Анастасья. Парижский роман

Неужели потерялся? Борис растерянно глядел на перекрёсток улиц Жакоб и Сен-Пер: когда-то он ориентировался на левом берегу Сены лучше, чем в Москве! Устыдившись своей тупоголовости, принялся вспоминать: вот эта мебельная галерея, кафе на углу, малюсенький отель «Дю Данюб»… Из-за нагромождения лесов (в соседнем здании начались ремонтные работы) знакомые места казалось совершенно чужими. Наконец, с облегчением отыскав нужную дверь, он уверенно вошёл внутрь.

«Конечно же, я не один такой, будут ещё опоздавшие», – успокоил себя Борис, опустившись на неудобный пластиковый стул. Девица в очках уже начала нудное вступительное слово, и сидевшая в первом ряду мадам Шазаль, похожая на актрису Фанни Ардан, приветливо ему кивнула.

– К сожалению, один из наших докладчиков, месье Санти-Дегренель, по уважительной причине опаздывает, – пояснила очкастая девица. – Поэтому начнём с новых течений в испанской историографии. Мадам Гонзалез, прошу вас!

Мало интересуясь темой этого доклада, Левин мысленно вернулся к своим проблемам. Он думал, что жена приедет к нему после Рождества: в конце концов, она никогда не была в Париже и это заменило бы так и не состоявшийся медовый месяц. Но теперь все насмотрелись ужасов по телевизору; митинги «жёлтых жилетов», устроивших погром на Елисейских Полях, привели Лену в состояние, близкое к истерике. Она не только не собиралась приезжать к нему сама, но даже намекала, что и ему хорошо бы немедленно вернуться. И это после всех заморочек с организацией этой долгожданной поездки! Нет, никакие митинги не могли отравить Борису радость от встречи с Парижем. Никакие митинги и даже…

Дверь открылась, и в зал тихо вошёл коренастый смуглый тип, одетый во всё чёрное… Не может быть! Санти-Дегренель – как он сразу не отреагировал на это имя? Глядя, как этот слегка постаревший плейбой, слывший одним из ведущих экспертов по России и США, пробрался в первый ряд и уселся рядом с мадам Шазаль, Борис снова увидел перед собой золотисто-рыжие пряди, веснушки и васильковые глаза… Неужели Настя Белкина замужем за этим скользким типом?

– Спасибо большое, мадам Гонзалез! А теперь обратимся к американской проблематике: как в современном политическом дискурсе отражается историческое наследие Гражданской войны, известной как Война Севера и Юга. Месье Санти-Дегренель!

Получается, он следующий, после этого субъекта? Борис на секунду почувствовал себя плохо подготовленным студентом, который боялся осрамиться перед маститым профессором… Слушая блестящий по форме, но довольно пустой доклад Санти-Дегренеля, он никак не мог собраться с мыслями: правильный ли файл презентации он отправил мадам Шазаль? Надо не забыть поблагодарить её перед началом выступления – как изящно это сделал этот чёртов профессор!

***

Отмучился.

После выступления Бориса началась кофейная пауза, и он, ответив на несколько дежурных вопросов, вместе с остальными машинально устремился к столикам, уставленным миниатюрной выпечкой. Выбрав крохотный pain-au-chocolat[30 - Булочка с шоколадом.], он поспешил отойти в сторону, но его манёвр не удался.

– Месье Левин, кажется, мы знакомы?

Перед Борисом стоял приветливо улыбающийся Рафаэль с бумажным стаканчиком кофе: он почти не изменился и выглядел не менее импозантно и самоуверенно, чем десять лет назад. Неужели он его помнит?

– Да, месье… Санти… – промямлил Борис: почему-то он всегда с трудом выговаривал двойную фамилию этого человека. – Очень интересный доклад!

– О, называйте меня Рафаэль! Впрочем, я ничего нового не рассказал. А вот вы меня действительно поразили. Неужели нашли столько нового в архивах? И по содержанию – прямо чувствуется французская историография, я бы сказал Ренувен[31 - Пьер Ренувен (1893—1974) – французский историк, крупный специалист по истории международных отношений.]… Поздравляю!

Левин не мог не чувствовать себя польщённым: всё-таки этот Санти считается одним из крупнейших специалистов по России – конечно, не таким, как Элен Каррер д?Анкосс[32 - Элен Каррер д’Анкосс, урождённая Зурабишвили (род. в 1929) – постоянный (пожизненный) секретарь Французской академии (избрана в 1999 году), историк, политолог, специалист по истории России.], но всё же…

– Да, я большой поклонник Ренувена, а ещё больше – Дюрозеля[33 - Жан-Батист Дюрозель (1917—1994) – французский историк и политолог, изучавший международные и дипломатические отношения.], – подтвердил Борис. – Это классика исторической науки. Ну и, конечно, российская школа…

– Блестяще! Интересно, а почему вы взялись за эту тему именно сейчас? Советский Союз, де Голль, движение Сопротивления[34 - Национальное освободительное движение, возникшее на территории Франции в годы Второй мировой войны для освобождения от немецких оккупантов.]… – продолжал Рафаэль. Интересно, он спрашивает просто из вежливости?

– Мне кажется, это логично, учитывая предстоящий в две тысячи двадцатом юбилей, – начал Левин. – Я имею в виду семьдесят пять лет со дня победы во Второй мировой войне. Более того, я подготовил монографию – надеюсь, скоро она будет опубликована на французском.

Борису хотелось ещё и ещё говорить о своих исторических находках, но он постеснялся, считая своего собеседника слишком крупной птицей для таких подробностей. Однако при упоминании монографии Рафаэль немедленно отреагировал:

– Книга – это замечательно! Но, увы, просвещать новое поколение – непростая затея… Знаете, что регулярно спрашивают у меня студенты и даже докторанты? Почему в Париже одна из станций метро называется именем Сталина – «Сталинград».

Борис не нашёлся что ответить: конечно, если все уже давно забыли о Сталинградской битве, ставшей переломной в войне… По-видимому, Рафаэль, опубликовавший несколько книг о России, знал, о чём говорил. Однако именитый собеседник Бориса решил сменить тему:

– Так вы надолго в Париж?

– До Рождества.

– Прекрасно. Вот моя визитка – будете в Сорбонне или рядом, дайте знать. Посидим где-нибудь в баре, поболтаем! Меня очень заинтересовали ваши исследования!

– Спасибо. – Борис никогда бы не решился сам спросить о Насте, но собирался хотя бы что-то выяснить по поводу своего приятеля Анри. – А вы… Случайно не знаете… Э… Один человек, с которым я дружил…

– Наверное, вас интересует Анастазья? – Рафаэль упомянул её имя так, как будто это была мадам Шазаль или ещё кто-то посторонний. Неужели он не женат на ней?

– Да… Как она?

– Замечательно! Правда, в Париже редко бывает, много командировок, но сейчас как раз здесь, – невозмутимо ответил Санти-Дегренель.

– Надо же… Передайте ей привет от меня. Надеюсь, у неё всё хорошо…

Не дождавшись от собеседника никакой реакции, Борис вернулся к своей идее:

– Кстати, Рафаэль, а вы, случайно, не пересекались с моим другом Анри Фурнье?

В этот момент Борис ясно вспомнил, как однажды они вдвоём с Анри почти вломились к Санти-Дегренелю в его профессорскую резиденцию – неужели это было на самом деле? Впрочем, Рафаэль нисколько не смутился:

– Анри Фурнье… Нет, не знаю такого!

– Он выпускник Ля Гранд-Эколь. Когда-то тоже занимался исследованиями – кажется, в институте SNRC[35 - Вымышленная аббревиатура.].

– Послушайте, я знаю одного Фурнье – Антуана. Антуан Фурнье! Вот он как раз работает в SNRC.

– О, точно, это его дядя!

– Замечательно! Позвоните мне на днях, возможно, я найду его контакты. Или обратитесь прямо в институт.

– Спасибо, я буду очень признателен. И передавайте привет Насте! – напоследок не удержался Борис. Раз уж Рафаэль сам завёл о ней разговор…

– Да, непременно… Любопытно, что вы так её называете – теперь она сама зовёт себя Анастазья! Если увижу, обязательно передам, что встретил вас. Она будет рада!

«Если увижу», – мысленно повторил Борис. – Значит, он с ней не живёт? Всё-таки невероятно противный тип».

Париж, 2004

Столетний лифт, наверняка видавший Наполеона – если не Первого, то Третьего точно, – находился внутри лестничного пролёта и казался таким крохотным, что Боря не решился им воспользоваться. Поднимаясь по витой лестнице со стёртыми каменными ступеньками, он уже начал сомневаться, правильно ли поступил: всё-таки надо было позвонить заранее! Он знал, что во Франции не принято так запросто являться к другу в гости. Но после всех перипетий со стипендией, которую Институт политических и социальных наук обещал, но не собирался ему назначать, Боре так захотелось увидеться с Анри, что ноги сами привели его в Бельвиль.

Домофоном пользоваться не пришлось: он вошёл внутрь подъезда с какими-то хипповатыми типами. Поэтому теперь, добравшись до знакомой ему слегка обшарпанной двери, Боря просто постучал. Никакого ответа. Он попробовал снова – тщетно. И вдруг…

– Анри, ты чего, ключ забыл? – прозвучало за дверью на чистом русском со знакомыми визгливыми нотками.

Боря отпрянул, как от удара током, но было уже поздно. Нина Поярчук… Дверь распахнулась, и бывшая однокурсница предстала перед смущённым Борей, облачённая в явно принадлежавшую Анри футболку с изображением Фиделя Кастро. Её растрёпанные волосы и неаккуратный макияж не вязались с привычным образом «Мисс Тамбов – 99», который он так хорошо помнил по институту.

Поярчук, ничего не говоря, выразительно сверлила Борю взглядом. Тот, в свою очередь, настолько смутился от неожиданности, что даже не решался поздороваться. Молчаливый поединок рисковал неприлично затянуться, но, к счастью, за Бориной спиной нарисовался Анри, гружённый связкой продуктовых пакетов.

– А, друган, заходи! Тут вот… э… Нина зашла в гости. Будешь с нами ужинать?

Через десять минут накрашенная и переодетая Нина, недружелюбно поглядывая на Борю и яростно – на Анри, устроилась на большом старом диване с бокалом кот-дю-рон. На фоне серой обивки ярким пятном выделялся её внушительный бюст: казалось, красный вырез живёт своей, отдельной жизнью, не связанной с окружающей действительностью. Анри изредка бросал в её сторону многозначительные взгляды, не забывая поддерживать беседу и раскладывать принесённые припасы.

Не решаясь приблизиться к Поярчук, Боря уселся как можно дальше, на протёртое икеевское кресло. Он чувствовал всё возрастающую неловкость и собирался с силами, чтобы попрощаться.

– Santе – за ваше здоровье! – благодушно произнёс Анри, который, казалось, был бесконечно рад поболтать с двумя русскими сразу. – Ну, что нового, чувак? Дали стипендию?