По темной стороне

Сектанты уже не казались страшными, теперь они больше походили на запуганных жертв.

Шестеро против одного.

Черный туман стелился по земле, ластился к ногам этого страшного мужика, поднимался по высоким сапогам из черной кожи, обнимал черные штаны, наползал на черный камзол, расшитый черной же искрящейся нитью. Со спины хищник не казался таким уж страшным. Ну высокий, ну плечи, по которым спадала тьма, широкие… Зато темные жесткие волосы, доходящие до талии, были заплетены в простую косу, выглядевшую очень миленько. Несколько прядей выбилось, а конец шелковой черной ленты трепетал, задеваемый этим темным туманом.

Со спины мужик выглядел вполне мирно – не было видно его бледнючей морды, желтых глазищ и, разумеется, незабываемой улыбки…

У сектантов сердца были сильные, никто при виде этой его улыбки не упал замертво, спасенный остановкой сердца от страшной участи превратиться в еду этой страшной тьмы.

Их накрыло всех. Одновременно.

– Щит? – удивился хищник. – Серьезно?

Во тьме стеклянно хрустнуло, будто кто-то наступил тяжелым сапогом на что-то хрупкое, раздался одинокий короткий вопль, и все стихло.

– Итак, – ко мне повернулись, улыбнулись и сделали широкий шаг, – человек.

Я невольно отступила назад, вжимая голову в плечи. Меня трясло, я это чувствовала и точно знала, что потрясунчик не только от холода и потери крови. Мне было страшно. Так страшно, как не было страшно еще никогда раньше.

Словно я за вечер пересмотрела несколько штук самых страшных фильмов ужасов, а потом посреди ночи пошла в туалет, не зажигая света, а за спиной послышался скрип и вежливое покашливание…

– Здрасти-и-и, – прошептала я срывающимся голосом. Пока он разбирался с сектантами, успел отойти от меня шагов на семь. Я осторожно отползла еще немножечко назад. Теперь на восемь. – С-с-спасибо, что спасли.

Хищник усмехнулся. В кустах завозились, привлекая наше внимание. Причиной шума стала вылетевшая из темноты тускло сверкнувшая в лунном свете цепь, звенящей змеей обмотавшая бледную кисть мужика, вскинувшего руку в защитном жесте. Я смогла только рвано выдохнуть, когда с другой стороны, из таких же кустов, вылетела вторая цепь, точная копия своей сестры.

Хищник попался, цепи натянулись, и тьма, клубившаяся у ног своего хозяина, медленно таяла.

Стоя почти в центре поляны, с разведенными в стороны руками, он со странным спокойствием смотрел на выползшего из-за деревьев сектанта. Пока двое других вбивали в землю прутья, удерживающие цепи, один подхватил забытый у круга ритуальный кинжал.

А я глупо и совсем не к месту обрадовалась, когда трое запропастившихся куда-то сектантов наконец-таки нашлись.

– Мы закончим обряд, – хриплым от едва сдерживаемой ненависти голосом сообщил он, – а ты умрешь.

Меня никто в расчет почему-то не брал. Ну стоит тут недорезанная жертва обряда – и пускай стоит. Так даже лучше, не придется потом в лесу ее вылавливать.

Вбив прутья и убедившись, что земля их крепко держит, из кустов выбрались еще два капюшонника.

А я присмотрела увесистую, вполне симпатичную дубину в паре шагов от ритуального круга. Зачем она мне, я не понимала, но отчего-то была уверена, что ее непременно надо поднять.

– И как вы планируете меня убивать? – полюбопытствовал пойманный.

Сектанты переглянулись. Двое, что вбивали прутья, ухватились за цепи, натягивая их сильнее.

Я крадучись подобралась к дубине, чувствуя на себе взгляд желтых глаз. Держась за живот, медленно, не делая резких движений, наклонилась и чуть не выпустила из холодных пальцев только что подобранную палку, когда от скованных рук хищника, казалось, прямо из-под покрасневшей кожи запястий и пропоротых шипами ладоней по серебристым звеньям поползли тонкие струйки тьмы.

Державшие цепи попытались отшатнуться, но не успели. Соскользнув на их руки, тьма быстро метнулась под свободные рукава балахонов.

Сектанты выгнулись и захрипели, капюшоны слетели с их голов, обнажая лысые черепа с тонкими, вздутыми черными нитями, пульсирующими под кожей. Глаза почернели, заполняясь тьмой, из носа тонкими струйками потекла черная кровь.

Голова у меня закружилась, когда два тела осели на землю, запрокинув к небу изуродованные, сведенные судорогой боли лица. Подавив рвотный позыв, я медленно двинулась к оставшемуся в живых сектанту с вполне понятной целью вырубить гада, пока меня опять не взялись резать.

Равнодушно посмотрев на тела своих товарищей, мужик внезапно совершенно успокоился.

– Когда госпожа вернется в этот мир, ты умрешь.

– Когда мать проснется, мы все умрем, – не согласился с ним хищник.

Я замахнулась, метя в капюшон.

– Госпожа пощадит нас, мы оказались вернее ее детей, – ритуальный нож резко взмыл вверх.

Я не успела даже вскрикнуть, когда тело последнего сектанта осело в траву.

– А ведь мог хотя бы попытаться меня убить, – грустно заметил хищник.

– Зачем он это сделал? – голос дрожал, пальцы дрожали, я дрожала вся и в любое мгновение готова была разрыдаться.

Куда я попала? Во что вляпалась? За что мне все это? И самое главное: что здесь вообще происходит? Все вокруг казалось совершенно нереальным, невозможным и решительно ненастоящим. Таким… неправильным.

– Пытался спасти свою душу, – ответили мне, не отрывая взгляда от тела.

– От кого? – Уронив уже ненужную дубину, я боязливо приблизилась к хищнику, дрожащими пальцами пытаясь размотать цепь. Острый ее конец глубоко врезался в бледную ладонь.

– От меня, – просто сказал он.

На мгновение желание бросить его здесь одного стало почти нестерпимым. Он убил одиннадцать сектантов, а один сам вскрыл себе горло, лишь бы не остаться наедине с этим монстром. Зачем мне его распутывать?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Впрочем, у меня даже связных мыслей не было. Только звенящая пустота.

Но этот желтоглазый страх определенно был врагом сектантов, трупы являлись тому подтверждением. А враг моего врага, как известно, мой друг… ну и – вдруг мне повезет?

– Будет больно, – предупредила я, медленно вытягивая конец цепи из широкой ладони.

Он даже не вздрогнул, а я боялась поднять глаза и повернуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Холодные пальцы плохо слушались, звенья выскальзывали из вымазанных кровью пальцев, но левую руку я ему все же освободила.

– Премного благодарен за помощь, конечно, – размяв пальцы, главный герой всех моих будущих кошмаров снисходительно посмотрел на меня, – но проще было бы сделать так…

Дернув правую руку на себя, он вырвал из земли прут. Цепь зазвенела, а хищник уже через несколько секунд мог похвастаться совершенно целыми ладонями.

Прижимая руки к животу, я ему просто по-черному завидовала. Мои раны не спешили заживать так же быстро.

– Итак, человек, – пробормотал хищник, потирая черными, словно вымазанными в саже, пальцами обожженное цепью запястье правой руки, – откуда ты?

– В с-смысле, где я живу? – Осмотревшись, махнула рукой куда-то за спину, очень надеясь, что скоро я проснусь, и все это окажется просто страшным кошмаром, который к вечеру не получится даже вспомнить. Хотя прекрасно понимала, как наивны мои надежды. Сон? Разве бывают сны такими реалистичными? Разве во сне может быть так больно? Тонкая ткань прилипла к ранам, потемнела, напитавшись моей кровью, окрасив некогда белую футболку с мордой забавного наркоманского котика в темно-красный цвет, на котором угрожающе выделялась харя кота-рецидивиста с темным прошлым и маленьким кладбищем загубленных душ за спиной. Всего лишь царапины, но как же они болели! Хотя радовало то, что меня нигде не пропороли насквозь. В противном случае мой внутренний мир давно бы из меня вывалился, и мы бы с этим надменным типом не разговаривали, а ползали по земле, собирая мои кишочки. – Здесь недалеко, кажется.

– Недалеко? – переспросил он.

Я нервно кивнула, чем очень его удивила.