Чернее, чем тени. Ринордийский цикл. Книга 2

Людей здесь было много сегодня – они проходили вереницами, один за другим, шеренга за шеренгой.

Ещё чуть-чуть, и начнут маршировать в ногу, – подумала Лаванда и несмело улыбнулась своим мыслям.

Она отдыхала сейчас: она прошла довольно много от их дома до этого сквера; хотя для Феликса это наверняка были бы сущие пустяки, но она не привыкла столько ходить пешком. Но день выдался такой чудесный, что варварством представлялось прятаться в трамвае от бледно-голубого неба с лёгкими мазками облаков, застывшими на его холсте. Полупрозрачное, оно как бы окунало день в стакан воды, и всё вокруг наполнялось едва заметным воздушным свечением.

Люди, похоже, разделяли её мнение, что день чудесный, иначе вряд ли их собралось бы здесь столько. Лаванда наблюдала украдкой, словно её и не было тут вовсе.

Вон та девушка в пышной юбке, с наушниками и тёплым шарфом – интересно, о чём она может думать сейчас?

А этот мужчина с саквояжем в руке и усталым лицом рабочего? Что привело его сюда?

А вот пожилая пара – они так трогательно поддерживают друг друга под руки, но ни о чём не говорят: наверно, им уже не нужно.

«Помоги», – вдруг промелькнуло в воздухе вместе с пронёсшимся мимо скамейки движением. Лаванда повернула голову вслед: но нет, никто к ней не обращался, да и вообще не произносил ни звука.

«Помоги», – пронеслось снова. Не успела она посмотреть, кто это был, как волна пришла в третий раз.

Всё то же – призыв? просьба? приказ?

«И почему именно ко мне?» – подумала она удивлённо. Разве она может что-то сделать? Разве она имеет право? Кто-то, может, и имеет, но Лаванда, сколько помнила, всегда отказывала себе в этом…

«…помоги, помоги, помоги…» – со всех сторон и ниоткуда одновременно.

Она поняла: это был резонанс их мыслей, та общая волна, которая собирала их в одно целое и которую Лаванда, будучи не с ними, находясь в стороне, могла уловить.

И призыв обращён к ней именно потому, что больше услышать его некому.

Запах гари. Она вспомнила вдруг, что почувствовала, когда летела над холмами, в тот самый момент, когда Феликс прервал её полёт: да, именно запах гари. Он вернулся сейчас, он был так силён, будто наяву, – запах тревоги, запах беды, что стелется вместе со стаями птиц, пересекающими небо из края в край…

Птицы. Лаванда быстро нащупала на правом запястье браслет из перьев. Здесь, в незнакомом и людном месте, приближение тех сфер – совсем некстати; нужно уцепиться за здешний, человеческий мир, не выпадать из него.

Перья – мягкие, рельефные перья, такие осязаемые и живые – льнули к пальцам и возвращали чувство реальности. Это всегда помогало, Лаванда давно успела заметить.

В основном здесь были белые перья чаек и лесных голубей. Много лет она собирала их – одно за другим, вплетала в единый круг, в неразрывную связь. Чаячьи, конечно, были постарше: в Юмоборске чайки не водились. А вот диких голубей там хватало в окрестных лесах.

Сегодня, когда Лаванда собиралась выйти на прогулку, у неё была мысль и здесь найти одно-два красивых пера, чтоб вплести и их в браслет, – перья ринордийских птиц. Но в Ринордийске, похоже, в принципе не было птиц. А те, что остались, выходили такими странными, непонятными, что их перьев не хотелось. Что-то было не так в их пронзительных криках, в их тяжёлом сбитом полёте. Что-то в них самих было неправильное, искажённое.

Как и во всём городе.

Не потому ли бьётся в воздухе невысказанная просьба? Не потому ли запах гари с далёких холмов?

«Но я ведь и правда ничего не могу сделать, – подумала Лаванда. – Я тут никто».

Да, это, пожалуй, лучше всего освобождает от любой ответственности: она здесь – случайный прохожий. Ничего больше.

Можно даже сделать вид, что она никого не слышала. По сути, так ведь оно и есть – кто же станет прислушиваться к призрачным голосам, звучащим лишь в голове? Да эти люди первыми бы направили её в психушку.

На всякий случай сделав засечку на памяти, Лаванда успокоенно и почти даже в хорошем расположении духа вновь огляделась вокруг. Люди по-прежнему шли и по-прежнему не встречались с нею взглядами…

Взгляд.

Лаванда рывком вскочила со скамейки.

Бывшее уже ощущение чьего-то присутствия захлестнуло её. Кто-то наблюдал за ней – точно так же, как сама она наблюдала за пешеходами. Кто-то не сводил с неё пристального взгляда.

Но нет, вокруг – никого такого. Даже памятников нет.

Ну, что тебе почудилось, глупая? Кто тебе там опять привиделся?

– Софи? – тихо позвала она.

Никто, конечно, не ответил. Да и сама Лаванда едва ли понимала, почему именно эта странная мысль пришла ей в голову.

Даже если у Софи такие масштабы контроля и слежки – ну зачем бы ей понадобилось. Кто такая эта Лаванда, чтобы выслеживать её.

Но лучше всё-таки уйти от этого места. Она и так провела здесь много времени – куда больше, чем планировала. А город ждёт движения и с капризным недовольством косится на тех, кто его не поддерживает. С Ринордийском ей хотелось бы поладить.

10.

Софи вместе с Кедровым внимательно просматривала результаты съёмки со скрытых камер, установленных в разных районах Ринордийска.

Кедров предварительно доложил ей, что ничего подозрительного ни на одном из просматриваемых участков обнаружено не было, – всё уже проверено многочисленными сотрудниками. Но Софи придерживалась мнения, что лучше перепроверять лично («Ни на кого нельзя положиться»). А с тех пор как недовольные крики и обвинения в адрес «крысиной королевы» на краткое время наполнили город без всякой утайки, она готова была скорее пересмотреть все съёмки со всех скрытых камер и прослушать все телефонные линии, чем упустить потенциальную опасность. К сожалению, это было физически невозможно, приходилось довольствоваться случайными отрывками суточных записей. Это стало одним из обычных её занятий и давно вошло в привычку.

Не отслеживала Софи только интернет: она была не в ладах с новейшей техникой. Вместо неё контроль на этой территории осуществляла Китти.

Китти она не настолько доверяла, как Кедрову (всё-таки это не она была бок о бок с Софи все долгие годы борьбы с режимом Чексина и установления новой – своей – власти), но достаточно для того, чтоб та занимала пост личного секретаря. К тому же Китти отлично справлялась с работой, касалось ли это «Главной линии», проверки интернета или непосредственно секретарских обязанностей. И были ещё кое-какие обстоятельства.

Сейчас же по запросам Софи Кедров переключал трансляцию с камеры на камеру, то отматывая назад, то возвращаясь в реальное время, то снова перематывая к самому началу.

«В Ринордийске всё спокойно, мерно башенка звонит»… Совсем как в старой песне.

Иногда, указывая на кого-нибудь из прохожих, Софи спрашивала: «Ну а что ты скажешь про этого человека?» Кедров отвечал ей, с виду только скользнув взглядом по указанному, а на самом деле подмечая всё: темп и направление движения, походку, одежду и всякий багаж, настрой, манеру держаться, а также кучу других мелочей, по которым с большой вероятностью можно было догадаться, кто этот человек, куда и зачем он идёт.

Это как раз и нравилось ей всегда в Кедрове, это же выдавало в нём истинного потомка ссо-шника. (Видимо, тот, кто назвал «секретарями по связям с общественностью» людей с понятными обязанностями, отличался специфическим чувством юмора). Что касается лично Кедрова, то, думается, он вполне мог бы занять место своего прадеда в «чёрное время» – никто бы не заметил подмены.

Главная площадь, юго-западный район, улица Кобалевых, Турхмановский парк…

Зелёный сквер на востоке города. «Зелёный» – это название, на самом деле зеленью здесь никогда и не пахло независимо от времени года. Софи жестом остановила Кедрова, чтоб посмотреть, что происходит там прямо теперь.

В общем, всё как обычно, ничего особенного. Люди… Ходят, разговаривают. Их тут всегда гуляет какое-то количество – то меньше, то, как сейчас, больше. Но взгляд цеплялся за что-то, Софи даже не сразу поняла, за что именно.

А, та самая девчонка, которую она уже видела на улице, с постамента. Конечно, она тоже может здесь гулять, но Софи нахмурилась, заподозрив неладное: очень уж странно та вела себя. Почти сразу, как началась трансляция, девчонка вскочила со скамейки и стала озираться по сторонам. Будто почувствовала, что на неё смотрят. Да и что-то не нравилось Софи в самом этом человеке, как часто не нравится большое непонятное насекомое: может, оно и безопасно, а если нет?

Она и сама не понимала, в чём дело: это ведь всего лишь девчонка, самая обыкновенная и ничем не примечательная, таких много… Забавно, подумалось вдруг Софи: примерно в таком виде – светлые волосы, не достающие до плеч, голубые глаза, простоватое открытое лицо – обычно рисуют страну, когда хотят изобразить её человеком. Только рисуют её всё же чаще в сарафане или платье цветов национального флага, а девчонка по-прежнему была в курточке и джинсах. И, возможно, кого-то ещё она напоминала…

Прекратив озираться, она быстрым шагом вышла из зоны обзора камеры. Видимо, у неё первой сдали нервы. Софи чуть усмехнулась, но продолжала молчать в задумчивости.

– Что-то не так, Софи? – вполголоса осведомился Кедров. – Я ничего подозрительного не вижу, но, может, ты…