– Мне?
– Как можно? В данном случае мне, ведь это я бьюсь за ваше назначение на эту роль. Но, повторюсь, последнее слово, увы, за продюсером. Ну не суть. Наша задача сделать за эту неделю максимально убедительные пробы, отснять качественный материал. А там как бог даст, будем надеяться на лучшее.
– Может, этому продюсеру денег дать?
«Способная девочка, юрист опять же, – оценил Лева. – Чего не дать? Не свои же».
– Думаю, деньгами это не решить. Мой продюсер – человек очень состоятельный. Недавно профинансировал новую аферу Илона Маска. Слышали о таком?
– Нет, а кто это?
– Да практически никто. Не берите в голову.
– Я поняла все. Куда мне приехать для съемок?
И Лева продиктовал адрес павильона, соответствующим образом оборудованного по личному распоряжению губернатора, с которым Лев Михайлович встретился накануне и расстался в весьма приподнятом настроении. Сергей Палыч одобрил затею, выделил деньги и пообещал жестко поквитаться, если что-то пойдет не так. Скорость ремонта павильона претендовала на Книгу рекордов Гиннесса.
– Ну все? Увидимся на съемках? Итак, завтра, ровно в девять утра, я вас жду, чтобы начать кинопробы, – подвел итог Лев Михайлович.
– До завтра… – Людочка замялась… – но у меня есть одна просьба.
– Какая?
– Нельзя ли Брэда Питта на Ди Каприо поменять? Он мне больше нравится.
– Вам можно все, – великодушно разрешил собеседник. – Только, чур, и у меня небольшая просьба.
Людочка снисходительно молчала, что можно было перевести как «Валяйте!».
– О наших с вами планах не должна знать ни одна живая душа. Завистники не дремлют, а художественный процесс такой чувствительный к темной энергии недоброжелателей. Пока у меня нет убойных доказательств вашего артистического таланта, давайте не будем никого посвящать в наш творческий заговор. Никаких подружек, соседей, родителей. Согласны?
– Родителям точно ничего не скажу. Я живу отдельно, потому что считаю правильным развивать свою самостоятельность.
«Какая прелесть! Интересно, сколько ты в месяц тратишь, самостоятельная ты моя?» – подумал Лева.
– Полностью согласен. Но речь не только о родителях. Никого нельзя посвящать в наши планы. Договорились?
– Никого-никого? – Людочка была явно разочарована, у нее уже чесался язык.
– Ну… разве что губернатора, – как бы размышляя вслух, сказал Лев. – Только тот, кто на самом верху человеческой пирамиды, имеет иммунитет против зависти. Но это я так, чисто теоретически. Где мы, обычные земные грешники, и где губернатор? Как вы можете ему об этом рассказать? Это просто шутка.
Людочка шумно задышала. Ей было трудно сдержаться, чтобы не похвастаться. Но она справилась и сохранила в тайне ответ на вопрос «Где губернатор?». Вот тут, буквально в ее кулачке.
– Значит, договорились? А адрес я вам сейчас сброшу. Там есть шлагбаум, около него вас встречу и провожу в павильон для съемок.
– Тогда все. До завтра, – с достоинством попрощалась Людмила.
«А о чем кино будет, так и не спросила», – подумал Лева, нажимая отбой. Но это не могло испортить ему настроения. Начиналась игра, и он был счастлив. К тому же приятно осознавать, что он почти не врал. Да, он режиссер. Режиссер политического фарса.
* * *
Людочка приехала по указанному адресу, отпустила такси и озадаченно осмотрелась по сторонам. Неподалеку действительно был шлагбаум. Но более ничего не совпадало с ее ожиданиями. Посреди продуваемой всеми весенними ветрами заброшенной промзоны маячили серые коробки бывшего чулочного комбината. Девушка растеряно оглянулась и увидела спешащего ей навстречу режиссера.
Лев Михайлович, подгоняемый порывами ветра, довольно быстро достиг Людочки.
– Доброе утро, Людмила Шилова! Вы пунктуальны, что делает вам честь.
– Просто я будильник поставила.
– Это хорошо!
Людочка пожала плечами. В ее представлении слова «будильник» и «хорошо» никак не сочетались и вообще не могли стоять рядом.
Лев Михайлович взял ее под локоток и повлек куда-то, петляя между строениями. Пейзаж был наглядным пособием к слову «разруха» и очень подходил для съемок фильма о войне. Выбитые окна и рухнувшие крыши взывали к мщению. Казалось, что вот-вот из-за угла выедет «Т-34», который даст залп по фашистам, превратившим мирный чулочный комбинат в руины. Людочка напряглась:
– А мою героиню не убьют?
– Кто?
– Фашисты, разумеется.
– Что вы! Отчего такой пессимизм?
– Ну как-то… В военных фильмах героиню обычно убивают, чтобы все плакали. И чтобы герой за нее отомстил.
– Как вы точно декодируете замысел подобных режиссеров! Именно плакали. Это путь тех, кто обделен талантом и не может найти более тонких способов воздействия на зрителей. А почему вы вспомнили военный кинематограф?
– Так ведь вот, – и Людочка плавным жестом указала на окружающую действительность.
– Что вот? – не понял режиссер.
– Декорации какие отгрохали про войну. Масштабно!
– Ах, декорации… – Похоже, Лев Михайлович растерялся. – Ну не совсем. Тут раньше то ли завод какой-то был, то ли комбинат. Потом пришла приватизация… Ну не суть. К нам это не относится. Нам выделен отдельный павильон, куда мы и направляемся.
– А почему павильон не на «Мосфильме», а на бывшем заводе?
– Потому что работать нам предстоит практически конспиративно. Вы даже представить себе не можете, что начнется, когда московская богема узнает о моем выборе. Они привыкли, что все достается им – роли, деньги, слава! А тут вы – красавица Зауралья. Нам предстоит потом и кровью доказать, что провинция по-прежнему родит таланты.
– Чьей кровью?
Лев Михайлович запнулся.
– Что?
– Ну вы сказали «потом и кровью доказать». Чьей кровью?
– Моей, разумеется, – режиссер благородно взял все на себя. И погрустнел, вспомнив угрозы губернатора.