Джек-потрошитель с Крещатика. Пятый провал

– Он еще не освящен, не достроен. Как собора его еще нет.

Даша посмотрела на главный вход – там, где в их времени царил Страшный суд и взвешивал души любимец Маши архангел Михаил. Но стены над входом были девственно чистыми. Лишь с верхнего барабана, опустив руки, на них глядел белокудрый Бог Отец, еще не имевший силы прогнать двух залетных ведьм из места, не ставшего покуда святым.

Чуб прошлась по левому приделу и остановилась, разглядывая золотые павлиньи перья орнамента, созданные рукой Михаила Врубеля (в итоге их бедному гениальному Мише разрешили писать только орнаменты в арках храма!), дошла до будущего алтаря:

– А вот это мне нравится!..

Рядом с «Судом Пилата», вдохновившим, возможно, Михаила Булгакова на известные сцены романа, поместилась темная фреска – одинокий коленопреклоненный Иисус в белой одежде и плаще цвета запекшейся крови. Голова Спасителя была опущена, глаза прикрыты, как во время молитвы, губы казались всезнающими и скорбными.

– Погоди, погоди… дай мне рисунок Врубеля, – едва не вскрикнула Чуб.

Акнир достала из любимой гобеленовой сумочки свиток рисунка. Даша развернула и, быстро придирчиво сверив карандашный набросок с изображением на стене, неприязненно выпятила нижнюю губу – неприязнь относилась к новой зародившейся мысли:

– Этот, на коленях, не просто мужик с бородой… это же сам Иисус! Христос!

– Да, похоже, ты угадала, – вгляделась во врубелевский набросок Акнир.

– Это Иисус! Ты не понимаешь? Христос на рисунке молится Врубелю как Богу! Бог стоит на коленях перед ним. Он нарисовал Христа… – она закончил шепотом, – на коленях перед собой… Ой, лучше бы он был голубой. Это еще хуже. Это уже сатанизм какой-то!

Она замолчала, тщетно пытаясь отыскать для него оправдание. Или хотя бы объяснение!..

Вот вам и сатанинские иконы! На лицевой стороне – Бог, на тыльной – черт-демон. Изобразив с главной ведьмы Города Кылыны одновременно и Богоматерь, и Демона, Врубель, по сути, написал то же самое. Но тогда он не знал, кто такая Киевица Кылына, принимал ее за другую даму… теперь…

Ведь даже на самых мерзких сатанинских образах Иисуса Христа не изображали стоящим на коленях пред… кем?

«Возможно, он не пришел, а вошел в него. Душа может стать Демоном еще при жизни…»

– Что же с ним происходит? Что-то ужасное… – подавлено сказала Чуб.

– …если уж он смог довести до полусмерти мою мать, – завершила Акнир.

В растерянности и сомнениях, которые сама Чуб скорее обозвала бы полной разорванностью, она еще раз посмотрела на кощунственный рисунок, затем снова на стену – настенный Христос почему-то успокаивал ее.

– А что это за сюжет, не знаешь?

– Вопрос не по адресу, – ответила веда, одинаково недружелюбно косившаяся на всех окруживших ее святых.

– «Христос в Гефсиманском саду. Моление о чаше», – раздался голос прямо с небес. В пустом темном соборе он прозвучал торжественно-гулко. – Еще до предательства Иуды и распятия, сын божий молит своего небесного Отца: «Да минует меня чаша сия!..» Он просит избавить его от горькой участи.

– Вы кто? Где? – попятилась и завертелась Землепотрясная Даша.

– Свыше, – ответил гулкий и инфернальный глас.

– Бог… это же точно не ты? – на всякий случай поинтересовалась она.

Ответом был смех.

– И не святой Николай?

Смех прошел по храму раскатом.

– И не Кузьма и Демьян?

Хохот стал неудержимым.

– Кто ты уже, господибожемой?! – раздраженно взрыкнула Чуб.

– Не Господи, а всего лишь его покорный слуга, – с лесов свесилась кудрявая светлая голова. – Вильгельм Александрович Котарбинский. С кем имею честь вести богословскую беседу?.. Не поздновато ли для таких многолюдных собраний?

Они переглянулись, оценивая свое странноватое многолюдие на двоих.

– Он что-то видит, – внезапно осенило Дашу. – Это же Котарбинский, у него даже жена привидение, – произнесла она тихо и прибавила, повышая голос: – Мы к Мише, он просил нас зайти… Не знаете, где он?

– Ах, к Михал Александровичу. Он вышел в соседний трактир за едой. Вам стоит подождать его.

– А это ваша работа? – Даша снова посмотрела на Христа в Гефсиманском саду. – Небесненько! Лично мне – очень и очень!..

– Рад, что она вам приглянулась.

– Выходит, Христос знал свое будущее?

– Несомненно.

– И Врубель тоже видел будущее. Что если Третий Провал показал ему все его будущие страдания? – высказала ужасное предположение Даша.

– Что-что? – переспросил Котарбинский со своих деревянных небес.

– Врубель как Христос в саду…

– Вы тоже слышали эту историю? Прахов все не успокоится…

– Какую историю? О Мишином отце?

– Нет, о Врубеле и Христе.

– Расскажите! Можно к вам подняться?

– А вы не боитесь высоты?

– Высоты? – засмеялась Даша. – Вы, видно, не знаете кто мы. Приходите к нам завтра на выступление в цирк.

По подрагивающим грубо сколоченным лестницам они взобрались под потолок над хорами. Мужчина в широкой синей блузе с мольбертом и кистью в руках встретил их галантным поклоном. Он был еще молод, лет на двадцать моложе, чем в их предыдущую встречу, и как-то изысканно, патриархально красив – со светлыми, слегка вьющимися пшеничными волосами, изящной нежной бородкой и обходительными, обволакивающими тебя мягкой приязнью манерами.

– Так вы те самые небесные mademoiselle, о которых нам рассказывал Михаил Александрович, – одарил он их лучезарной улыбкой. – Счастлив знакомству!

– Взаимно. Я – Коко, а это – Мими, моя младшая сестра. А ваш Иисус очень классный, – еще раз похвалила Даша. – От него как-то спокойно. А вот другие святые здесь… бр-р-р-р!..

Тут, на вышине, освещенной светом нескольких керосиновых ламп, окруженные охрово-золотыми орнаментами грозовые глаза святых, похожие на гнезда будущих молний, стали еще огромней и ближе. И вместе с ними к Чуб словно приблизилась неумолимая расплата – тот самый обещанный Мистрисс ад, о коем она старалась забыть.