– Она славная женщина. – Кивнув, мама отрезает себе небольшой кусок белого хлеба.
– Не сомневаюсь, но что ты делаешь, мам? Зачем нарядилась? И к чему эта скатерть?
– Что-то я не поняла твоего вопроса, Эми. – Она кажется искренне сбитой с толку.
– Я спросила, что за представление ты устроила и в какие игры играешь? – отчеканиваю я, с трудом сдерживая раздражение.
– Не понимаю, – повторяет она. – Что не так?
– Ты уже давно ничего не готовишь, – напоминаю я ей.
– Не так уж и давно это было…
– Больше семи лет, мама!
– Я тебя чем-то расстроила? – Она опускает взгляд в тарелку. – Прости, дочка, я лишь хотела поужинать. Как раньше.
– Как раньше, – шепотом повторяю я за ней, коря себя за очередной срыв. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Лучше, чем когда-либо, – уверенно отвечает мама. – Я полна решимости все исправить.
– Ты это уже говорила. Прямо перед встречей с прошлым врачом.
– Я этого не помню.
– В понедельник ты встретишься с еще одним специалистом.
– Знаю и с нетерпением жду нашей встречи.
– Ты должна быть честна с ним, мама.
– Конечно, я всегда честна с врачами, которых ты для меня находишь.
Не справившись с внутренним напряжением, я отставляю тарелку и встаю из-за стола. Это не первый раз, когда ей становится лучше и она выглядит вполне здоровой. Но такого сильного прогресса на моей памяти еще ни разу не случалось. Я напугана и не знаю, как с этим справиться. Мне страшно, что после этого внезапного улучшения ей станет в десятки раз хуже, и тогда уже никто из нас не сможет ей помочь.
– Ты не доела, – сокрушается она, провожая меня печальным взглядом. – Похоже, я разучилась готовить. Совсем немудрено после такого долгого перерыва…
– Дело не в супе, мам. Я просто не привыкла к такому.
– К чему именно?
– К семейным вечерам и нашим разговорам.
– Мы говорим каждый день, дочка.
– Но не так. Прости, мам, но ты никогда этого не поймешь, как и я никогда не пойму тебя.
Потому что каждый из нас несет свое бремя, ставшее настоящим проклятием.
– Я бы хотела это изменить, – говорит она, вставая из-за стола. – Что я могу для тебя сделать?
– Не знаю. – Пожимая плечами, я вдруг вспоминаю о Тамазе. – Можешь рассказать, почему я должна держаться подальше от парней?
– Я тебе уже говорила, им нельзя доверять. – Ее лицо преображается: на нем будто разом отражаются все существующие оттенки ненависти. – Эта тема у нас под запретом, Эми.
– Ты сама сказала, что хочешь изменить наши отношения.
– Это никак не относится к нам с тобой, – огрызается она.
– Неужели? Ты хоть представляешь, что натворила, мама?
– Я спасла тебе жизнь.
– Шутишь? – Нервно рассмеявшись, я подхожу ближе, чтобы заглянуть в ее расширенные от вспыхнувшей злости глаза. – Я чувствую себя сломанной и понятия не имею, как с этим жить. О каком спасении ты вообще говоришь?
– Я не жду, что ты поймешь. Но, поверь, настанет день, когда ты придешь и скажешь мне спасибо.
– Этого не будет.
Прищурившись, она качает головой и вдруг становится той версией себя, которая пугает меня больше всего.
– Я явственно вижу, что кто-то хочет тобой овладеть. У него похотливый темный взгляд и длинные потные руки. Не успеешь оглянуться, как он подчинит твою волю и сделает тебя своей игрушкой.
– Прекрати, – процеживаю я сквозь стучащие зубы.
– Ты сопротивляешься недостаточно сильно, он уже запустил в тебя свои корни. – Она проводит ладонью по низу моего живота.
– Хватит! – сбросив с себя ее руку, я делаю несколько шагов назад. – Ты меня пугаешь!
– Я лишь говорю, что вижу, – невинно улыбается она. – Ты не следуешь нашему правилу, Эми, о чем очень скоро горько пожалеешь. Только будет поздно.
– Нет. – Всхлипнув, я опускаюсь на колени, пораженная тем, как быстро сегодня сломалась. – Не говори так, пожалуйста.
– Не плачь, дочка. – Сев рядом, мама обнимает меня за дрожащие плечи. – Еще не поздно себя спасти. Нужно только перестать общаться со сбежавшим от дьявола отродьем с поцарапанным лицом.
– Я перестану, мама, обещаю, что перестану! – Уверяю я ее сквозь слезы.
– Я тебе верю, искорка. Только не подведи мое доверие. И помни, что я все равно обо всем узнаю, потому что карты никогда не врут.
Ведьма
Утром, когда раздается звонок в дверь, мама сама впускает Лилию в квартиру. Я слышу, как она делает комплимент ее кудряшкам и предлагает выпить лимонного чаю. Как только они оказываются на кухне, я тихо прокрадываюсь в гостиную и, заметив на столе зажженные свечи, подхожу ближе. Мне на глаза попадаются две карты, лежащие в стороне от других. Суд и Жрица. Мама наверняка знает, что означает их сочетание. Но иногда мне кажется, что ее толкования отличаются от общепринятых и она видит лишь то, что хочет.
Несмотря на случившуюся у меня накануне истерику, я осмеливаюсь не только покинуть пределы комнаты, но и встретиться с мамой перед выходом из дома. Она появляется в коридоре с белоснежной кружкой в руках и умиротворенной улыбкой на губах. В ее синих глазах ни намека на раскаяние за содеянное. Наоборот – она будто гордится собой, потому что искренне верит в совершаемое благо.
– Уже уходите в университет? – интересуется Лилия, стоящая рядом с мамой. Меня удивляет не то, что они поладили, а то, как быстро это произошло.
– Нет, сегодня придется пропустить занятия, мне нужно на утреннюю тренировку, потому что вечером у нас с подругой другие планы.