Оттенки пахнут прикосновениями

Он тоже находился в кресле и подписывал какие-то бумаги. Жилистая рука лаконично выполняла движения, симпатичные завитушки одна за другой появлялись на бумаге. Поза непринужденная, даже расслабленная. Черный пиджак идеально сидел на крепком теле Бейли, верхняя пуговичка рубашки расстегнута. Волосы слегка потрепаны, будто он только что встал с кровати. Линии скул, волевого подбородка и выразительного носа отличались своей притягательностью. Хантер Бейли действительно чертовски красив, причем, красота эта настоящая, свежая и глубокая.

Даже не поздоровавшись, я нагло уставилась на мужчину и изучала каждый дюйм, ведь доселе нам не доводилось вот так вот близко контактировать.

– Настолько заинтересованы? – Бейли поднял кристально чистые глаза на меня и усмехнулся.

– Вы хотели меня видеть, – быстро сориентировалась и отвела взгляд на свои руки, – я пришла.

– Я рад, ведь из-за Ваших прогулов такое бывает редко, – он отложил ручку и уставился в мои глаза. Не ниже, не выше, лишь глаза в глаза, – Не расскажете, в чем дело?

– Что бы Вы хотели услышать?

– Правду.

– Правда в том, что мне не нравится здешняя обстановка, мистер Бейли.

– Тогда какая же нравится?

– Естественная, произвольная, свободная.

– В таком случае, это место тебе не подходит, – Хантер откинулся на спинку кресла.

– И я к тому же.

– Но ведь ты понимаешь, что обязана доучиться?

– Я никому ничем не обязана.

– Остальные тут ни при чем, Хлоя. Обязательства существуют у человека, в первую очередь, перед самим собой. И если ты не хочешь потеряться в будущем, а реализовать себя и подчеркнуть свою индивидуальность, то обязана доучиться последний год в этом месте с неподходящей для тебя обстановкой.

На несколько секунд повисла тишина, но абсолютно не дискомфортная. Зачастую случаются ситуации, в которых чувствуешь себя не в своей тарелке, однако в кабинете Бейли все воспринималось совершенно иначе. Молчание сопровождалось тиканьем настенных часов, звуками ветра и дождя, который барабанной дробью по стеклу задавал собственный, неповторимый ритм.

– Позволь узнать, как ты проводишь время, если не появляешься на уроках? – спросил Хантер, и я снова утонула в его глазах, уже не желая спастись.

– Гуляю, – бросила, но не прервала зрительную связь.

– Одна?

– Одна.

– Пообещай мне, что сократишь время своих прогулок и будешь появляться на занятиях хотя бы изредка.

– Я не люблю обещать того, в чем не уверена.

– Тогда я просто прошу об этом, ради твоего же блага.

– Мне уже пора, – я поняла, что этот чарующий кабинет скоро сведет меня с ума, поэтому решила прервать слащавый разговор, который ни к чему бы не привел.

– Спасибо, что зашла. Надеюсь, беседа не пройдет мимо твоих ушей и сознания.

Я попрощалась и вышла в коридор, который мгновенно меня отрезвил, но не только свежий воздух явился причиной возвращения здравого смысла. Завернув за угол, неизвестный и я столкнулись чуть ли не лбами, и какой-то документ выпал из его рук на пол.

– Прости, я тебя не заметил, – передо мной стоял высокий парень.

Зеленые глаза, резкие очертания скул, пухлые губы и едва заметная щетина. Я не видела его здесь раньше и когда первой умудрилась поднять выпавшую стопку листков, успела прочесть лишь имя: Доминик.

– Ничего, сама виновата, – мой голос приобрел некий привкус ванили. Отвратительно.

Я вернула бумаги и со скоростью света умчалась прочь.

В кабинете не происходило ничего интересного: преподавательница впустую распиналась перед классом, в котором знания необходимы были лишь двум-трем ученикам, остальные занимались нелепостью, свойственной всем школьникам. Я молча вернулась на свое место.

– Что он сказал? – спросила Эстер, наклоняясь ближе ко мне, так как сидела слева. Я отмахнулась, – Выглядишь расстроенной.

– Все нормально, – бросила и открыла тетрадь для записей, хотя, само собой, не собиралась ничего в ней фиксировать из лекции по биологии.

– Устроим сегодня вечеринку?

Да. У Эстер это работает именно так. Захотела – сделала. В этом плане она сильнее меня. В плане решительности и уверенности в себе.

– Можно, – опять промямлила я.

Недовольная, но предвкушающая мероприятие подруга, отвернулась к остальным ребятам, чтобы распространить приглашения.

Уроки пролетели незаметно, и уже к обеду я возвращалась домой. Погода не позволила себе улыбнуться, поэтому солнце продолжало прятаться. На обочине у входа в дом стояла знакомая мне машина. Приехали бабушка с дедушкой – единственные люди, чьи лица мне всегда радостно видеть, особенно, когда они разбавляют унылую физиономию отца.

Все родственники собрались за столом на кухне. Не успела я туда войти, как краем уха уловила тему беседы.

– У меня не получается взять под контроль ее воспитание, – говорил отец, – Хлоя прогуливает школу, курит каждый день, гуляет, неизвестно где и с кем. Как с ней бороться?

– Хоть раз в жизни ты можешь перестать бороться? – читала нравоучения бабушка, – Ты не на войне, и она не твой враг, а родная дочь. Нужно искать мирные пути, а не ратные.

– А ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – услышала голос дедушки, – Правильно она тебе сказала: сначала возьми себя в руки, а потом критикуй остальных. Ты превращаешься в ничтожество.

– Всем привет! – воскликнула я, желая прекратить своеобразный суд над собственным отцом.

– Хлоя! – я подбежала сначала к бабуле, чмокнула, затем к дедушке.

– Что заставило вас приехать? – спросила, присаживаясь на стул.

– Проезжали мимо, – дедушка выглядел очень серьезным и недовольным. Отец молчал.

– Что здесь происходит, мне кто-нибудь объяснит? – я наклонилась чуть вперед, сузила брови.

– Дорогая, мы с дедушкой подумали и приняли кое-какое решение, – женщина поглядывала на своего мужа. По беглости глаз я понимала, что их волнение взаимное. Отец все еще молчал, уставившись в одну точку на столе.

– Какое-то время ты поживешь у нас, – произнес пожилой мужчина.

Теперь стала понятна причина их визита. Не сказать, чтобы я была ошарашена их заявлением, просто не ожидала услышать намерения именно сегодня. Посмотрела на отца. В последнее время мы стали так далеки друг от друга. Вглядываясь в его глаза, я перестала замечать там какой-либо интерес. Интерес ко мне, к работе, ко всему. Больше не было того блеска, олицетворяющего жизнь. Человек погас, как гаснет звезда на просторах космоса, остывая и теряя способности к существованию.