Бесы с Владимирской горки

– Кто же мне во время холеры такое послушание даст?

– Неужели твой дядька не верит в защиту святой девы Варвары? – поддел Федор. – Знаешь, чего он к тебе, христовенькому, мальчонку привел? Ты один тут так красиво сказки рассказываешь. Ты один во все это ТАК веришь… ты, и может, еще старец Пафнутий, но он уже одной ногой в могиле.

– Ты тоже веришь, несмотря на дерзновение свое… хоть и не признаешься, – возразил Алексей.

Бывало, Федор не ограничивался полумерами, и не только залезал на монастырскую ограду, но и слезал с другой стороны, – лез прямо в бесовское чрево Владимирской горки – и шел гулять по Городу. Рассказывал он, как любит ходить по улицам и заглядывать в окна, смотреть, как люди живут, как ненавидят и любят друг друга. Особенно беспокойным приятель становился, когда весна вступала в свои права, и за монастырскими стенами пенились белым цветом деревья, а днепровские дали зазывали его в неизвестность, и гудки проплывающих мимо пароходов заставляли мечтать о путешествиях, приключениях, других городах.

Но с тех пор, как холера стала стучаться в дома, Федор утратил интерес к ночным экспедициям.

Смерть зачастила в Святой Город.

Чума выкосила Киев в 1710-м, и в 1770-м. Холера, индийская болезнь, явилась в 1830-х и с тех самых пор приходила в Киев-град, как к себе домой.

И обе моровицы не щадили никого – ни стариков, ни детей, ни мужчин, ни женщин, ни грешников, ни святых… никого, кроме монахов Михайловского!

Умирали от морового поветрия праведные лаврские старцы, уходили в иной мир насельники Николаевской пустыни, отлетали к богу невесомые души христовых невест во Флоровском женском, и соседний Софийский монастырь, бывало, терял половину своей братии… Лишь за белые стены Злато-Михайловского не смели входить три старухи: Чума, Холера и Смерть. Хоть монастырь не запирал во время мора свои ворота от жаждущих получить спасение и помощь от святой великомученицы киевской, святой девы Варвары, исцеляющей все болезни.

И каждый раз, когда обносили вокруг его стен мощи святой Варвары, и холера, и чума шли на убыль.

И завтра это сделают снова, и губительная моровица уйдет, и всем, всем в страждущем Киев-граде станет легче.

– Ты тоже веришь, не смотря на дерзновение свое, – повторил Алексей. – Не верил бы – не уповал бы на помощь Варвары, не сидел бы сейчас в обители.

– Вот как ты думаешь? – Федор дерзко задрал подбородок. Его красивое чернобровое лицо исказила презрительная гримаса. – Тогда я пошел.

– Куда ты?

– А куда захочу… Хоть за головой святого Владимира. Может, я хочу получить власть над всем миром? Слышал ведь, тот, кто получит ее – получит и власть!

Одним прыжком непослушный послушник Федор спрыгнул с забора и исчез в черной чертовой пасти беремища.

А спустя минуту Алексей снова услышал смех.

Глава третья,

в которой много замкoв и мало ключей

Подымутся беси, молитву читай.

    Федор Достоевский «Братья Карамазовы»

18 декабря

– Ау, есть кто-нибудь?

Даша Чуб вбежала в прихожую Башни Киевиц, стаскивая на ходу голубую куртку. Полягала в воздухе сначала правой, затем левой ногой, сбрасывая сапоги.

Рыжая кошка Изида Пуфик бросилась к ней с громогласным восторженным мурчанием. Но представителей рода человеческого в круглой комнате не обнаружилось.

Зато в полуденной темноте зимнего дня ее внимание сразу привлек необычный предмет – большая старинная банка, внутри которой то и дело вспыхивал свет, будто там был заточен фонарик или маленькая молния.

Даша подошла к ней, осторожно дотронулась до странной банки с огнем – ее стекло было холодным. «Разрыв трава. Купала-999» – прочла она надпись на этикетке, сделанную аккуратным почерком прошлой Киевицы Кылыны. Интересно… ее можно открыть?

Даша заглянула под крышку баночки с молнией, понюхала. Запах разошелся по комнате, как маленький фейерверк, и показался Даше приятным. От разрыв-травы, собранной на далеком купальском шабаше 1999 года, до сих пор шло тепло, как от лучей солнечного света.

Чуб пристроила крышку обратно, поставила банку на стол. Чихнула. Запах разрыв-травы хозяйничал в ее ноздрях.

На столе рядом с банкой возлежала громоздкая Книга Киевиц, а все пространство вокруг нее заполонили крохотные белые листочки с выписками, сделанными почерком уже другой Киевицы – Маши Ковалевой.

Все ясно! Со свойственной ей старательностью студентка-историчка проштудировала Книгу и выписала все ритуалы, в которых принимал участие заговоренный замок.

Землепотрясная взяла несколько первых попавшихся стикеров, прочла:

Присуха № 64.

«Купить замок, не торгуясь. В ожидании человека, которого нужно привлечь, замок положить открытым на пороге, через который должен перешагнуть любимый. Ключ держать при себе. Как только нужный тебе человек перешагнет через него, запереть замок, приговаривая:

Как замок теперь никто не откроет, так и нас с тобой никто не разъединит».

Отсуха. № 24.

…Использовать разрыв – траву вместе с заговором:

«Разбиваю замок, разрываю зарок. Разрыв – трава, разрыв – слова, все замки разбиваю, на волю всех выпускаю!»

Даша снова чихнула и раздраженно потерла нос. Запах не уходил. И, невесть почему, она подумала о Маше и Мире.

Она ведь давно собиралась поговорить…

* * *

Вечер был синим, того незамутненного чистого синего цвета, который делал Город Киев почти ирреальным: синее небо, темно-синие деревья Мариинского парка, синие холмы и синие дома на Грушевского.

Вечер был днем – как ни странно, Маша любила это унылое время перед зимним солнцестоянием, когда темнеть начинает еще в середине дня.

Иллюзорное время, чертово время – в древности люди верили, что эта самая тьма и плодит демонов, бесов, чертей.

Маша стояла на мосту Влюбленных совершенно одна. Ветер с Днепра бил ей в спину – невидимые наконечники его острых стрел вонзались в синюю куртку с остроконечным монашеским капюшоном.

Было холодно и неуютно, как и бывает в декабре, когда листья давно опали, холод пришел, а снег еще не выпал.

Было одиноко – хоть, казалось бы, чего ей грустить на Мосту Влюбленных? У нее есть любимый человек… Ну, пусть не человек – привидение. Не такая уж странная пара для Киевицы – хранительницы Вечного Города.

Маша прошлась по мосту, разглядывая висящие на перилах бесчисленные замки всех сортов: и розовые, украшенные блестящими стразами; и красные в форме сердец; и древние амбарные, похожие на замок, найденный Катей в «сундуке мертвеца». На замках были надписи и бесчисленные простейшие уравнения «Оля+Витя», и даже рисунки в виде схематичных мальчика с девочкой, держащихся за руки.

Замки заманили ее сюда – полдня она штудировала толстенную Книгу Киевиц, но так и не смогла разгадать тайну ржавого замка и чьих-то любовных чар. Потому и пошла на киевский мост Влюбленных.

Имя, противоречивое как сама любовь, этот романтический ажурный мостик стрелой получил не зря.