Шлюзы

Мой Бог, эти птицы – ужасные дикари:
садятся на ветки антенн
и пялятся в мои двенадцать метров.
А я – засвеченная насквозь – смотри:
пою верлибр.
Серебро браслетов вокруг запястий —
чуть заметно жмет.
И птицы, как слова —
из-под пера разобраны.
А я тобою брежу. И дрожу.
И тесно мне в животном дне
под ребрами.
Разденусь и брошу раковины на камни,
пусть ветер сурово
мнет их жемчужным вздохом.
А я играю персиками Серова —
как девочка.
Как сумасшедший в борделе Босха —
от пыльной соли мои рукава длинны,
надеюсь, их не завяжут потом крестом.
А пока я стою и жду тебя, словно Ассоль.
Мой Бог, а про птиц я тебе расскажу потом.
Никогда не искала эстетики
в глянце камней. Но ты рядом,
и я способна смять их в пчелиный
воск.
Мой нежный Бог, никогда и не будет нежней —
бликов огня от таких свечей
на гранитный лоск.

    2007

495-812

Я любила тебя.
Против ветра плелись поезда.
Уезжать не такое уж дело.
Остаться – дороже.
В темноте продираясь
на ощупь расширенных глаз,
я тебя рисовала на баннере
собственной кожи.
Я ждала тебя:
не было смысла, и не было лжи.
Кто-то здесь рисковал
из желания мне помочь.
Приходи посмотреть мне в лицо
и в глаза положи
впечатлений на долгую память
и длинную ночь.
Уезжать от тебя.
Обессиленно вою в просветы.
Разрывает мне грудь пустотой
межвагонный домкрат.
И стоп-кран, опираясь на стенку
стволом пистолета,
сообщит мне под утро,
что прибыли в Ленинград.

    2005

Последнее танго

Ритмично заламывая руки с-образным обручем,
Отрываешься, как артистка, в браваде гладкой.
Не траться – я все равно окажусь сильнее.
Не культуристка, впрочем, – бывшая акробатка.

Успокойся, я тоже по факту умею врать.
Никому ни слова об этом больше.
На каждом миллиметре заканчивается кровать,
И ты уезжаешь. Куда на этот раз – Чехия? Польша?

Какая мне разница. Орать на меня не смей.
И даже звонить не стоит – в танцующем жесте
Прими как данность: что только одной ей
Доступна опция гладить меня против шерсти.

    2005

Уточки (мне 22)

Она сводит меня с ума.
Расстреливает из-под ресниц,
как из арбалета.
На каждой влажной выемке
глухой укус.
Культурного шока: оперы и балета
мало, чтобы играть в маркиз.
Она скоро войдет во вкус —
на брудершафт разделили
сухое и крепкое лето,
наматывая нерв на нерв
в кривую атласных бус.
Она убивает меня словами,
я лишь прикрываю живот,
не так уж больно согласная Н
в солнечное сплетение.
В немую гримасу сложился