– Потом покалякаем, – промурлыкал Соне на ухо Серый и первым вышел из игровой.
Глава 3
Легенда
После завтрака Соня, взяв за руку Стёпу, вместе с Настей отправилась к Лэлу Лэлоевичу. Но едва приоткрыла дверь кабинета, как увидела за столом Злыдню, перед которой лежал раскрытый журнал, а чуть поодаль высились две горы карточек. Одна поменьше, другая побольше. Злыдня брала карточку с вершины высокой горы, быстро пролистывала, делала пометки в журнал и откладывала на вершину горы поменьше.
– Кто там? – Злыдня оторвалась от работы и недовольно взглянула на детей. – А-а-а, это ты, русская чурка. Чего надо?
– Где Лэл Лэлоевич? – Соня благоразумно пропустила обидные слова мимо ушей.
– У него свои дела, – нехотя ответила Злыдня. – Зачем он тебе?
– Самый старший из пациентов, мальчик по имени Сергей, ударил Стёпу по больному носу.
Медсестра встала, подошла к мальчику, взяла в свои огромные ладони его маленькое личико, повернула в одну сторону, в другую, внимательно глядя на прилепленный к носу пластырь.
– Болит? – спросила она строго.
Испуганный мальчик смутился и едва слышно пролепетал:
– Нет, совсем нет.
– Стёпа, – Соня присела перед мальчиком на корточки. – Не бойся, расскажи, что произошло.
– Помолчи, чурка, – медсестра грубо оттолкнула Соню, та чудом удержала равновесие, а Злыдня продолжала допрос:
– Она сказала правду?
Мальчик неуверенно посмотрел на Соню, потом на страшную медсестру, вспомнил Серого, его кулаки, и тихо-тихо, что его едва расслышали, сказал:
– Н-нет.
У Сони округлились глаза.
– Стёпа! – растерянно выдохнула она. – Сергей же тебя ударил! Ты не должен его бояться. Он…
– Мало того, что чурка, так и ещё и врешь. И ребёнка на ложь подбиваешь.
– Но это правда! – в негодовании воскликнула Соня, – Настя, подтверди!
Она оглянулась в поисках Насти, но та спряталась за дверью.
– Настя, и ты здесь? – удивилась медсестра. – Ну? А тебе что сделал Сергей? В глаз дал? Или ударил по твоему большому животу?
Настя молча вышла из-за двери и тихо стояла, потупив взгляд.
– Да что это такое? – возмутилась Соня. – Да перестаньте же его бояться! Нужно только сказать правду, и его…
– Посадят в карцер, – перебила Злыдня. – Но только не его, а тебя.
– Меня!? За что?
– За враньё и подстрекательство.
***
Соня в карцере.
Теснота. Четыре стены, две кровати и хромой стул на трёх ножках. Когда-то палата была обычной, только в два раза шире, потому что её не разделяла надвое железная стена с узкой отдушиной под потолком. И кроватей было не две, а четыре.
За половиной окна сияло солнце. (Да, именно не за окном, а за его половиной, потому, что железная перегородка, разделявшая комнату, делила напополам и окно). Итак, в комнату заглядывало солнце, а девочка чувствовала себя так, как наверное, чувствуют те, кто впервые попадает в тюрьму. Ощущение усиливала решетка на окне. В железной перегородке обнаружилась дверь в соседнюю половину комнаты. Соня подёргала ручку. Закрыто.
– Да-а-а, – протянула девочка, уселась на ближайшую к ней кровать, застеленную, кстати, свежей простынёй, безукоризненно белой (прачечная в больнице, как давно заметила Соня, работала отменно). Она откинулась на подушку в хрустящей наволочке и втянула носом довольно приятный запах стирального порошка. «Как раз для аллергиков», – с раздражением подумала она.
Лежать было скучно. Соня встала, померяла комнатку шагами. Оказалось, семь шагов туда, семь – обратно. Постояла у окна, полюбовалась глухим высоким забором, отгораживающим больницу от оживлённой улицы, послушала доносившиеся с воли звуки трамвая, перегуды автомобилей, детские голоса, принялась изучать стены, снова покрутила ручку железной двери и убедилась, что она действительно закрыта. И вдруг обратила внимание на зарешеченную отдушину под потолком.
Девочка, недолго думая, принялась двигать к железной стене обе кровати. Двигать было недалеко, рукой подать, но дело оказалось не таким простым в тесном помещении. Кровати соприкасались спинками, при этом противоположными спинками упирались в стены. Нужно было именно так, вместе и поставить их у противоположной стены под отдушиной, а затем взобраться на высокую сдвоенную спинку кроватей. Наконец, Соне это удалось, и она с удовлетворением обнаружила, что потолки ниже, чем ей казалось (или спинки кроватей выше): её лицо очутилось как раз на уровне решётчатой отдушины. Она быстро вынула решётку.
Стена оказалась совсем узкой (обычная перегородка, только железная). В соседней половине комнатки – такая же теснота, да ещё и полумрак – туда попадала только малая часть окна, выходящего на улицу. У противоположной от отдушины стены – две кровати, постель на одной из них смята. «Наверное, до меня здесь уже кого-то держали», – подумала Соня и потеряла интерес ко второй камере. Она спустилась, с трудом передвинула кровати на место. И вовремя. В железном замке повернулся ключ.
В проёме двери показалась Нани и какой-то лысый мальчик.
– Сона? – удивилась Нани. – Вот ты гдэ, тэбэ давно пора на процедуры! Алик, заходи, – Нани открыла железную дверь во вторую камеру и посторонилась, чтобы пропустить мальчика вперёд. Но тот медлил, с любопытством рассматривая Соню. Нани подтолкнула мальчика, закрыла за ним дверь и повернулась к Соне:
– Пошли, бедолага. Что же ты такого натворила?
***
По возвращении с процедур Нани сказала Соне:
– Нэ знаю, за что тэбя так… – Нани кивнула в сторону карцера, – Но… Возми что-ныбудь из своих вещэй. А-то ведь там, со скуки померэть можно.
Соня взяла альбом, фломастеры, цветные ручки, подумав, прихватила ноутбук.
– Это Татьяна Артэмъевна тэба сюда? – спросила Нани, когда они вошли в палату карцера.
– Ага, – подтвердила Соня.
– А-а-а, ну тогда я тэба завтра отсуда забэру. Потэрпы. Ранше не получица, прости. – Нани поцеловала Соню в лоб, потрепала по волосам, виновато заглянула в глаза. – Рассэрдится, понымаэш?
И закрыла дверь.
Повисла тишина.
Потом за стенкой что-то зашуршало.
– Привет! Ты Алик? – спросила Соня.