– Почему не стала работать по специальности?
– Не смогла получить лицензию, слишком дорого.
– Коррупция?
Я кивнула.
– Пристегнись, выезжаем на трассу, буду ехать на большой скорости.
Я быстро пристегнулась, и он понёсся, да так, что мне показалось, меня вжало в кресло.
– Какая эта модель?
«Даже не знаю, зачем я задала этот вопрос, всё равно не разбираюсь в моделях машин, наверное, просто, чтобы отвлечься от сумасшедшей гонки».
– Audi R8 II развивает скорость до 330 км/час, но я пока на максимум не выходил, сейчас мы едем на 280.
– Мне и так страшно.
– Расслабься. Так мы скоро будем на месте.
«Какой там расслабиться? Хорошо, что я пописала перед выходом».
Он снова закурил. В моей голове всё смешалось в единую массу: лимонный аромат его сигареты, мелькание деревьев, и невероятная песня Мельницы – Невеста Полоза. Я невольно вспоминаю клип с фильмом «Он – дракон», тоже один из моих любимых.
– Знаешь, а мне действительно нужен психолог.
– Зачем? – услышала я свой голос, как из колодца, песня и фильм сильно забивали сознание.
– А ты готова меня выслушать, пока мы едем?
– Да, если ты можешь болтать на такой скорости.
– Это ерунда, привычка. Тогда слушай: Мой отец – тиран, мы уже не общаемся много лет. Он сильно терроризировал меня в детстве, не давал играть с друзьями, понятие отдыха у него не существовало. Я занимался после лицея на трёх кружках и приходил очень поздно домой, падал, а он влетал и заставлял учить уроки. Спал мало, окончил экономический лицей с отличием, дальше университет – информационные технологии, изобрёл компьютерные игры, сначала одну, победил в конкурсе и в двадцать уже заработал первый миллион, потом вторую, третью, и понеслось. Сейчас мне тридцать и дюжина трендовых игр, переведённых на множество языков и продающихся во всём мире. Я нахожу отдушину в системном адреналине: аквабайк, прыжки с тарзанки в пропасть, аква дайвинг, и скорость.
– А в женщинах? – брякнула я и смутилась, покрывшись краской смущения так сильно, что почувствовала жар в шее.
– Нет, женщин у меня было много, но адреналина от них нет, все какие–то пустышки, красивые, яркие, сладкие, как дорогие конфеты, ты её съел и забыл.
– Понятно, – мой голос, наверное, выдал лёгкое разочарование и он, как назло, это уловил.
– Ты разочарована?
– С чего ты взял?
– Услышал твою интонацию.
– Какой–то ты проницательный.
– Есть немного, это у меня от матери.
– Какая она?
– Красивая, но… – сделал паузу. – Она погибла, разбилась в автокатастрофе, когда мне было семь. Отвезла меня в лицей, и больше я не видел её… живой.
– Мне очень жаль.
Пауза.
– И ты после такой трагедии ездишь на бешеной скорости?
– От судьбы не уйдёшь.
– Ты суеверен?
– Да.
– Я тоже.
Начало смеркаться. Впереди показался густой лес. Мы влетели в него, вернее дорога пошла через этот лес.
Мне стало как–то не по себе. Я подсознательно вжалась в кресло.
– Что с тобой? – он прикрутил музыку и, заехав на поляну, остановился.
– Почему ты остановился?
– Хочу в туалет, – простодушно улыбнулся и вышел. Я опасливо смотрела в окно. Мрачненько. Он вернулся через пару минут и прямо в моё окно выставил руки с криком:
– Бууу!
Вот тут я всё–таки присыкнула. «Твою налево, надо было на заправке сходить в туалет, теперь трусы мокрые. Трусливая дура».
Он сел в машину.
– А тебе не надо? Всё–таки несколько часов уже едем, вилла моего друга уже скоро примерно в десятке километров за этим лесом.
Я кивнула и вышла, добежала до густого кустарника, спряталась и, сделав своё дело, понеслась обратно. Тут меня что–то остановило.
– А – а – а! – я закричала, страх пробежал от пяток до темечка. Оглянулась и увидела, что зацепилась платьем за другой кустарник, попыталась освободиться, но прицепилась ногой и порвала колготки. Мне стало так обидно, что я застонала, как скулящая собака.
– Радмила, что случилось?
Он подошёл и, окинув взглядом моё плачевное положение, усмехнулся.
– Зачем ты так далеко пряталась? Я же не извращенец, чтобы подглядывать за тобой.
Я не могла высвободить платье, и дорогая ткань сильно поцарапалась о безжалостные колючки. Моя нижняя губа затряслась. «Рада, только не разнойся, как ребёнок, держись». Мужчина подсел на корточки и помог высвободить уже безнадёжно испорченную ткань. После поднял на меня глаза и, заметив моё удручённое выражение лица, рассмеялся.