Волчьими тропами

Наваждение развеялось, стоило только Йоле вернуться. Помимо корзины, ручка которой была причудливо оплетена красной лентой, она протянула мне вышитую рубаху.

– Завтра Стеречень, – ответила она на незаданный вопрос, – вожак принесет жертву праматери, много духов слетится на свежую кровь, одень это, чтобы тебя не забрали с собой.

– Но…

– Ты не носишь оберегов, не заговариваешь беды и часто зовешь лихо, поднимаясь на башню, – она неодобрительно хмурилась, – удивительно как тебя до сих пор несчастья обходят стороной.

– Так я ж нечисть, – едко напомнила ей.

Йола покачала головой.

– Ты не нечисть, просто потерявшаяся девочка.

Ее слова должны были бы меня поразить – я привыкла к тому, что никто в деревне не видел во мне человека, и услышать это от знахарки было очень неожиданно – а вместо этого разозлили.

– Тогда почему вы меня в помощницы не взяли, если знали, что я человек? – жить в ее доме, выполнять поручения, терпеть этот сырой дух другого мира, тяжелый и почти невыносимый я не хотела и не считала важным знать причину, по которой она от меня отказалась, но все равно зачем-то спросила.

– В моем доме тебе не место. – грубовато отрубила она, негромко добавив: – Надень рубаху.

И эти последние слова, почти просьба, примирили меня и с непреклонностью ее заявления, и с закрытой перед самым носом дверью.

Прощаться со мной она не стала, но я не сильно опечалилась по этому поводу.

Стеречень… я толком и не знала, что это значит. Я и про мир этот почти ничего не знала. Не видела смысла спрашивать, а просто так никто не рвался меня просвещать.

Почему-то казалось, что чем больше я узнаю об этом мире, тем призрачнее становится возможность вернуться домой.

К маме, к проблемам с высшей математикой, которая мне совсем не нужна, но в учебном плане почему-то есть, к мечтам о великом будущем, к любимым книгам, фильмам, музыке. К своей скучной, совершенно обычной, тихой жизни. Без оборотней, без других миров, без всей этой никому ненужной сверхъестественности.

Ашша жила в доме Свера, через три двери от комнаты, что занимала я, рядом с дальней лестницей, ведущей не в общий зал, а сразу в ванную, что по умолчанию считалась женской.

И она очень удивилась, когда вместе с корзиной, я принесла кое-что еще.

– Йола правда велела тебе ее надеть завтра? – змеевица крутила рубаху в руках, гладила пальцами яркую вышивку, состоящую из геометрических фигур, в которые то там, то здесь были вплетены руны.

– Зачем бы мне врать?

– Не обижайся, – примирительно улыбаясь, она протянула мне рубаху, бережно удерживая ее двумя руками, – я просто удивилась. Йола никогда ничего не дает просто так.

– И это значит, что мне ее завтра придется надеть?

Ашша кивнула, мелодично звякнув вплетенными в темные волосы бусинами. Она, как и большинство оборотниц в деревне, украшала свои волосы, вплетая в косицы подвески и бусины, мягко позвякивающие в распущенных волосах при каждом резком повороте головы. В отличие от человеческих девушек, предпочитавших удобные косы, оборотницы выглядели особенно нарядными и очень красивыми каждый день.

В моей комнате, в плетеной шкатулке на столе уже лежало несколько бусин, что притащила Ашша, чтобы сделать меня красивее.

Я упрямо предпочитала косу, по неизвестным даже мне самой причинам, стремясь быть похожей на обычного человека.

– А может мне лучше вообще завтра на вашем этом празднике не присутствовать?

Мне с негодованием вручили лукошко, ощутимо ткнув его краем в грудь:

– Даже не думай, – подняв корзину, что я принесла от Йолы, Ашша подхватила меня под руку, и потащила в коридор, – ты теперь одна из нас. Должна просить праматерь о защите и поднести ей дар.

– И что я ей поднесу? Свой неугасимый оптимизм и веру в лучшее?

– Венок, – буднично сообщила она, проигнорировав мой выпад и не обратив внимания на девушку, поднимающуюся нам на встречу по лестнице. Если бы та не вжалась в стену, они бы столкнулись, – а этой ночью будем печь пироги для праздника.

– А спать когда?

– Яра, – вздохнула Ашша, и в этом вздохе слышалось все, что она обо мне думала. Ничего хорошего, – завтра Стеречень, самый главный праздник в году. Как ты можешь думать о такой мелочи, как сон?

Я благоразумно промолчала, решив не заострять внимание на том, что я из другого мира и для меня этот их самый главный праздник ничего не значит.

– Каждый год, на шестую ночь после летнего солнцестояния, вожак приносит Мано-Аль жертву и просит о защите для ее детей. Если что-то пойдет не так, если жертва будет не принята, а волчица отвернется от нас, пограничье, как и все земли за нами, будет ждать беда. – Ашша была предельно серьезна, затаенная тревога слышалась в ее голосе, и мне отчего-то нестерпимо захотелось вернуться в комнату и прямо сейчас надеть забытую на кровати рубаху.

– Я поняла, это ответственное мероприятие, дурить не буду и сделаю все как ты скажешь.

Но Ашшу моя покорность не удовлетворила:

– Тебе стоит помнить, что это не твой бог, Волчица следит за своими детьми, а ты теперь часть стаи.

– Это довольно странно слышать, если учесть, что меня добрая половина деревни сторонится, – на первом этаже было тихо. Днем все бродили где-то по своим делам, озабоченные стайными проблемами, но вот вечером здесь было очень тесно и громко, – не приняли они меня в свою стаю.

Ашша фыркнула.

– Это до первой атаки, а там все успокоятся, и ты станешь своей, – толкнув дверь, она первой шагнула на улице.

– Как-то меня это не утешает, – протянула я, щурясь на солнце. На небе не облачка, только бескрайняя яркость синевы. Солнце почти доползло в самую высшую точку небосвода, воздух дрожал от зноя, а этой чешуйчатой хоть бы что, встала на дороге, закинув волосы за спину, и щурится на меня, нетерпеливо дожидаясь, когда я уже выйду в этот огненный ад.

Полдень, самое пекло, зачем она так со мной?

– Яра?

– А может вечером сходим? – неуверенно протянула я, подумывая о том, чтобы малодушно предложить ей вместо леса пойти на речку.

– Вожак велел за тобой приглядывать, – она нехорошо улыбнулась, во всей красе демонстрируя свою змеиную натуру, – и либо ты идешь со мной в лес, либо я иду одна, а тебя отвожу к Сверу.

Показательно призадумавшись, она добавила:

– Или к Берну.

Это был чистой воды шантаж, и я это прекрасно понимала. А самым обидным в этой ситуации было то, что она знала, что я все понимаю, но ей было все равно.

– Ты должна обо мне кое-что знать, – мечтая о баночке солнцезащитного крема, я медленно выползала на солнце, – я верю в карму, и она тебе за меня еще отомстит.

Насмешливо приподняв темную бровь, Ашша бесстрашно пожала плечами. Она понятия не имела, что такое карма, и ничего не боялась.

Я обгорела. Это было обидно, больно и не удивительно. Предсказуемо и неизбежно. Возненавидев летние платья, особенно это без рукавов, но с красивыми вышитыми по подолу цветами, одолженное Ашшей, я с грустью рассматривала красные плечи, чувствовала, как горит лицо, и не без содрогания думала о том, как же сильно мне напекло голову. Ощущение было такое, словно у меня жар.