Развитие личности и проблемы геронтопсихологии

В США был разработан специальный тест, сходный с «тестом тематической апперцепции» (ТАТ), с помощью которого оценивается «потребность к достижению». Пользуясь этим тестом, Аткинсон [1], а также Мак-Клеланд [16] провели эксперименты с пятилетними детьми. В этих экспериментах дети должны были набрасывать кольца на колышек, вбитый в землю. Результаты показали, что дети, имевшие низкие показатели в тесте достижения, становились или около самого колышка, или так далеко, что успех был просто невозможен. В то же время дети с высокой мотивацией к достижению располагались на среднем расстоянии. От подобного рода экспериментов Мак-Клеланд переходит в область социальной психологии, применяя полученные результаты к анализу поведения крупных промышленников; здесь, по его словам, требуются не совершенно безопасные и не в высокой степени спекулятивные мероприятия, но действия, связанные с умеренным риском [16].

Необходимо отметить, что вопрос о влиянии успеха и неудачи на уровень притязания в школе Левина ставится слишком узко и упрощенно. С точки зрения выводов, делаемых последователями Левина, становится непонятным, как же возможна выработка настойчивости у человека, когда, несмотря на многократные неудачи, он продолжает добиваться и добивается намеченной цели, не теряет при неудаче веры в свои силы, сохраняет «уровень притязания». Невыясненным остается в исследованиях Левина отношение между «уровнем притязания» и степенью энергичности поведения. Ведь хорошо известно, что существуют люди, обладающие высоким «уровнем притязания», но ничего не делающие. Левин такого рода случаи объясняет тем, что переживание успеха возникает не только при достижении цели, но и при приближении к ней и даже при простой постановке социально одобряемых целей. Поэтому, например, рассказывает Левин, в Индии в письмах приняты такого рода подписи: «Доктор философии, провалившийся».

Ряд исследований показывает, что действие успеха и неудачи на поведение личности зависит от того, каково соотношение успехов и неудач в деятельности человека. Так, в экспериментах Турека и Хауелла [21] было обнаружено, что наиболее сильное стремление к достижению целей показала та группа, у которой за тремя неудачами последовал успех. Парадоксальным образом у испытуемых с четырьмя последовательными успехами сила стремления к достижению цели оказалась не выше, чем у испытуемых с четырьмя последовательными неудачами. Таким образом, влияние успеха и неудачи на личность оказывается сложнее, чем это представляется в школе Левина. В этой связи надо отметить, что одним из основных пороков теории Левина является ее замыкание в кругу «переживаний». Хотя Левин и говорит о познавательной структуре психологического окружения, он при анализе фактов исключает роль познания как важнейшего фактора в детерминации поведения человека. В действительности, человек не просто переживает успех или неудачу, но и имеет определенное, более или менее полное знание о причине успеха или неудачи. В научных исследованиях, например, неудача может принести знание, что выбранный метод исследования неверен, что нужно идти другим путем и т. п.

В системе Левина просто не хватает средств для научного анализа фактов. Какими средствами, например, эта теория могла бы объяснить выработку настойчивости? Как объяснить, что ряд неудач не снижает ни энергии человека, ни его «уровня притязания?» Слабость теории К. Левина заключается именно в том, что она исходит из уже сложившегося «психологического мира» личности, ни происхождение, ни закономерности формирования которого неизвестны.

В школе К. Левина, в разных областях как общей, так и прикладной психологии, проведен ряд исследований, результаты которых можно использовать для разработки очень важной проблемы определения условий, влияющих на постановку и выполнение целей. Такого рода исследований проведено немного, а сам Левин не пытался использовать эти данные в систематическом виде. Однако этот материал представляет интерес с точки зрения характеристики социологической направленности исследований школы Левина.

1) На принятие и степень трудности цели влияет принадлежность индивида к той или иной социальной группе. Если общая цель группы («групповой стандарт») не слишком высока, то и личность в такой группе ставит себе цели ниже своих способностей [3]. Власть групповых целей над личностью настолько сильна, что при необходимости изменить цели одной личности приходится добиваться изменения целей всей группы. На первый взгляд, кажется, что изменение целей всей группы является делом несравнимо более трудным, нежели изменение целей отдельной личности. Однако исследование показывает, что изменение целей отдельного человека, как правило, оказывается очень нестойким, если стандарт группы остается неизменным, даже если индивид практически не общается со своей группой. Для внедрения новых стандартов и целей также необходимо воздействовать на коллектив, группу и добиваться того, чтобы было принято коллективное решение о выборе определенной формы поведения. Только в этом случае, как показывают эксперименты, получаются стойкие результаты. В одном из таких экспериментов было, например, решено изменить поведение мастеров на одном из заводов. В цехе, где проводился опыт, существовало 9 разрядов с тремя уровнями заработной платы в каждом разряде. Каждые шесть месяцев мастера оценивали умение рабочих, и рабочие получали заработную плату в соответствии с этой оценкой. Было замечено, что мастера переоценивали рабочих высших разрядов и недооценивали тех, кто имел низшие разряды, так что рабочие с высшими разрядами всегда получали максимальную заработную плату, а низкоразрядники – минимальную. Иначе говоря, на оценку мастера влияло не только качество работы, но и степень трудности этой работы. Все мастера в опытах были разбиты на три группы. В первой группе велась дискуссия на тему, почему рабочие высших разрядов всегда получают максимальную зарплату. В конце дискуссии участники приходили к правильному выводу. Второй группе подробно разъяснялось, в чем суть неправильной оценки. Разъяснение иллюстрировалось графиками и схемами. Третья группа была нейтральной. В результате оказалось, что лишь мастера первой группы смогли правильно оценивать работу, остальные продолжали принимать во внимание трудность задания, а не только качество выполнения [14].

В других экспериментах, проведенных в военное время, целью было увеличить потребление населением ливера. Снова оказалось, что если группа принимает определенное решение, то члены группы, хотя они больше не общаются, продолжают длительное время выполнять это решение. В противоположность этому индивиды, лишь прослушавшие лекцию о питательности этого сорта мяса и возможности приготовления из него разнообразных блюд, почти не изменили своих обычных пищевых привычек [6].

2) Вторым условием, влияющим на принятие цели, является знание, что такая цель достижима и что человек делает хотя бы небольшой прогресс в движении к ней. Такой вывод делается на основании экспериментов, один из которых, например, заключается в следующем. В сельской местности на юге США была организована новая фабрика. Сразу после организации была выделена экспериментальная группа работниц. После недельной тренировки, когда их продукция достигла 20–25 % нормы, работницам было сказано, что через 10–12 недель они должны научиться вырабатывать требуемую норму. Но к этому времени ни одна из работниц завода еще не давала требуемого количества продукции. В результате через 14 недель уровень продукции достиг лишь 66 % нормы. Вторая экспериментальная группа состояла также из новых работниц, но была сформирована тогда, когда на заводе было уже значительное количество опытных работниц, выполняющих норму. Этой группе, кроме сообщения нормы, на каждую неделю ставилась конкретная цель. В результате у этой группы через 14 недель норма оказалась перевыполненной [11].

3) Третьим фактором, обеспечивающим принятие той или иной цели, является включение данной цели в какую-то более общую цель, уже личностно принятую индивидом. Левин указывает, что хороший пропагандист никогда не будет пытаться просто навязывать человеку те или иные цели или формы поведения, чуждые личности. Он должен доказать, что желательные ему цели являются необходимым средством достижения личностью значимых целей, высоких идеалов человека.

Эту общую закономерность необходимо учитывать и при воспитании детей. Если ребенок не желает выполнять какое-либо действие, нужно включить это действие в качестве подчиненной части в другое, имеющее привлекательную для ребенка цель. Так, дети, не любящие арифметики, с увлечением считают, когда начинают играть в продавца и покупателей.

Разумеется, выделенные здесь условия принятия цели очень неравноценны, но нахождение хотя бы некоторых из этих условий очень важно и оправдывает изложение этого небольшого материала.

Вообще, целый ряд экспериментальных исследований, проведенных в школе Левина, имеет и научный, и практический интерес. Ведь как ни пытался Левин в своих теоретических рассуждениях представить дело так, что весь процесс происходит в замкнутом мире человеческой психики, где духовная личность (правда, с весьма земными потребностями) взаимодействует со своим «психологическим окружением» (кстати, удовлетворяя свои потребности реальными объектами), в действительности оказывалось, что реальный человек активно взаимодействует с реальным миром, и в экспериментах выяснились закономерности этого реального взаимодействия, имеющие практическую ценность.

Литература

1. Atkinson J. W. Motivational determinants of risk-taking behavior //Psychological Review, vol. 64, N 6, 1957.

2. Dembo Т. Der ?rger als dynamisches Problem //Psychologische Forschung, Bd. 15, Heft. 1 und 2, 1931.

3. Festinger L. Wish, expectation and group standards as factors influencing level of aspiration //Journal of abnormal and social Psychology, vol. 37, N 2, 1942.

4. Himmelweit H. T. A comparative study of the level of aspiration of normale and neurotic persons //British Journal of Psychology, vol. 37, part 2, 1947.

5. Hoppe F. Erfolg und Mifierfolg //Psychologische Forschung, Bd. 14, Heft 1 und 2, 1931.

6. Levi J. and Butler J. Lecture vs. group decision in changing behavior //Group dynamics. /Ed. D. Cartwright and A. Zander. New York, 1953.

7. Lewin K. Das Problem der Willensmessung und das Grundgesetz der Association //Psychologische Forschung, Bd. 1, Heft 3 und 4, 1922.

8. Lewin K. Der Richtungsbegriff in der Psychologie //Psychologische Forschung. Bd. 19, Heft 3 und 4, 1934.

9. Lewin K. A dynamic theory of personality. New York and London, 1935.

10. Lewin K. Principles of topological psychology. New York. 1936.

11. Lewin K. Time perspective and morale //Civilian morale. /Ed. G. Watson, Boston. New York etc, 1942.

12. Lewin K. Field theory and learning //The 4-st Yearbook of the National Society for the Study of Education, part 11, 1942.

13. Lewin K. Field theory in social science. //Selected theoretical papers./ Ed. D. Cart-wright. Tavistock publications. New York, 1952.

14. Lewin K. Studies in group decision//Group dynamics / Ed. D. Cartwright and A. Zander. New York, 1953.

15. Lissner K. Die Entspannung von Bedurfnissen durch Ersatzhandlungen // Psychologische Forschung, Bd. 18, Heft 3–4, 1933.

16. McClelland D. C. Some social consequences of actievement motivation. // Nebraska symposium on motivation. /Ed. M. R. Jones. Lincoln, University of Nebraska Press, 1955.

17. Mahler W. Ersatzhandlungen verschiedenen Realitatsgrades //Psychologische Forschung, Bd. 18. Heft 1 u 2, 1933.

18. Miller D. R. Responses of psychiatric patients to threat of failure //Journal of abnormal and social psychology, vol. 46, 1951.

19. Ovsiankina M. Die Wiederaufnahme unterbrochener Handlungen // Psychologische Forschung. Bd. 11, 1928.

20. Sliasberg S. Zur Dynamik der Ersatzes in Spiel – und Ernstsituation // Psychologische Forschung, Bd. 19, Heft I und 2, 1934.

21. Turek E. V. and Howell R. J. The effect of variable success and failure situation on the intensity of need for actievement // Journal of social Psychologie, vol. 49, Second Half, 1959.

Глава 6. Проблема психологической активности и научное наследие Анри Валлона

Недавно научная общественность отметила столетие со дня рождения Анри Валлона – выдающегося представителя генетической психологии, оригинального мыслителя, крупного общественного деятеля.

Центром научных интересов А. Валлона были проблемы психического развития человека в онтогенезе. Особенно блестящие страницы вписаны им в психологию раннего детства. На материале изучения психики ребенка в процессе его становления как личности Валлон разработал важные методологические принципы общей психологии, пытаясь творчески применить философию диалектического материализма к решению проблем психологической науки. Он боролся против упрощенного понимания диалектического материализма, нередко отождествлявшегося его противниками с вульгарным материализмом. В работе «Метафизические или диалектические основы психологии» [1] А. Валлон доказывал, что диалектико-материалистический подход никак не отрицает реального существования психических явлений, наоборот, он предполагает рассмотрение психики как реальности, обладающей только ей одной присущими законами, которые и должен вскрыть психолог. Острой критике в психологии А. Валлон подвергал позиции позитивизма. Опираясь на работы А. Леона – представителя психологии труда во Франции, показавшего, какие трудности методологического порядка возникают перед психологами в этой области, А. Валлон особенно подчеркивал тяготение к позитивизму в сфере прикладной психологии, необходимость формирования и здесь диалектико-материалистической методологии. Ссылаясь на свой собственный опыт, А. Валлон разъяснял, что элементы диалектико-материалистического подхода могут стихийно формироваться психологом-исследователем, поскольку изучаемая им действительность, сам предмет его изучения исключительно диалектичны. Но осознание собственных философских позиций и усмотрение их связи с целостной научной высоко развитой философией, философией диалектического материализма, способствует, согласно А. Валлону, поднятию методологии психологии на качественно новый уровень, делает ее более адекватной исследуемому объекту.

Выступая против эмпиризма и фактологии в психологии, А. Валлон постоянно подчеркивал, что не существует фактов самих по себе: «сама постановка опыта включает факт в объяснительную систему» [2, с. 26]. Даже простое наблюдение предполагает некоторую теоретическую систему отсчета, определяющую выбор явлений и то или иное отношение к ним. Наблюдение, по его словам, предполагает некоторое упорядочивание явлений, подразумевающее определенную теорию [с. 27].

Труды А. Валлона принадлежат к числу тех, к которым хочется вновь и вновь возвращаться при возникновении новых проблем: им теоретически обобщен огромный, тщательно собранный эмпирический материал, что позволило А. Валлону выдвинуть оригинальные положения, многие из которых обретают особую актуальность на современном уровне психологической науки.

Одной из наиболее оригинальных, наименее исследованных в научном наследии А. Валлона и почти не разработанных в психологии проблем является проблема психотонической активности человека и ее развития в онтогенезе.

До сих пор психологи, обращающиеся к изучению деятельности человека как основному способу его существования, выделяли в ней побудительно-регулирующую и собственно исполнительную часть, которая, представляя собой некоторую систему действий и движений, образует кинетический аспект деятельности. Выражается он в локомоциях, движениях глаз, мануальных операциях, речевых движениях и т. д. Но кроме такой, широко развертывающейся в пространстве, кинетической деятельности в жизни человека огромное место занимает иной вид активности – тонической, требующей не меньшего напряжения, нежели двигательно-моторная активность, и не меньшей сложности психических регулирующих механизмов. Эта активность проявляется в установках всего тела человека, органов чувств и висцеральной системы, в его позах, например: рабочие позы, а также позы внимания, ожидания, тревоги, напряженности, настороженности, покоя, смущения, робости, раздумья и т. д. В специфике поз, в динамике их смены отчетливо проявляются психодинамические характеристики и личностные свойства человека. Достаточно вспомнить позу человека, испытывающего напряжение в социальных ситуациях: охватывая себя руками, прижимая их к телу, он как бы отгораживается ими от других, а ноги прячет под стул. Совсем иные позы у человека, уверенного в себе и доверительно относящегося к социальному миру, – свободное спокойное положение его тела, чуть откинутая в сторону рука с полуоткрытой ладонью создают впечатление не только открытости человека миру, но и приближенности его к своим собеседникам[3 - Конечно, человек может произвольно регулировать динамику своих поз, но все это требует большого напряжения.]. Конечно, человек может произвольно регулировать динамику своих поз, но все это требует большого напряжения.

В постурально-тонических установках человека – в симультанном, до предела сжатом виде – содержится будущая кинематика его действий. В этих установках отчетливо выражается эмоционально-аффективное отношение личности к событиям. Важно при этом подчеркнуть, что тоническая активность захватывает всю висцеральную систему индивида, настраивает так или иначе работу всех органов, определяет степень напряженности их функционирования.

Без специального выделения этого тонического аспекта реальная предметная деятельность человека (в том числе в том аспекте, в каком она анализируется в психологии) оказывается как бы повисшей в воздухе, бесплотной: перед нами оказывается деятельность сама по себе, а не действующий человек. В данном случае совсем не помогают ссылки на то, что человек, конечно, подразумевается при исследовании деятельности, а исследователь вправе абстрагироваться от одного из ее аспектов. Такая абстракция отсекает существенные звенья деятельности: процесс размещения динамической предварительной модели деятельности в постуральных установках человека, выделение функциональных запасов организма для осуществления и продолжения деятельности, эмоциональную предуготовленность действий и т. д. Ведь все существо человека, реализующего деятельность, функционирует, подчиняясь высшим психологическим принципам организации деятельности.

При постановке проблемы психотонической активности следует выделить вопрос о необходимости вычленения двух видов поз или постуральных установок человека: внешних, наблюдаемых извне, и «внутренних», которые представляют собой не выявляющиеся вовне тоническо-аффективные состояния мышечной и висцеральной системы. Лишь у ребенка внешние и внутренние позы едины. У взрослого же человека может происходить их значительное, иногда драматическое рассогласование: свободная расслабленная внешняя поза нередко скрывает высокий гипертонус «внутренней позы» индивида.

Психологическое исследование тонической активности человека включает ряд важных теоретических и методологических вопросов: о социальной обусловленности психотонической активности, специфике ее предметной отнесенности, месте в системе разных форм активности индивида, связи с преобразующей деятельностью и общением.

Попробуем найти в работах А. Валлона ответы на некоторые из этих вопросов. Анализ его трудов показывает, что именно он сделал попытку заложить основы психологии тонической активности и вскрыть закономерности ее формирования в раннем детстве.

А. Валлон выделяет сам процесс постуральной активности, выражающейся в пластической аффективно-постуральной лепке средствами организма некоторой модели объекта деятельности, причем эта модель включает и диспозиции субъекта к определенной деятельности, направленной на этот объект, и желания, намерения человека. Механизмами такой активности служат перераспределение мышечного тонуса разных частей тела и преднастройка всех внутренних органов, а также органов чувств для действия в определенной ситуации. Результаты тонической деятельности А. Валлон называет установками, позами, аттитюдами, раскрывая их сложнейшее строение, опирающееся на многочисленные синергии различных систем организма.

Исследования показывают, что А. Валлон занялся психологией тонической активности, по крайней мере, по двум причинам. Прежде всего он чувствовал потребность ввести в психологию реального чувственно-конкретного человека. Занимаясь исследованием действий, он увидел необходимость подвергнуть психологическому исследованию и ту «почву», из которой вырастают действия, – телесную непрерывность существования человека, которая может выступить в качестве специфического предмета психологического исследования, ибо сама входит в психологическую организацию индивида, сама выступает как один из способов (как и деятельность) существования психического. Теоретическая обработка собственных эмпирических исследований психического развития ребенка с первых дней его существования привела А. Валлона к такому пониманию природы психического, которое намного опередило существовавшие в 30–40-х годах теории. По его мнению, ребенок весь, целиком развивается как психологическое существо, т. е. физиологические процессы, клоническая активность, движения висцеры, работа внутренних органов и органов чувств, мозг ребенка развиваются как части единой психической организации. Это важнейший методологический аспект работ А. Валлона не нашел своего продолжения, но отнюдь не ускользнул от внимания его учеников. Анализируя разработку А. Валлоном проблемы сознания в психологическом плане, Ф. Мальрие [3] указывает, что А. Валлон понимал сознание не как комплекс психических состояний, а как «действие», в котором принимает участие все тело, включая центральную нервную систему, вегетативную и мышечную. В соответствии со способом участия тела в общей организации сознания (точнее, с нашей точки зрения, было бы говорить о психической организации индивида) А. Валлон выделяет эмоциональное, сенсорное, проективное, символическое сознание и т. д.

Разрабатывая психологию тонической активности субъекта в генетическом плане, А. Валлон раскрывает, как в действенно-аффективном взаимоотношении ребенка с предметным и социальным миром все его существо становится насыщенным этой предметностью и социальностью, которые и составляют важнейшие характеристики психики человека.

У А. Валлона были и иные основания, чтобы обратить самое пристальное внимание на постуральную активность индивида и попытаться создать психологию этой формы активности человека. Основания эти заключались в необходимости найти – в противовес концепции Ж. Пиаже – в человеке автономные структурные основания его эмоционально-аффективной жизни. Как известно, Ж. Пиаже аффективность рассматривает в основном как энергетический аспект кинетической, или двигательно-моторной деятельности, практического, дооперационального и операционального интеллекта. Он неоднократно подчеркивал, что у чувств не может быть своих особых структур, лишь интеллектуализируясь, они организуются структурно. А. Валлон же утверждает, что у эмоций существуют свои особые структуры, взаимоотношение которых со структурами предметных действий весьма сложно и устанавливается оно в ходе онтогенеза постепенно. Указывая на фундаментальное родство эмоций с органическими и постуральными функциями индивида, А. Валлон постулирует: «Тонус служит материей аффективной жизни», – и далее поясняет, что «эмоция, – каковы бы ни были ее нюансы, всегда имеет в качестве фундаментального своего условия варьирование тонуса жизни организма и его различных частей» [4, с. 55].