикосновениям и мягко погрузиться в обволакивающую атмосферу секса. Облизав сосок, слегка подул на него, отчего она закрыла глаза и позволила мне проникнуть глубже.
Сначала мои движения были нарочито медленными, плавными. Выныривая, я кружил по самому чувствительному бугорку и вновь погружался во влажную щелочку. И перчинка окончательно отпустила себя. Резко притянув меня к себе, впилась губами в мой рот. Жадно, неистово, испепеляюще.
Она принялась поглаживать мой член сквозь ткань шорт все смелее и одновременно задвигала бедрами в такт моим движениям. Мы ускорялись и больше не контролировали этот процесс. Наши головы окончательно капитулировали, делегировав все полномочия телам.
Руки двигались в унисон, мы целовались и ловили стоны друг друга. И на ее груди не осталось ни единого не помеченного моими губами дюйма. Если бы кто-то мне сказал, что в двадцать два года можно так вдохновенно заниматься петтингом, я бы поднял на смех. Но только не сейчас. Происходящее оказалось столь же откровенным, как если бы мы занимались сексом.
Чувствуя, какая она узкая и мокрая внутри, я понял, что больше не готов ждать ни секунды. Возбуждение выжигало вены, закручиваясь узлом в паху. Еще чуть-чуть, и мои яйца разорвет на части.
– Презерватив, – тихо прошелестел ее голос.
Сквозь грохот собственного сердца мне не сразу удалось расслышать. А когда смысл сказанного дошел, я замер. Более тупой ситуации сложно себе представить. У меня не было с собой резинок и похожее у нее тоже. И все же я не терял надежды:
– У тебя есть?
Ее зрачки стали еще больше, полностью перекрыв бирюзовую радужку. По растерянному выражению лица стало ясно, мы в полном дерьме. Не сдержавшись, я выругался. На смену сумасшедшему возбуждению стремительно спешило раздражение. Максимально разгоряченные и готовые наконец-то трахнуться, мы зависли в шаге от желаемого. Но окончательно рухнуть с небес на землю мне не дали. Удивительно, но она сообразила первой. Сев на кровати, перчинка нетерпеливо зашептала:
– Оставайся здесь. Я быстро сбегаю в каюту к Эмбер, у нее точно есть с собой презервативы.
Легонько поцеловав меня в губы, Ники быстро поправила купальник и выскользнула за дверь.
Спустя минуту, я прислушался. Поднялся и приоткрыл дверь. С палубы по-прежнему доносилась музыка и громкие голоса. Черт, где она застряла? Почему так долго? Вытянувшийся дугой член нетерпеливо взирал на меня снизу вверх. Мол, чувак, долго еще мне тут торчать?
Еще через пять минут я закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, беззвучно рассмеялся. Наконец, до меня дошло. Она не планировала возвращаться. Воспользовавшись моментом, кинула меня здесь одного – голозадого, перевозбужденного, а сама улизнула к друзьям. Такого унижения я еще не испытывал. Николь снова удалось урыть меня. Как же ей должно быть сейчас весело!
Натянув шорты, я дошел до гальюна и заперся. Чтобы хоть немного прийти в себя, мне пришлось умыться холодной водой раз пять. В паху неприятно тянуло, низ живота ныл, и фраза «звенят яйца» обрела практическое значение. Они действительно звенели при каждом движении. Черт бы побрал несносную стерву!
Вернувшись на палубу, первое, что я увидел – издевательскую ухмылочку. Перчинка сидела между Уилом и Крисом и непринужденно покачивала в воздухе изящной лодыжкой.
Резко сорвавшись с места, я перемахнул через борт и с головой погрузился под воду. Здесь на глубине царило вселенское спокойствие и тишина. И я впитывал их, как морская губка, приводя чувства и мысли в порядок. В голове звучала незнакомая мелодия, спокойная, но вместе с тем надрывная, нечто между Metallica и Nickelback. Я с интересом прислушивался, гадая, что бы это могло значить. Может, проснулся дремавший во мне композитор, или включилась защитная реакция психики, ограждая меня от недавнего потрясения. Мелодия звучала круто, мне хотелось ее запомнить и непременно когда-нибудь воспроизвести.
Вынырнув, я погреб подальше от яхты. Вокруг плескались толщи воды, над головой ослепительно светило солнце, и, втягивая солоноватый свежий воздух, я ощущал, как негативные эмоции отступают. Перевернувшись на спину, позволил волнам подхватить тело и расслабился. Музыка в моей голове не замолкала, напротив, звучала уверенней. Сплетались переливчатые аккорды гитары, фортепьяно и мерные биты океана идеально ложились на незнакомую мелодию.
К хорошему року меня приучил отец. Он мог сколько угодно притворяться серьезным бизнесменом, занудливым и правильным, но внутри него всегда жил безбашенный рокер. Всю молодость он собирал диски с любимыми группами и включал их при первой же возможности – дома, в машине, в компании друзей. Сколько себя помнил, мы вечно путешествовали под лучшие рок-композиции, и такие имена, как Иэн Гиллан, Джон Блэкмор, Джими Хендрикс, не были для меня пустым звуком. Они стали для меня кумирами.
Однажды утром родители, как обычно, везли меня в школу. Кажется, мне тогда было лет семь. Из динамиков звучала песня: «Smells Like Teen Spirit», я подпевал и так разошелся, что неожиданно взял все верхние ноты Курта. Не вот тебе достижение, но родители сильно впечатлились и отвели меня к преподавателю по вокалу. Так начались мои мучения в музыкальном кружке. В отличие от безупречного вкуса отца, училка отдавала предпочтение занудным школьным песням. И уже спустя месяц мною овладело нестерпимое желание бросить музыку ко всем чертям собачьим. Но отец так гордился мной, что я не посмел этого сделать. Мне не хотелось его разочаровывать. В те времена мы были как никогда близки. Он возил меня по бесчисленным музыкальным конкурсам, и в некоторых я даже побеждал. Все изменилось, когда мне исполнилось двенадцать. Голос начал ломаться, и родители отнеслись к переменам как к катастрофе. Я тогда был совершенно потерян и сильно злился на них. Мне казалось, родители любят меня только из-за выдающихся вокальных данных, лишись я их, закончится и родительская любовь. Словом, то были темные времена для нашей семьи. Когда подростковый период миновал, мой голос все еще был со мной. Более глубокий и сильный, в отличие от отношений с родителями. Они до сих пор так и не восстановились.