Солнце в огне

– Со мной всё в порядке, – надавила Йонг, попытавшись придать голосу твердости – ничего не вышло, он всё ещё звучал настолько неуверенно, что не оставлял Юне сомнений: Йонг прошла через ад. Это было правдой, но не той, в которую могла бы поверить Юна.

Юна не стала комментировать её слова и довезла Йонг до больницы в напряжённой тишине.

Во втором часу ночи здесь было спокойнее, чем днём, но Йонг всё равно жмурилась от яркого освещения: то било по отвыкшим от обилия света глазам и вызывало головную боль. Белоснежные стены, врачи в белоснежных халатах, снующие туда-сюда медсёстры в белоснежной форме. Так светло и так чисто, стерильно чисто – Йонг смотрела на больничный вестибюль из-под полуопущенных век и дёргала себя за рукав кофты: всё тут было чересчур. Вся эта реальность была для неё чересчур.

Юна оформила все документы самостоятельно, довела Йонг до кабинета и осталась ждать в коридоре, проявив деликатность. Лучше бы она прошла внутрь и подержала Йонг за руку, пока она не развалилась на части в медицинском кресле.

– Ваша подруга сказала, вы пострадали, – начал врач.

Да, хотела сказать Йонг.

– Нет, – сказала она. – Я упала с горы и ударилась головой. Возможно, меня ограбили, но я в порядке.

Врач вздохнул и начал осмотр.

– У вас истощение, – заключил он после короткого анализа, – и, вероятно, малокровие. Давление очень низкое. Я предполагаю повреждение внутренних органов, но без тщательного осмотра не могу делать выводы, и если вы позволите…

– Хорошо, – кивнула Йонг. – Проведите полный анализ, сделайте заключение. Просто дайте знать моей подруге, что меня никто не насиловал.

Врач побледнел, нахмурился. Надо отдать ему должное, он почти не изменился в лице и сохранял профессиональную выдержку всё то время, что водил Йонг по кабинетам. МРТ, УЗИ, всевозможные анализы. Когда с Йонг закончили, она чувствовала себя совсем разбитой и хотела только одного – провалиться в глубокий сон на неделю.

Уснуть, забыться, оставить мир, в котором всё слишком громкое и слишком правильное, в котором о войне с Японией читают в учебниках по истории, а великих генералов превращают в кумиров страны и возводят в их честь статуи и музеи.

– Она в порядке, – сказал врач Юне, которая успела сгрызть ногти от волнения за Йонг. Юна удивлённо моргнула. – У неё истощение и анемия, недостаток витаминов, всё это привело к слабости и упадку сил, и, видимо, поэтому ваша подруга потеряла сознание. Но касательно вашего запроса… Она в порядке.

– Да? – не поверила Юна и посмотрела на Йонг с ещё большим недоверием, чем прежде. – Вы уверены? Я просто…

– Я же говорила, – вздохнула Йонг. – Пожалуйста, давай поедем к тебе и я посплю.

Она вспомнила строгий наказ ёнгданте и добавила, теперь не чувствуя ничего:

– И поем. Посплю и поем, да.

* * *

– Твоя мама тебя искала, – сказала Юна уже в миниатюрной квартире, где жила одна. Йонг кивнула своему отражению в зеркале. Она стояла в ванной, слушала, как течёт из крана чистая вода, и смотрела на себя – спокойно, не торопясь и не ожидая сигнала тревоги – впервые за долгое-долгое время.

Запавшие глаза, бледная кожа с пигментными пятнами, появившимися под ярким чосонским солнцем без защиты из крема, сухие потрескавшиеся губы, потускневшие волосы. Её отражение отличалось от того, какое Йонг помнила. Она была не похожа на себя прошлую и гадала сейчас, точно ли вернулась сама, а не отправила через вселенные отголосок себя прежней, призрак-вонгви.

– Я сказала ей, что ты ушла на свидание с Рэв… с этим ублюдком, – добавила Юна. Йонг с трудом оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на застрявшую в дверях ванной Юну.

Теперь и та старательно избегала имени Рэвона, как Йонг в первые дни в не-Чосоне. Забавно, подумала Йонг отстранённо, с удивлением отмечая, что слушает себя будто со стороны, будто отделилась от тела и наблюдает за собой с вниманием учёного, открывшего новый вид живых организмов. Что будет делать это потерянное существо, если давить на больное, если ковырять открытую рану и втирать в неё яд из слов, которые не должны бы вызывать боль при других обстоятельствах.

– Я хочу есть, – сказала Йонг. Юна покивала и больше ничего говорить не стала. Ушла в кухню, и через мгновение Йонг услышала, как включается электрический чайник и закипает вода в рисоварке.

Эти звуки были непривычными, почти чужими. Йонг стояла посреди ванной, слушала мерное бульканье воды и с неудовольствием отмечала, что оно не похоже на кипение супа в походных котлах.

У неё ушло неприлично много времени, чтобы умыться и расчесать спутанные волосы пальцами. Йонг воспользовалась кремом Юны, втирая его в щёки так сильно, что кожа покраснела и пошла пятнами. Ещё несколько месяцев назад она отдала бы что угодно за баночки тонера и эмульсии. Несколько месяцев – или несколько часов? Йонг не пыталась даже понять, почему в этом мире прошло так мало времени.

Может быть, она всё ещё спит и совсем скоро проснётся в деревне у Конджу.

Она снова посмотрела на себя в зеркало. Повернула голову влево, открывая своему отражению изгиб шеи. Ничего нет, никакой змеиной чешуи, оставшейся после имуги. Кожа там была гладкая, а не шершавая, какую Йонг трогала в не-Чосоне.

Она уронила руки вдоль тела. Великий Лазурный Дракон, как она устала…

Йонг повернулась спиной к зеркалу и вышла, не заметив, что её отражение, затормозив, несколько мгновений дрожало в нерешительности и только потом нехотя ушло за ней следом.

Юна ждала её в кухне. Йонг села на предложенный стул – гладкий, с твёрдой спинкой. Не деревянные доски, оставляющие на паджи занозы, а на бёдрах – кривые синяки.

Перед ней стояла чашка белоснежного мягкого риса и остаток кимчи-чиге[3 - Корейское блюдо, рагу из кимчи. Кимчи – блюдо корейской кухни, представляющее собой остро приправленные квашеные (ферментированные) овощи.], Юна пододвинула Йонг вилку с ложкой и тоже села. Они ели в молчании: Юна следила за каждым движением Йонг и не знала, можно ли что-то сказать, Йонг тоже не вызывалась на разговор. Рис был мягким и ароматным, кимчи-чиге острым, как надо, и вода в стакане была свежей и абсолютно прозрачной.

– Меня тошнит, – призналась Йонг после того, как не смогла проглотить и половины своей порции. Юна покивала и отодвинула от неё чашку с рисом.

– Давай налью ещё воды. И дам тебе снотворное, оно поможет уснуть.

Позже, когда они разложили футон и Йонг лежала на полу небольшой комнаты и смотрела в потолок, Юна тихо спросила:

– Ты расскажешь мне, что случилось?

Йонг медлила. Она поворочалась, чувствуя, что мягкий футон не приносит ей расслабления, вытащила подушку из-под затылка и сжала её между колен.

– Я была в Чосоне, – сказала Йонг наконец. – В Чосоне, где есть дракон.

Юна слушала не перебивая, и Йонг даже не пыталась угадать, какой безумной кажется. Она рассказывала про драконье войско, про генерала Тоётоми, про то, что Рэвон был его помощником и натворил бед. Про Ли Хона и его подвиг, про то, каким милым и бесконечно добрым был Вонбин и каким смелым он оказался. Про Лан и её ритуалы, про силу стихий и Великий Цикл.

И про дракона. Йонг рассказывала Юне про Великих Зверей, упоминая Лазурного Дракона, как часть Цикла, и остановилась, как только языка коснулось имя капитана. Она не смогла произнести его вслух, и даже отголосок, который она едва задела, обжёг ей нёбо.

– То есть тебя спас парень-дракон? – серьёзно спросила Юна. Йонг кивнула, чувствуя, как горло стискивает удушливое объятие боли. Юна выдохнула: – Вот это тебя приложило головой…

Йонг не стала оправдываться. Она проглотила колючий ком, застрявший в горле, тот провалился в грудную клетку, процарапав все дыхательные пути, и только тогда смогла ответить:

– Да. Да, чего только не привидится в обмороке.

Она повернулась на бок, поймала в стоящем у стены высоком зеркале отражение своих глаз и зажмурилась. В полоске света, бившего с улицы из окна, её глаза блеснули зелёным, зрачок на короткий миг задрожал и сжался. Йонг моргнула. Глаза были её, обычные.

Показалось.

* * *

Йонг вернулась домой на следующий день. Это был вторник, Юна убедила её взять отгул на всю неделю, чтобы отдохнуть, и руководителю Паку сообщила, что Йонг заболела. У неё на руках было вчерашнее заключение врача, и врать даже не пришлось.

Когда Йонг вошла в квартиру, пропитанную знакомым запахом, то впервые поняла, что вернулась домой, и пошатнулась от почти забытого ощущения. Она чуть не упала, с трудом, хватаясь за стены, добрела до своей комнаты. Родители были на работе, и, хоть Йонг не видела их очень долгое время, встречаться прямо сейчас с ними не хотелось. Не моглось даже: Йонг сразу же начала бы плакать и испугала этим маму.

Она упала на свою кровать – мягкую, уютную, такую не похожую на циновки в старых гостевых домах не-Чосона – и провалилась в глубокий сон. Прошлой ночью ей снился омут, Великое море, в котором она провела… дни, недели, годы? Море схлынуло с первой трелью будильника Юны, оставив после себя в душе Йонг липкий холод, и домой она ехала с не покидавшим её ощущением, будто что-то забыла.

Себя. Она забыла себя в омуте, потеряла важную часть, о которой даже не знала, пока не очутилась на дне Великого моря. Лан говорила ей, что оно было первым миром из всех существующих, средоточием Великого Цикла, его колыбелью. Тогда Йонг оставила в море свой след, отголосок своей Ци.

Она вернулась в не-Чосон другой и знала это ещё до того, как Лан провела над ней ритуал, проверяя изменившуюся Ци. Не ослабевшую, не окрепшую – просто другую.