Да, это Он
Да, это Он. Конечно, Он.
Здесь. На вокзале.
И растревоженный перрон
Состав встречает.
Он молод. Хорошо сложен.
Кроссовки. Джинсы.
Но это Он. Конечно, Он.
И Он здесь лишний.
Он это знает наперед.
Он это знает.
Толпа его не узнаёт
И не узнает.
Не узнаёт его лица,
Не помнит имя.
Как и тогда. Как и тогда.
В Иерусалиме.
Толпа спешит, толпа снует,
Багаж таскает.
Она его не узнаёт
И не узнает.
Он одинок среди людей.
Здесь, на перроне.
И только шрамы от гвоздей
В его ладонях.
Ты позвони
а боль мицелием гриба
вросла в тебя
слова как стоны
ты говори их, говори
ты позвони по телефону
и набери
сто два – сто – три
гудки, гудки, дождись ответа
дождись
а скорость ветра, звука, света
как кисть
рисует странные сюжеты
где ты кричишь, бежишь, летишь
не понимая, кто ты, где ты
а жизнь
кует свои приоритеты
и раздает свои медали
нелепым глупым манекенам
едва ли
кто-то знает цену
всем этим схемам и шаблонам
так принятым на этом свете
ты позвони по телефону
и может быть
тебе ответят
Мастеру
Сойти с ума?
Как это просто,
Когда с ума сошел весь мир,
Когда луна
Натерта воском
До дыр,
Когда ласкает ветер кожу.
Она тепла, она нежна.
Ах, Мастер, разве это сложно —
Сойти с ума? Свести с ума?
Играть судьбой, собой, словами,
Ловить, жонглируя, мечты.
Ведь я вросла в тебя корнями.
Где я? Где ты?
Ночь холодит ментолом душу.
Ты видишь – я могу летать.
Ах, Мастер, неужели нужно
Мне умирать?
И неужели по-другому
Нельзя никак? Никак нельзя?
Больница. Смерть. Могила. Омут.
Где ты. И я.
А выбор был. Он сделан мною.
Бумага. Подпись. Не забыть.
Никто не шутит с Сатаною.
А он – любитель пошутить.
Мне не слышны аплодисменты.
Внизу спектакль, успех, размах…
А километры киноленты
Серпантином в волосах.
Такого странного сюрприза
От Сатаны не ждал никто.
Смотри. Рождается актриса
Из умирающей Марго.
Так много боли в моей ране.
Так много крови в облаках.
Прощай… До встречи… На экране…
В веках…
Удар двенадцатый часов
удар двенадцатый часов