Элементарная Магия. Книга 1. Неискренность

Пролог

Ледяной ветер приносит первый снег. Маленькие снежинки, красиво подсвеченные лунным сиянием, множатся и собираются воедино. Уже хлопьями они оседают на волосах и одежде, а попадая на лицо и ладони, не тают – подмерзают и неприятно царапают кожу. Сколько он себя помнит, в ночь с двадцать первого на двадцать второе ноября погода всегда показывает характер и совладать с ней способен лишь тот, кто умеет управлять потоками воздуха. На одном из них носитель самой свободолюбивой стихии и передвигается, сделав его ручным и послушным, словно домашнего питомца.

Когда под ногами оказывается плитка открытого балкона, он подглядывает в щель между занавесками. Увидев светящиеся в темноте бледно-зеленые глаза, склонившиеся над книгой, Эдвард не может сдержать полную преданного обожания улыбку и контролировать ускоряющееся сердцебиение. Он трижды стучит в стеклянную дверь – негромко. Нежелательные свидетели на то и нежелательные.

Два огонька обращаются к источнику звука. На долю секунды они загораются ярким светом, а на бледном лице девушки промелькивает удивление; но тут же ее глаза угасают и возвращаются к тексту. Раздосадованный тем, что стекло не пропускает ни единого звука, Эдвард рискует и стучит еще раз – чуть громче.

– Что? – спрашивает очень нехотя поднявшаяся с кровати Ана, продолжая держать в руках книгу и придавая голосу безразличие. Она выходит на балкон, закрывая за собой дверь и лишая Эдварда возможности рассмотреть ее комнату. Доска с открытками или фотографиями – в темноте не разобрать – остается единственным, за что цепляется его взгляд.

– Хочу поговорить.

– Переводя на твой – «прочитать»?

Эдвард поджимает губы. И это тоже.

– Я не ссориться прилетел, – он тянется к маленькой ладони Аны, и тепло разливается по венам, едва его пальцы прикасаются к разгоряченной коже. – Просто полетели со мной.

Сквозь скучающую маску равнодушия Эдвард слышит, как она взвешивает все за и против.

– Снегопад усиливается. Я хоть и люблю зиму, но потухнуть не желаю.

– Разве я похож на того, что позволит Огонь потухнуть? – наигранно оскорбившись, усмехается он и продолжает чуть мягче: – Я хочу извиниться.

Ана выразительно поднимает темно-рыжую бровь:

– В стиле Воздушных? – выждав короткую паузу, за которую она успевает уловить в лице Эдварда выражение, будто ее слова режут по чувствительному органу, Огненная машет рукой и отворачивается. – Я пас. Вы не умеете извиняться.

Она опускает дверную ручку, и порыв ветра, поиграв занавесками, проникает в комнату. Эдвард откидывает голову назад, вымученно стонет и бурчит:

– В стиле тех персонажей, про которых ты читаешь.

До уха долетают фрагменты невысказанных мыслей вперемешку с треском костра. Эдвард напрягается.

– Заинтересовал, – с холодным кокетством и любимой слуху хрипотцой отвечает Ана. Она не врет, а он радуется победе. – Пять минут. Не подглядывай.

Воздушный прыскает:

– Чего я там не видел.

Перейдя порог, Огненная обращает к нему вспыхнувший взгляд:

– Как быстро прошел интерес…

– Подожди! – в попытке помешать ей закрыть дверь он вскрикивает. Они оба вздрагивают, и Эдвард торопливо продолжает – шепотом: – Прости. Пожалуйста, полетели. Обещаю, шутить не буду.

Он держит слово и не подглядывает. Не шутит над тем, что Ана, примерив на себя амплуа скромной и недоступной, берет с собой набитый под завязку рюкзак. И не может прочитать – в ее голове Огонь прячет мысли носительницы за треском горящих поленьев. Если она продолжит в том же духе, этот звук подвинет белый шум и займет неоспоримое первое место в списке его самых нелюбимых.

– Вино? – Ана хмурится. – Ты прекрасно знаешь, что я…

– Безалкогольное, – оправдывается Эдвард и тычет в соответствующую плашку на этикетке. Он вынимает пробку; услышав, что Ана допускает, будто ее обманывают, с вызовом прикладывается к горлышку и делает глоток.

– Не убедил. Воздушные не пьянеют. А вот от торта-мороженого не откажусь, – сменив гнев на милость и едва сдерживая довольную улыбку, она присаживается за стол и уже собирается отрезать внушительный кусок, как Эдвард подталкивает ей целую подложку.

Словно завороженный, он наблюдает за тем, как исчезает десерт. Ана жмурится от удовольствия, покачивая головой, будто воображает себя маленькой девочкой, выпросившей у родителей сладкую вату на ярмарке. Периодически Эдвард поглядывает на портативную колонку с часами, чтобы не забыться.

– У тебя крем над губой.

– Где? – она показывает на разные участки кожи, не попадая в нужный; когда находит, Эдвард кивает, и Ана слизывает крем кончиком языка.

Внизу живота приятно тяжелеет от увиденной картины.

– Не до конца, – он улыбается, чуть приподнимая верхнюю губу и показывая белые зубы.

В ее глазах пляшут хитрые соблазнительные огоньки. Ана кладет руки перед собой и подается вперед:

– Так, может, сам?

Он приближает свое лицо к ее раскрасневшемуся и усыпанному бледнеющими веснушками, задерживается губами на приподнятом уголке рта, выполняет ее просьбу – и тут же морщится от попадания сахара на язык.

– Это же сладкое, а не яд, – смеется Ана, возвращаясь к десерту.

– Не люблю сладкое, – он пожимает плечами и отпивает еще вина, чтобы избавиться от приторного послевкусия.

Сказал бы ему полтора года назад хоть кто-то, что Огненные такие безнадежно романтичные, он бы рассмеялся тому в лицо.

– Прости меня за очередной концерт. Виноват.

Ана перестает жевать и убирает темно-рыжие пряди за уши, обнажая сережки.

– Эдвард, может, нам уже пора остановиться? – она задает болезненный вопрос до того, как он успевает прочитать ее. – Время на исходе…

– Но оно еще есть.

– Но ты уже сдал тесты.

– Но результатов еще нет.

Игру можно продолжать до бесконечности, но Эдвард не горит желанием утомляться.

– Прошу, – он скрещивает свои пальцы с ее тонкими, игнорируя недоброжелательное покалывание искр. – Все будет так, как мы договаривались. Но не сейчас. Давай…

Он осекается, увидев в ее мыслях знакомое лицо. Услышав голос и слова. Очень неприятные ему слова.

– Мозги тебе пудрит, – Эдвард кривит губы.

– Сколько раз тебе говорить, – Ана сердито отталкивает его руку и вскакивает со стула, – разговаривай со мной, а не читай. К слову, – она добавляет интонации яда, – мог бы и прислушаться к мнению со стороны, раз мое тебе не интересно.

Ана бежит к окну, чтобы перевести дух. Огонь надевает на шею носительницы ожерелье из переливающегося синего пламени, а на запястья браслеты в пару.

«Она».

«Все хорошо. Я держу себя в руках. Никакие слова и поступки меня не заденут», – яростной стихии плевать на мантры Аны, но не на свою безопасность, и она прячется обратно, оставляя после себя ароматы горения.

– Ты тоже не хочешь, – Эдвард прижимается животом к ее пояснице и заключает в объятья.

Если Ана и готовилась протестовать, то виду не подает.

– Ты знаешь, что…

– Знаю. Ненадолго. Максимум – до моего Дня Рождения, – Эдвард размещает подбородок на ее макушке и шумно вздыхает. – Пока есть время, Ана…

Огненная привстает на носки, чтобы уложить голову на плечо несоизмеримо высокого в сравнении с ней Воздушного и посмотреть в глаза – в отличие от нее, он не видит в темноте, но это не умаляет их янтарного блеска.

Она безмолвно соглашается, и надежда окрыляет его.

– Не дави на больное. Хорошо?

Ана снова прячется, но Эдвард отпускает нарастающую обиду. Пускай сегодня абстрагируется – он попробует позже покопаться в том, что легло в ее черепную коробку за последние дни.

Воздушный серебрится, проливая холодный свет на окружение. Вместо ответа он начинает петь самым чистым и благозвучным голосом, на который оказывается способен. Он протягивает руку и имитирует игру на рояле, из-под пальцев выходит нежная меланхоличная мелодия и ее звучание заполняет пространство квартиры на тридцать седьмом этаже комплекса. Сложный навык, но Ана того стоит. Слова идут невероятно легко, словно он не закладывал в них ни грамма боли и переживаний.

Она дрожит в его руках, расслабляется и прощает – также без слов. Любовь и обожание с легким налетом горечи наполняют ее.

Цифры на часах выстраиваются в череду нулей. Эдвард исчезает, чтобы через долю секунды вернуться и накрыть Ану освежающим дуновением ветра.

– С Днем Рождения.

Он вкладывает ей в ладонь маленькое серебряное колечко.

– Ты хотела проколоть хрящ. И все-таки… иногда ты не против, чтобы я тебя читал.

Возмущение вытесняют радость и замешательство, но по итогу выигрывает первая эмоция. Эдвард запоминает эту улыбку и надеется, что память никогда не потеряет ключ от двери, где она хранится.

Глава 1

1 июня

Затянутость романа толкает на его переосмысление еще до финала – поэтому особенно важен день, когда поставлена последняя точка.

Шкодливые солнечные лучики находят зазоры между темными занавесками и проникают в комнату с первым звонком будильника.

Утро перед ежемесячным собранием у Аны всегда начинается одинаково. После подъема она идет в ванную и засекает двенадцать минут, за которые непрерывно горящее внутри пламя не успеет потухнуть. Самой миниатюрной носительнице Огня в истории Солено – самое короткое время на водные процедуры.

Приняв душ, она насухо вытирается и, пока Элементарная часть в ней восстанавливается, чистит зубы, дотошно и тщательно – плюс пять минут. Затем девушка заходит в мессенджер – к этому времени Лили, секретарь Элементов, уже выкатила в чат Совета голосовое сообщение, где она озвучивает темы и вопросы, необходимые обсудить на сегодняшнем собрании. Ана в шутку называет это мини-подкастом – не потому, что тем и вопросов так много, просто Лили до сих пор не научилась говорить связно и по делу, не вставляя длинные паузы, многочисленные «вот», «в общем» и протяжные гласные звуки в конце каждого предложения и между оборотами. Плюс еще десять минут, времени как раз хватает, чтобы и накраситься, отметив появление новых веснушек на бледной коже, и согреться. По завершению прослушивания Ана в считанные секунды высушивает волосы за два проведения ладонями по всей длине – ванная комната наполняется паром, зеркало запотевает. Она расчесывается темно-рыжую копну, надевает халат и у нее остается еще две минуты перед тем, как бабушка позовет ее завтракать.

Обычно она тратит их на ожидание, расхаживая по комнате и представляя день грядущий, но не сегодня.

Ана достает из верхнего ящика прикроватной тумбы бархатный белый мешочек и развязывает его. Убедившись, что содержимое никуда не исчезло, она кладет подарок в набедренный карман заранее подготовленных брюк и выходит из комнаты в столовую, откуда уже доносится запах кофе, омлета и свежих овощей.

– Сегодня первый день Эдварда в качестве Полноправного Элемента, – говорит одетая с иголочки бабушка Элла, задумчиво смотря куда-то перед собой и покачивая в руках фарфоровую чашку.

– Сочувствую ему.

Элла держит чашку за ручку, оттопыривая мизинец – больше неосознанно, чем от желания блюсти этикет, – подносит ее к губам и делает небольшой глоток кофе.

– А еще в этом месяце сыну Тамила исполняется восемнадцать. Мы увидим его на следующем собрании Совета, если не раньше.

– Надеюсь, семь лет пройдут быстро, – Ана видит, как на долю секунды уголок рта Эллы поднимается, но бабушка подавляет смешок. – Хочешь снова попросить меня сохранять контроль и не спорить с ним?

Элла впервые за время завтрака смотрит на внучку, которая заканчивает с омлетом. В бледно-зеленых, как у всех женщин Спарк, глазах Ана видит озорные искорки – прямое доказательство тому, что важная и статная бабушка иногда позволяет себе бывать несерьезной. Она сдержанно улыбается и прячет иголки.

– Хочу, но не люблю просить невозможного. Огонь рядом с Водой тяжело сохранять контроль, а тебе не спорить с Тамилом, когда он рядом.

– Поэтому я надеюсь, что семь лет стажировки его сына пройдут быстро и он наконец-то уйдет на пенсию.

Служанка подносит десерт – сладкий пломбир с арахисом, соленой карамелью и вафельными трубочками. Ана вынимает одну из мороженого, окунает в топпинг и наслаждается вкусом, каждой клеточкой ощущая, как температура тела падает до относительно комфортной.

После завтрака остается полчаса перед тем, как личный водитель Спарков заедет за ворота и оповестит ее и бабушку, что пора ехать. За это время Ана приводит в порядок мысли, которые хороводом крутятся и кричат вокруг одного – грядут перемены, осталось недолго.

Состав Совета сегодня наполовину обновится, новое поколение понемногу берет бразды управления в свои руки. Аяна уже как два года заменила на посту предшественниц, Эдвард дебютирует как Полноправный Элемент, сын Тамила заступает на стажировку. Да и ей самой осталось не так долго.

Элла ждет не дождется момента, когда сможет вернуться на пенсию. Ана, изо дня в день наблюдая, как она стареет и хочет простого человеческого отдыха, только ради нее уже бы взяла на себя роль Полноправного Элемента, если бы не закон – двадцать пять есть двадцать пять, нельзя раньше положенного возраста получать в руки столько ответственности и власти. А их у Огонь много – теплоэнергетика, автопромышленность, металлургия и это только то, что Ана смогла вспомнить первым и с чем имела дело на прошедшей неделе. Мериться с другими Элементами количеством сфер влияния – дело неблагодарное, если бы не завышенные требования.

Люди издревле уважают Огонь, но смертельно боятся, считают ее самой разрушительной силой из существующих, предпочитая восхвалять Землю, что приносит им на стол пищу, Воду, которым они смывают с себя усталость после рабочего дня, или Воздух, без которого не могут дышать. Иронично, что написать в их честь благодарственный пост они не смогут без оптоволокна, благодаря которому есть связь и интернет, а чтобы его создать, необходима Огонь.

Вода, Земля и Воздух дают жизнь, а Огонь ее поддерживает. Лишь зная, как производственные мощности и существование Солено как продвинутой цивилизации сильно зависят от их поддержки и кураторства, Огненные не чувствуют себя обделенными. Хоть и есть нюанс, что от них требуется высшая степень самоконтроля и надежные отношения с Элементарной частью.

Пока Ана одевается, она вспоминает семейную легенду о том, как одна из прабабок не совладала с собой и вышедшим из-под контроля пламенем. Пожар, поразивший яблоневый сад винодельни тогдашней Земли, был настолько силен, что даже подземные воды или испарились полностью, или ушли настолько глубоко, что за сотни лет ни одно растение, ни одного неказистого одуванчика так и не взросло на нем. Теперь сад называют Пепелищем, в нем нет ничего, кроме выгоревшей черной почвы и обрубков мертвых яблонь, которые больше никогда не дадут плодов. Это место – клеймо на их роду.

«За сожженный сад от нас требуют такого, а ошибки других называют «плохим днем»! Это несправедливо», – так реагировала маленькая Ана, когда впервые услышала эту историю и не раз реагировала после паводков, подземных толчков и ураганов.

Не сказать, что с тех пор ее мнение сильно изменилось, просто она начала понимать устройство мира и учиться в нем жить.

Ана проходит мимо зеркально чистого окна, когда замечает подъезжающий к воротам автомобиль.

«Ни одна живая или мертвая душа сегодня не нарушит моих планов и не пошатнет моих убеждений. Я отношусь проще и с пониманием к тому, что мне противоречит. Я контролирую ситуацию», – Ана повторяет в голове эту мантру на протяжении всего пути из комнаты в холл, из холла во двор, по выложенной плоскими булыжниками тропинке до двери автомобиля.

Башня Элементаль полностью оправдывает свое название – собранная из затемненного небьющегося стекла, сорок этажей вверх, подземная парковка на три яруса, десять этажей вниз, шпиль, который теряется в облаках и тумане в непогоду, а в ясные дни, как сегодня, будто стремится проткнуть само небо. Огромная, широкая у основания и сужающаяся вверх, она является самым высоким и величественным сооружением во всем Солено. Несмотря на засилие вокруг нее подражателей, таких же стекляшек, только меньших размеров, она выделяется не только историей, назначением и владельцами. Стекло башни имеет плавный градиент – из золотого в зеленый, из зеленого в синий, из синего в серебряный, из-за чего отражающиеся от поверхности солнечные зайчики приобретают цвета всех оттенков цветового круга. А в особенно ясные дни башня и вовсе надевает на себя то ли радужные хула-хупы, то ли радужные пачки – разве что только не крутится вокруг своей оси, подражая гимнастке или балерине.

Чем ближе башня, тем выше по переносице поднимает солнцезащитные очки водитель – его глаза не выдерживают такого количества света. Ана же с упоением наблюдает за сворой солнечных зайчиков, без единой мимической морщинки в уголках.

Автомобиль заезжает на подземную парковку и ненадолго погружается во тьму – до выезда к секторам, которые освещают закрепленные на бетонных столбах фонари с лампами теплого белого цвета.

Они останавливаются в секторе А, где Ана отмечает, что в этот раз Огненные заставляют остальных ждать.

Вся башня Элементаль находится в распоряжении Элементов – наполовину людей, наполовину стихий, от способностей которых зависит само существование Солено.

В древние времена люди относились к ним как к Божествам, а Элементы к людям как к смыслу жизни. Но, как все живое и имеющее самосознание, общество эволюционировало, дети Магии эволюционировали вместе с ними и пришли к мироустройству, которое уже много лет устраивает обе стороны. Элементы обеспечивают безопасность острова и равновесие четырех стихий, а люди в ответ не боятся завтрашнего дня и используют этот дар на благо и развитие родного острова. Ни одна промышленность не обходится без кураторства Элементов и влияния стихий, а нет ферм, заводов, предприятий, электростанций – значит, нет возможностей самореализации.

Солено живет благодаря Элементам и наименьшее, чем он может отплатить, это содержанием и комфортабельной башней с лучшей медициной, юридическими и экономическими службами, учебными и лечебными центрами и местами в самых престижных школах, где их дети учатся вместе с детьми предпринимателей, банкиров, деятелей искусств и прочей элиты. И, конечно же, просторная штаб-квартира с панорамными окнами на сороковом этаже Элементаль.

Эра религиозного фанатизма осталась в прошлом, пришел взаимный бартер.

Однако количество привилегий, которые есть у Элементов, сопоставимы не только с количеством их обязательств перед Солено, но и со всеми выставляемыми им требованиями. В том числе выставленных Элементам самими же Элементами, и внешний вид на ежемесячном собрании – одно из них.

Элла, как бы ей ни было жарко и как высока ни была бы и без того естественно высокая температура ее тела, всегда ходит на собрание, как на… собрание. Строгие брючные костюмы и белые блузки по фигуре, зализанные в пучок волосы седого оттенка, подчеркивающего не старость, а благородство и опыт, золотые серьги-конго и минималистичные кольца, а по молодости еще и каблуки, лишь в пенсионные годы она сменила их на менее травматичные лоферы. Прямая осанка, натуральный макияж и пронзительный взгляд. Она никогда не снимает пиджак и даже не рассматривает ношение костюма без него – неполный образ, как она считает.

Ана, хоть и сохраняет черно-бело-золотую гамму бабушки, но интерпретирует ее по-своему. Тоже брюки, но расклешенные и с большими набедренными карманами. Тоже лоферы, но на массивной подошве. Тоже белая блузка, но как будто снятая с мужского плеча и надетая вместо пиджака, а под ней черный кроп-топ, недостаточно длинный, чтобы заправить в брюки. Волосы, укороченные до плеч, расчесаны, заколоты крабиком на затылке, но распущены. Сережек в ушах больше и, помимо золота, есть серебро. И макияж – Ана специально красит губы алой помадой, чтобы, когда она говорит, ее обязательно слушали.

Их тандем выглядит как ситуация, когда бабушка-бизнесвумен, проводящая отпуск за приемом солнечных ванн на берегу моря, приводит на работу внучку-недопанка, бледная кожа которой не знает, что такое равномерный загар. Такое же впечатление из раза в раз они производят на собравшихся за овальным столом коллег. Пока Ана не Полноправный Элемент, а только стажер, она оставляет себе свободу и личный комфорт хотя бы во внешнем виде.

Все на местах.

Вся правая сторона т-образного стола принадлежит Флауверсам, частым декретникам и тем везучим Элементам, которым самой Магией дозволено разделять между собой обязанности как раз из-за их плодовитости.

Земные – единственные Элементы, в одном поколении которых их может быть больше одного, хоть и только дочери. Поэтому за их половиной стола больше всего передвижных кресел. Остается загадкой, почему только Земле дозволено разрождаться сразу на несколько носительниц. То ли внушительное количество сфер влияния, ведь практически все в мире состоит из материалов и химических элементов земного происхождения, то ли это просто логично для стихии, ассоциирующейся с урожаем и плодородием. В любом случае Аяна, сама относительно недавно разродившаяся на близняшек, вытянула несчастливый билет и оказалась единственной дочерью среди оравы родных и двоюродных братьев.

Ана здоровается с ней, пожимает руку и делает искренний комплимент ее фигуре.

– Ты выглядишь почти как до родов.

Аяна кажется уставшей, но натягивает улыбку, отчего глубоко посаженные глаза приобретают сходство с двумя гладкими темными камушками.

Левую сторону стола делят Вода и Огонь, что всегда напрягает Ану. Тамил пожимает руку Элле, затем очень нехотя протягивает свою Ане – она также без особого желания пожимает ее в ответ и ограничивается коротким кивком. Кресло рядом с Тамила пока пустует.

Во главе стола из темного дерева непривычно пусто.

– С окончанием стажировки, мистер Экхарт, – нараспев произносит Элла, протягивает Эдварду обе руки и слегка откидывает голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза.

Хоть бабушка и отличается высоким ростом, не в пример внучке, Воздушных еще никто никогда не перерастал.

Смущенный столь радушным приемом, он берет ее руки в свои и отвечает:

– Эдвард, миссис Спарк. Для вас я всегда буду просто Эдвардом.

На другом конце стола хмыкает Тамил:

– Скромен как штиль.

Ана ловит взгляд Эдварда – две янтарные капли на белом снегу волнительно поблескивают, но смотрят на нее с неизменной теплотой, от которой улыбка сама по себе появляется на лице.

– С прошедшим.

Он улыбается в ответ и прижимает ладонь к сердцу.

Все рассаживаются и раскрывают перед собой планшеты, когда в зал, стуча каблуками, заходит Лили – она кладет на стол перед каждым Элементом и Аной визуализаторы, устройства, похожие на вертикальные компьютерные мыши. Эдвард берет визуализатор и переворачивает его, находит беспроводной переходник и подключает к планшету.

Остальные следуют его примеру.

– Мисс Грин? – Тамил обращается к Лили и показывает пустующий ложемент на обратной стороне визуализатора.

Лили краснеет и суетливо лезет в карманы.

– Прощу прощения, мистер Поло, – она протягивает переходник. Тамил берет его в руки и оценивающе рассматривает его, как опытный нумизмат пенни, не представляющей никакой ценности.

Лили слегка потряхивает, она затаивает дыхание и крепко сжимает пальцы в кулаки, ногти болезненно впиваются в кожу.

– Вы его уронили. И визуализатор тоже, видите скол? Принесите мне другой.

Она медленно кивает, сжимает губы и еле сдерживает слезы. Лили надеялась, что следы ее ошибки обнаружит кто угодного за столом, кроме Тамила, но она так спешила, что не успела положить переходник в ложемент, а зайдя в зал и вовсе забыла, что должна была это сделать.

Попадание под прицел такого придиры, как Водный, всегда оборачивается унижением. Даже самое непоколебимое достоинство шатается и рассыпается как карточный домик.

Ане становится ее жаль.

– Лили, не надо. Тамил возьмет мой набор, мне он все равно без надобности. А этот отдай на списание.

– Поняла. Спасибо, – Лили кланяется и устремляется к выходу. За дверью она всхлипывает.

Элла качает головой и цокает языком от наблюдения за столь неловкой сценой.

– Не будь так несправедлив, Тамил, девушка всего три месяца как работает.

– Как раз, испытательный срок. Если давать поблажки молодым специалистам, они ничему не научатся.

Глубокий и насыщенный баритон, обладающий гипнотическим эффектом, идеально подходит Тамилу как носителю Воды – томной, звучной и журчащей стихии. Но крайне не вяжется с его внешностью. Так мог бы разговаривать актер драматического театра или бледнолицый аристократ, вальяжно восседающий на расписном троне, но не коренастый, бородатый и загорелый мужчина, почти перешагнувший порог пятидесятилетия.