Завтрак для чемпионов

Между Двейном Гувером и Мэри Янг существовала еле заметная связь. Когда Двейн был маленьким, Мэри несколько месяцев стирала белье в его семье. Она рассказывала ему всякие истории из Библии и всякие истории про рабов. И она ему рассказала про публичную казнь одного белого: его повесили в Цинциннати у Мэри на глазах, когда она была совсем девчонкой.

Черный врач в городской больнице наблюдал, как Мэри умирает от воспаления легких.

Врач ее не знал. Он всего неделю как появился в Мидлэнд-Сити. Он даже не был американцем, хотя и окончил Гарвардский университет. Он был из племени индаро. Он был родом из Нигерии. Звали его Сиприан Уквенде. Он не чувствовал никакой родственной связи с Мэри или с другими черными американцами. Он чувствовал свое родство только с племенем индаро.

Умирая, Мэри была так же одинока на всей нашей планете, как и Двейн Гувер, как и Килгор Траут. Потомства она не завела. Ни друзей, ни родных при ее смерти не было. Потому свои последние слова на земле она сказала Сиприану Уквенде. У нее не оставалось сил привести в движение голосовые связки. Она могла только беззвучно шевелить губами.

И вот что она сказала в свой смертный час: «Ox, ox-ox...»

Как и все земляне перед смертью, Мэри Янг разослала смутные напоминания о себе всем, кто ее знал. Она выпустила маленькое облачко телепатических мотыльков, и один из них коснулся щеки Двейна Гувера, в девяти милях от нее.

Двейн услыхал усталый голос где-то сзади, хотя там никого и не было. Голос сказал Двейну: «Ox, ox-ox...»

Скверные вещества в мозгу Двейна заставили его завести машину. Он выехал с незастроенного участка и медленно поехал по Юнион-авеню, параллельно автостраде.

Он проехал мимо своего главного предприятия, «Парка „понтиаков“ у Одиннадцатого поворота», и повернул к гостинице «Отдых туриста». Двейну Гуверу принадлежала третья часть гостиницы – его совладельцами были ведущий одонтолог Мидлэнд-Сити доктор Альфред Маритимо и Билл Миллер, занимавший множество постов и между прочим пост председателя комиссии при исправительной колонии для взрослых в Шепердстауне, которая выпускала арестантов на поруки.

Двейн поднялся по черной лестнице гостиницы на крышу, никого не встретив по дороге. Светила полная луна. Новое здание Мидлэндского центра искусств имени Милдред Бэрри – прозрачный полый шар на подпорах – было освещено изнутри и походило на полную луну.

Двейн посмотрел вниз, на спящий город. Тут он родился. Первые три года жизни он провел в сиротском приюте в двух милях от того места, где он сейчас стоял. Там его усыновили, там он потом учился.

Двейну принадлежали не только парк «понтиаков» и треть гостиницы, но и три закусочных, пять автоматических моек для машин, и еще он был совладельцем летнего кинотеатра на Сахарной речке, радиостанции ВМСУ, поля для игры в гольф «Три дальних клена», а также имел тысячу семьсот акций акционерной компании «Бэрритрон» – местной фирмы электронного оборудования. Ему принадлежали десятки незастроенных участков. Он был одним из директоров Мидлэндского отделения Национального банка.

Но сейчас Мидлэнд-Сити показался Двейну незнакомым и жутким. «Где это я?» – сказал Двейн.

Он даже забыл, например, что его жена Селия покончила с собой, наглотавшись «Драно» – смеси соды и алюминиевого порошка, предназначенной для прочистки канализации. Селия забурлила внутри, как небольшой вулкан, так как она была набита теми же веществами, которые обычно засоряли канализацию.

Двейн даже забыл, что его единственный ребенок, его сын, вырос и стал известным гомосексуалистом. Звали его Джордж, но все называли его Кролик. Он играл на рояле в новом коктейль-баре в гостинице «Отдых туриста».

«Где это я?» – сказал Двейн.

Глава седьмая

Килгор Траут зашел облегчиться в мужскую уборную в нью-йоркском кино. Около вертушки с полотенцем висела реклама. Рекламировалось заведение для массажа под названием «Гарем султана». Такие массажные заведения были интересным новшеством в Нью-Йорке. Мужчины ходили туда, чтобы фотографировать голых женщин, давать себя массировать и вообще развлекаться по-всякому.

– Ничего себе, веселая житуха, – сказал Килгор Траут. А на кафеле, около полотенца, карандашом было написано:

Траут обшарил карманы, ища карандаш или перо. Он мог ответить на этот вопрос. Но писать ему было нечем, не нашлось даже обгорелой спички. Пришлось ему оставить вопрос без ответа. Но вот что он написал бы, если б было чем писать:

«Быть глазами, ушами и совестью Создателя вселенной, дурак ты этакий!»

Возвращаясь на свое место в кинозале, Траут стал играть – воображать себя глазами, ушами и совестью Создателя вселенной. Он начал посылать телепатические доклады Создателю вселенной – кто бы Он ни был. Он доложил Ему, что уборная при кинотеатре чиста, как стеклышко. «А ковер у меня под ногами мягкий, новый. Наверно, из какой-то чудо-ткани. Он синий. Вам понятно, что такое синий?» И так далее.

Когда Траут вошел в кинозал, там уже зажгли свет. Публики не было, остался только администратор, он же уборщик, он же билетер и вышибала. Администратор выметал сор из проходов между стульями. Это был немолодой белый человек.

– Кончилось развлечение, дедушка, – сказал он Трауту. – Пора по домам.

Траут не возражал. Но и сразу не ушел. Он стал рассматривать покрытый зеленой эмалевой краской стальной ящик на задней стенке кинозала. В этом ящике содержался проектор, звуковая аппаратура и пленка. От ящика шел провод к штепселю на стене. В передней стенке ящика была дырка. Из этой дырки и выходил фильм. Сбоку ящика был обыкновенный выключатель. Вид у него был такой:

Трауту стало интересно: ведь достаточно было включить ток – и на экране снова начнутся всякие скабрезности.

– Спокойной ночи, дедушка! – сказал администратор многозначительно. Траут неохотно отошел от аппарата. И вот что он сказал швейцару:

– Сколько она приносит пользы, эта машинка, и как ею легко управлять!

Уходя из кино, Траут послал телепатическое сообщение Создателю вселенной – сейчас он служил ему глазами, ушами и совестью: «Направляюсь на Сорок вторую улицу. Что Вам известно о Сорок второй улице?»

Глава восьмая

Траут вышел на тротуар Сорок второй улицы. Место было опасное. Да и весь город был опасным – из-за всяких химикалий и неравномерного распределения богатств и так далее. Многие люди походили на Двейна: они создавали в своем теле всякие вещества, вредные для их мозгов. Но в этом городе были тысячи тысяч людей, которые покупали всякие химические гадости и глотали их, нюхали или впрыскивали себе в вены при помощи вот таких штуковин:

Иногда они даже пихали химические гадости себе в анальные отверстия. Их анальные отверстия выглядели так:

Люди шли на такой страшный риск, вводя всякие химикалии в свое тело, потому что им хотелось улучшить свою жизнь. Жили они в безобразных условиях, и от этого им приходилось делать всякие безобразия. Ни шиша у них не было, так что улучшить окружающие условия они никак не могли. Вот они и шли на что угодно, стараясь как-то украсить хотя бы свою внутреннюю жизнь.

Результаты были катастрофические: самоубийства, грабежи, разбой, безумие и так далее. Но на рынок выбрасывались все новые и новые химикалии. В двадцати шагах от того места, где проходил Траут, на пороге порнографической лавчонки лежал без сознания четырнадцатилетний белый мальчик. Он проглотил полпинты нового растворителя для краски, поступившего в продажу только накануне. Кроме того, он проглотил две пилюли, предназначенные для предотвращения выкидышей у рогатого скота от заразной болезни, так называемой «болезни Банга».

Траут просто окаменел, выйдя на Сорок вторую улицу. Я придумал ему нестоящую жизнь, но вместе с тем я дал ему железную волю к жизни. На планете Земля это было обычное сочетание.

Администратор кинотеатра вышел за ним и запер двери.

Две молодые черные проститутки вдруг появились ниоткуда. Они спросили администратора и Траута, не желают ли они поразвлечься. Были они веселые, бесстрашные, потому что только полчаса назад съели целый тюбик норвежской мази от геморроя. У тех, кто изготовлял это лекарство, и в мыслях не было, что его можно есть. Оно было предназначено для смазывания геморроидальных шишек.

Девочки были из деревни. Они родились на юге этой страны, где их предками пользовались как сельскохозяйственными машинами. Но теперь белые фермеры больше не употребляли сельскохозяйственного инвентаря, сделанного из плоти и крови, потому что машины из металла были и надежнее, и дешевле, и довольствовались еще более простым жильем.

Поэтому черным машинам пришлось сматываться оттуда или умирать с голоду. Они прибывали в города, потому что на юге повсюду – на заборах, на деревьях – были развешены вот такие объявления:

Килгор Траут как-то написал рассказ под названием: «Вход воспрещается». Действие происходило на Гавайских островах – тех самых, куда должны были отправиться счастливцы из Мидлэнд-Сити, выигравшие в лотерее Двейна Гувера. Вся земля на этих островах принадлежала только сорока человекам, и в своем рассказе Траут заставил всех владельцев полностью утвердиться в своих правах. И они всюду поразвесили объявления: «Вход воспрещается».

Это создало ужасающие затруднения для миллионов других людей – жителей островов. Закон земного притяжения требовал, чтобы они хоть где-нибудь касались поверхности земли. Надо было либо стоять на земле, либо войти в воду и прыгать около берега. Но тут федеральное правительство выступило с экстренной программой помощи. Оно выдало всем безземельным мужчинам, женщинам и детям огромные воздушные шары, наполненные гелием.

С каждого шара свисали стропы. При помощи этих шаров жители Гавайских островов могли по-прежнему жить у себя, не тычась ногами в чужие участки земли.

Проститутки работали на сутенера. Он был ослепительно красив и жесток. Для них он был богом. Он отнял у них свободную волю, что было в порядке вещей. Никакой воли им и не было нужно. Казалось, они предали себя на волю божью и теперь могли жить доверчиво и бескорыстно. Разница была только в том, что предали они себя на волю сутенера.

Их детство кончилось. Теперь они медленно умирали. С их точки зрения, вся планета Земля была населена одними пустобрехами.

Когда Килгор Траут и администратор – два пустобреха – вышли из кино и сказали, что им неохота развлекаться, как развлекаются другие пустобрехи, обе умирающие девчонки побежали, топая по планете, то касаясь ее ногами, то отрываясь от нее. Они исчезли за углом. Траут – глаза и уши Создателя – громко чихнул.

– Будьте здоровы! – сказал администратор. Это было совершенно машинальным откликом многих американцев на чиханье другого человека.

– Спасибо! – сказал Траут. Так между ними возникла мимолетная дружба. Траут сказал, что надеется добраться до недорогой гостиницы. Администратор сказал, что надеется добраться до станции метро на Таймс-сквере. Они пошли рядом, звук их шагов, отдаваясь от высоких строений, подбодрял и успокаивал их.

Администратор рассказал Трауту, чем для него была эта планета. Для него, как он сказал, она была местом, где он жил с женой и двумя детьми. Они не знали, что он заправляет кинотеатром, где показывают порнофильмы. Они думали, что он работает консультантом по инженерной части и потому так поздно возвращается домой. Он сказал, что на нашей планете специалистам его возраста места нет, хотя когда-то они были для всех кумирами.

– Тяжелые времена, – сказал Траут.

Администратор сказал, что он принимал участие в разработке того изоляционного чудо-материала, который применяют в ракетах, летящих на Луну. Кстати, это был тот же материал, который создавал чудо-изоляцию в доме-мечте Двейна Гувера в Мидлэнд-Сити.