Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Царство прелюбодеев

Год написания книги
2016
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 >>
На страницу:
11 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Но разве тебе не будет больно, моя маленькая? – прохрипел возбужденный Владимир.

– Мне будет очиень, очиень приятно, – она улыбнулась темными зубами.

Он сделал так, как хотела смелая юдзё. Худенькие, белые ноги распахнулись так широко и легко, словно Акеми всю свою короткую жизнь служила балаганной гимнасткой. И Владимир увидел-таки ярко красную пещерку белолицей юдзё. Он вошел в нее с неземным наслаждением.

Владимир не понял, сколько времени он провел с прекрасной Акеми. Ему казалось, что вокруг них вырос высокий бамбук – целая бамбуковая роща, и сами они лежат на изумрудной и мягкой циновке. Замерли все звуки, зал, полный совокупляющихся людей, уплыл куда-то в стороны и стал почти невидимым. Перед лицом Владимира была лишь страстная японка. Она морщилась, плакала от боли и захлебывалась от страсти, шепча ласковые слова. Он поворачивал ее то передом, то задом. Искушенная в любовном ремесле, маленькая юдзё подсказывала ему все новые комбинации страстных совокуплений с использованием веревки. Кроме этого в ее шелковом узелке оказался целый набор деревянных и каменных дилдо, коими она просила затыкать пустующие отверстия. В ход пошли деревянные прищепки, костяные крючья и кожаная плеть. Акеми любила получать удовольствие посредством боли. Они зашли так далеко, что худенькое белое тело его новой любовницы приобрело местами багровый оттенок, а рубиновая раковина распухла от множества прищепок.

– Акеми, нам нужно остановиться. Этому омуту не будет конца. Смотри, твое тело горит от порки и прищепок, – выдохнул Владимир после очередного оргазма.

– Как прикажет мой сильный господин, я ухожу… – прозвенел тоненький и немного разочарованный голосок Акеми. – Если Владимир-сан пожелает, я тут же появлюсь. Стоит тебе лишь подумать о маленькой юдзё, как я примчусь быстрее лесного ветра.

Не успел он опомниться, как Акеми накинула красное шелковое кимоно, собрала веревки, прищепки и другие атрибуты страстной любви. Мелькнул фейерверк ярких красок, звякнул серебряный колокольчик, воздух наполнился ароматом хризантемы. Раздался легкий хлопок, и юдзё исчезла. Пропала, словно мираж и бамбуковая роща.

После исчезновения японки, Махнев заново ощутил свое присутствие на всеобщей вакханалии – вернулись все запахи и звуки.

После нее к нему потекла вереница других соблазнительных женщин – рыжие, брюнетки, чернокожие, мулатки, азиатки…

Он сбился со счета – сколько раз его приап входил в разномастные: узкие и не очень, теплые и почти горячие, гладкие и волосатые, тугие и скользкие тоннели. Сбился со счета – скольких женщин он удовлетворил. Он лежал на многих, многие скакали на нем, он вставлял горячий, ненасытный ствол в разные отверстия и, казалось, был готовым удовлетворить все страждущие похотью, адские тела. Под конец член почувствовал влажное и нежное касание – это были губы робкого, смуглого юноши. А потом и рука светловолосого, широкоплечего «баварца» по-хозяйски потянулась за его детородным отростком… У него уже не было сил противостоять натиску всех сладострастников и собственному вожделению. Натруженный фаллос горел, как огонь. Усталые губы едва слышно прошептали:

– Хватит, господа… Это уже слишком. Я устал… от вашей любви. – И он тут же упал словно подкошенный. Вокруг послышались дикий хохот, визги, улюлюканье… А может, ему это мерещилось.

Владимиру чудилось – он погружается в глубокий обморок. Сознание потихоньку покидало изможденное развратом тело, а может, он просто засыпал. Этот странный, глубокий сон позволил отвлечься от адского вожделения. Он спал, но в то же время мог видеть все, что творилось вокруг. А вокруг продолжалась все та же всеобщая бурная оргия. Её накал нарастал: она становилась все более изощренной и бесстыдной.

Женщины визжали и извивались, подобно змеям, из разверзнутых ярко карминных губ вылезали раздвоенные жала. Мужчины скакали вокруг, словно толпа безумствующих сатиров. На минуту ему показалось, что это не люди, а сборище козлоногих и мохнатых бесов, ведьм и отвратительных чудовищ.

Одна из женщин, раздираемая безудержной похотью, широко открыла жадный рот, щелкнули острые зубы – пенис партнера был откушен. Несчастный взвыл от боли, обе руки старались прикрыть место, откуда фонтаном полилась кровь, то место, где еще недавно покачивалось внушительное орудие. Вся оголтелая толпа разразилась поощрительными возгласами в ответ на этот ужаснейший поступок. Как ни странно, ее жертва не стал долго горевать. Он тоже утробно заржал, немного дернулся, крутанулся на одной козлиной ноге, и на месте откушенного приапа вдруг появилось целых два. С торжествующим криком он кинулся на поиски коварной членовредительницы.

В другом конце зала Владимир увидал женщину без головы. Она двигалась навстречу кавалеру в бешенной любовной скачке, а ее голова лежала на ковре и моргала выпуклыми, голубыми глазами. У иных дам вдруг исчезли руки и ноги, а туловища удлинились, превратившись в некие ящероподобные существа. Он увидел, что по залу стали летать отдельные фрагменты тел: волосатые руки совершали хватательные движения, оторванные головы шевелили языками и чмокали губами, глаза вываливались из впалых глазниц.

«Да что же это делается? – сквозь сон подумал Владимир. – Куда я попал? Господи, неужто ты не видишь всего этого срама? За что? Спаси меня, Боже!»

И в этот момент Махневу показалось, что чья-то невидимая ладонь ударила его по щеке. Удар оказался столь сильным, что голова мотнулась в сторону, хрустнули позвонки на шее, во рту появился солоноватый привкус горячей крови. Эта странная пощечина вывела его из глубокого сна. Туман рассеялся, все встало на свои места. Люди вновь обрели человеческие черты – исчезли козлиные морды и раздвоенные копыта. Перестали отваливаться части тел и летать по огромному залу. Оргия продолжалась, но ее участники более не выглядели монстрами, они выглядели обычными людьми.

Он так и не понял, что происходит с ним: сон это, явь или грезы. Постепенно на смену усталости пришла необыкновенная легкость. Казалось: из тела ушел вес, и стоит только захотеть – он полетит. Владимир закрыл глаза, поджал ноги, оттолкнулся от пола и… взлетел. Он оттолкнулся так сильно что, не рассчитав силы, стрельнул в пространство огромной комнаты, словно бумажный снаряд из мальчишеской деревянной рогатки – голова ударилась об узорчатую лепнину высокого потолка. «Ух, как высоко! Надо бы опуститься ниже. Да и голове неудобно. Завис, как закорючка», – озаботился Владимир. Мысленно он постарался переместить центр тяжести к ногам. Странно, но это удалось – усилием воли он опустился на несколько локтей. Рассмеявшись от удовольствия, Владимир кувыркнулся в воздухе, перевернулся на живот и полетел в другой угол огромного зала, к старинному камину. Оказавшись возле него, он протянул ладони – пламя горело ярко, освещая рельефные изразцы и глянцевый лак паркета, но руки не чувствовали привычного, уютного тепла. Это был синеватый, холодный огонь. Он оглядел себя – теперь он снова был одет.

Ему почудилось – глазурь на изразцах стала ярче и живее. Блики огня играли на выпуклых рисунках. Владимир присмотрелся – маленькие квадратики каминной плитки изобиловали фривольными сюжетами: светловолосые, голые нимфы убегали от сатиров; те гнались за ними по лесным чащобам, тряся красными эрегированными приапами; томные барышни задирали подолы пышных юбок, обнажая бутоны раздвинутых губок; бравые солдаты приспускали штаны перед уличными торговками и манили последних в темные подворотни. И главное – все они были живые! Здесь тоже шла своя маленькая греховная жизнь. Взгляд Махнева скользнул вдоль сиреневых стен. На них тоже ожили сюжеты гобеленов и живописных полотен: пасторальные пастушки бесстыдно совокуплялись с пастухами, забыв о своих козочках и коровах; восточная красавица, охваченная пылкой страстью, отдавалась турецкому султану; вельможные дворяне короля разглядывали перси юной герцогини, а та, задрав пышную юбку, широко раздвигала ноги. Там было много других похотливых картинок. Владимир с трудом оторвал от них взгляд. Но то, что творилось в самом зале, завораживало еще больше. Владимир не задержался надолго возле причудливого камина.

Он парил в перламутровых струях и теперь уже бесстрастно наблюдал за тем, что делается внизу. Казалось, что все совокупляющиеся в беспорядке люди стали походить на живую лиловую массу или корни тропических растений – так диковинно переплелись меж собой их разномастные тела. Зал будто стал еще шире – он выглядел, словно огромное зыбкое и бескрайнее поле, окутанное сиреневым свечением. Владимир отлетел к стене, расширенными глазами он созерцал эту грандиозную вакханалию. Она восхищала дерзкой бесстыдностью оголтелого сборища адских прелюбодеев и одновременно пугала – казалось, эти люди давным-давно сошли с ума и не могут, не в силах остановить всеобщее безумство. И безумством этим правит ужасная сила… Невидимый режиссер поставил этот спектакль, а теперь сидит в зрительном зале, наблюдая со стороны «плоды своего извращенного гения».

Владимир оттолкнулся от стены и полетел туда, куда его все время тянуло – в центр зала, туда, где стояла кровать Полин Лагранж – хозяйки дома, королевы сладострастников.

Мулаты исчезли. Полин лежала в одиночестве и потягивалась, словно сытая, холеная, хорошо откормленная, гладкая кошечка. Было видно: ее славно удовлетворили, и она могла теперь позволить себе нежиться в шелковой постели и дремать сладким сном. Вдруг мелькнула чья-то тень, и к ней прилег новый обнаженный красавец – стройный, длинноногий мужчина с великолепной фигурой и светлой кожей. Полин настолько обрадовалась гостю, что распахнула навстречу ласковые руки, с губ сорвался благоговейный восторг. Каштановая кудрявая головка притулилась к груди нового любовника. Полин так трепетно прижималась к незнакомцу, что Владимир невольно позавидовал ему.

Мужчина приподнялся на локте, голова, покрытая русыми с легкой рыжиной локонами, склонилась над Полин. Любовник нежно и страстно целовал хозяйку в губы и шептал что-то на ухо – она все розовела, карие глаза закрывались от истомы. Ее снова охватило вожделение. Ладонь незнакомца сжала упругую грудь, а позже спустилась ниже, длинные пальцы проникли во влажное лоно. Бедра красавицы дрогнули и двинулись навстречу. Русоволосый мужчина на минутку замер и приподнял лицо, мелькнула знакомая острая бородка. Это был Виктор! Его пристальный взгляд скользнул по Владимиру, барахтающемуся где-то под потолком. Демон подмигнул и лукаво рассмеялся, обнажив ровные, белые, почти волчьи зубы.

В тот же миг дрогнуло пространство. Нежно-сиреневые краски потемнели, кобальтовая синева густым туманом потекла на середину. Кровать, на которой лежала Полин, зашаталась. Из-под нее вырвалось пламя. Ровные, яркие языки огня обрамляли ее со всех сторон. Но это обстоятельство ничуть не смутило ни Полин, ни Виктора – они сплелись в еще более страстных объятиях. Прямо над их головами ожил лентообразный, деревянный орнамент прикроватной спинки. Не просто ожил, он превратился во множество живых змей. Скользя холодными разноцветными спинками, змеи ползали над телами двух любовников, сплетались в кольца и сверкали длинными, раздвоенными жалами.

Какой-то странный вихрь подхватил нашего любопытного героя, стукнул плечом об косяк и вышвырнул в длинный, пустой коридор. Позади с шумом захлопнулась дверь. И в этот самый момент он услышал дикий, почти звериный крик и стон Полин. Это был крик такого страстного и длительного оргазма, что у нашего героя заложило уши. Он вообще ни разу не слышал, чтобы женщина именно так кричала от страсти. Даже стены содрогнулись от этих звуков.

Он медленно полетел дальше, потирая ушибленное плечо. Надо было улетать из этого дома. «Погостили – пора и честь знать. Достопочтенные хозяева, не надоело ли вам столь долгое присутствие гостей?» – думал Махнев, летя по длинному коридору. Его охватило чувство раздражения и легкой обиды: «Полин даже не соизволила ко мне подойти. Смотрите-ка, она занята… Конечно, разве ей до меня?»

«А куда я, собственно, спешу? Если хозяйка по уши занята развратом, то что же делают другие обитатели этого странного дома? Где же, танцующие менуэты, благородные господа? Где юные ученицы и ученики?» – внезапно вспомнил Владимир и залетел в первую открытую комнату.

Это была комната, похожая на ученический класс. Та самая комната, где некоторое время назад Владимир видел строго учителя с мелом возле доски и двух юношей, склоненных над тетрадями. Ученики и учитель были на месте… Но, что они делали!

Суконные штаны учеников были приспущены ниже колен, рубахи и вовсе отсутствовали, сами юноши лежали ничком на ученических партах. Их алебастровые мелкие ягодицы круглились упругими беззащитными полушариями. Худенькие, узкие спины с выпуклой цепочкой позвонков, тонкие шеи, вихрастые затылки – все выдавало покорность и полное подчинение. Напротив них стоял учитель – этот крепкий и рослый мужчина с тонкими губами, орлиным носом и волевым подбородком. Он, в отличие от юношей, был одет. На нем все также, спускаясь книзу широкими фалдами, красовалась профессорская, длинная мантия. Лицо учителя покраснело, светлый парик съехал на затылок, глаза горели лихорадочным огнем… Его рука сжимала длинную розгу. На полу, недалеко от стола стояло ведро с пучком размоченных прутьев.

«В чем они провинились – эти старательные, скромные юноши? Неужто они посмели шалить или не выучили урока? – рассуждал Владимир, – или это обычная ситуация? Может, он сечет их ежедневно в назидание и усмирение гордыни?»

Мелькнула розга, в воздухе раздался свист – разящие удары градом посыпались на ягодицы обоих учеников. Старательный экзекутор наносил пару ударов одному юноше – тот вскрикивал, белые полушария вспухали красными рубцами, затем он уделял такое же внимание другому. Удары розги падали то резко, то с некоторой изуверской оттяжкой. Юноши вскрикивали, дрожали, все плотнее сжимая ягодицы. По мере того, как продвигалась порка, мужчина отчеканивал резкие фразы по-немецки. Владимир не разобрал толком, что он произносил. Но заметил другое: темная мантия учителя оттопырилась в нижней части живота. Она не только оттопырилась – сквозь широкую прореху показалось внушительное, красноватое орудие. Ученый немец задышал часто и глубоко. Он прекратил порку, юноши стояли покорно, все в тех же, унизительных позах.

Владимир висел в воздухе и пристально наблюдал за происходящим. Его присутствие не смущало ни строгого учителя, ни учеников – он был для них невидим.

Красная от работы ладонь немца полезла в боковой карман. Мгновение – и в руках показалась круглая серебряная коробочка. Толстые пальцы, дрожа от нетерпения, открутили крышку. Блеснуло содержимое – это был какой-то желтоватый, пахучий жир. Учитель подхватил небольшую порцию жира и склонился над телами учеников. Владимир догадался, в чем дело: настойчивые руки профессора коснулись сжатых юношеских ягодиц…

– Meine liebsten Jungs, sie sind so artig, ich komme zu euch![37 - Мои любимые, послушные мальчики, я иду к вам (немец.)] – бормотал он, глаза горели похотью.

Учитель откинул полы мантии. А дальше началось такое, что вначале вызвало у Владимира чувство сильного любопытства и знакомой тяжести в паху. Ему даже показалось, что эта тяжесть снова потянула его к полу. Падать не хотелось, ему нравилось чувство полета. Кроме вожделения, Владимир ощутил некоторую болезненность.

Сказывалась предыдущая оргия. «Надо сдержать себя. Полечу-ка я дальше. Пусть этот похотливый ученый сухарь балует свою извращенную плоть. Не высока ли плата за полученные знания?» – с сарказмом думал Владимир и поглядывал на худенькие, приклоненные тела юношей.

Но те не сопротивлялись… Они шли навстречу причудам своего учителя. В какой-то момент Владимиру помстилось, что все трое – вовсе не люди, а козлоногие сатиры, потешающиеся реакцией гостя.

Владимир поднялся выше, тело вновь стало легким. По этой комнате тоже заструился сиреневый свет. Пространство вздрогнуло, завибрировало, из углов послышался влажный шепот и шумное дыхание. Владимир поспешил к выходу. Он чуть замешкался возле двери – голова оказалась выше дверного проема. Он опустился ниже, лег на живот. Это было похоже на плавание в морских соленых волнах. Воздух необычного дома позволял ему летать и резвиться в пространстве. Он хотел было покинуть странный класс, как вдруг боковое зрение уловило некое шевеление в противоположном углу.

Там на небольшом постаменте стояло довольно крупное чучело желтобрюхого нильского крокодила. Вдруг крокодил пошевелил короткой шеей, открылись желтоватые в крапину глаза и тут же снова закрылись тонким кожистым веком, клацнули мощные челюсти, пасть захлопнулась и вновь распахнулась во всю ширину. У Владимира по спине пробежал легкий холодок – такими огромными показались нечистые зубы зловещей рептилии. Крокодил поднатужился, уперся короткими лапками и, шевеля длинным и толстым хвостом, слез с металлического штыря, поддерживающего его грузное тело. Хвост, покрытый костяным гребешком, дрогнул, и крокодил неуклюже плюхнулся на паркетный пол. Раздался звук падающего с высоты тяжелого мешка, набитого мокрым песком. Крокодил постоял пару минут, глядя вокруг немигающими ореховыми глазами, мощно шевельнул корпусом, желтое брюхо скользнуло в середину комнаты. Там остановился, снова осмотрелся и замер. Казалось: крокодилу безразличны все присутствующие.

Учитель истово пыхтел возле тел услужливых учеников, те мычали что-то нечленораздельное, изредка всхлипывали. Он возбужденно выкрикивал короткие немецкие фразы, грубо и сладострастно одобряя своих «птенцов». «Он докричится, – озаботился Владимир. – Сейчас эта «гадина» сожрет всех троих. Но сначала она откусит его красный жадный инструмент. Будет знать, как злоупотреблять своей властью над юными, неокрепшими душами. Гадкий содомит!»

Как ни странно, коричневая клетчатая «гадина» не обратила никакого внимания на такие близкие и явно удобные жертвы. Крокодил еще раз моргнул, острая морда поднялась к потолку, взгляд рептилии задержался на Владимире. «Отчего он так на меня смотрит?» – с тревогой подумал Махнев.

Крокодил встрепенулся, огромный хвост изогнулся и ударил по паркету, короткие когтистые лапы приподняли мощное тело, и… крокодил вдруг очень быстро побежал. А побежал он в сторону Владимира, висящего возле дверного проема, примерно в трех локтях от пола. Все произошло слишком быстро – Владимир едва успел взлететь повыше – он снова больно стукнулся о верхнюю, потолочную балку. Мощные челюсти клацнули где-то внизу. Мало клацнули, крокодил стал подпрыгивать на месте, пытаясь дотянуться до носка Владимира. Его оскал был настолько зловещим, что Махнев пожалел о собственной беспечности. «А если внезапно закончится мой сонный полет, и я паду в открытую пасть этому монстру?» – с ужасом рассудил он. У него взмокла спина.

На миг показалось – он стал тяжелее, его неумолимо тянуло к полу. «Надо собраться с мыслями, отбросить сомнения, надо усилием воли взлететь повыше. Я не боюсь. Я не боюсь. Это – всего лишь сон. Это – не настоящий крокодил, это – чучело», – думал он, дрожа от страха.

Но крокодил не разделял его «радужных надежд». Наоборот, ужасная рептилия стала подпрыгивать все выше. Ее зубы поцарапали каблук сапога, из пасти пахнуло зловонной гнилью. Владимир крепко зажмурил глаза, взялся за дверной косяк и с большим трудом вылетел из комнаты в коридор. Позади раздался гул и свист, комната наполнилась густым темно-синим светом, замерцала, а потом и вовсе потемнела. Паркетный пол дрогнул, середина обвалилась, образовались широкие трещины, как во время землетрясения. Трещины бежали очень быстро, издавая глухой, грозный треск, крошились деревянные узоры мозаичного паркета, щепки со свистом улетали в жуткие разломы. Трещины все ширились, обнажая угольно-черную пропасть – из нее показались языки яркого огня.

Мебель, парты с голозадыми учениками и учителем-извращенцем, толстые книги, школьная доска с цифрами, цветной глобус, гусиные перья, микроскоп – все полетело в черную дыру, из которой бушевало пламя. Последнее, что свалилось в пропасть – был профессорский парик и стеклянные химические колбы. В ушах Владимира еще долго стоял звук разбивающегося о камни стекла. Такой же звук, если бы с высокой кавказской горы сбросить поднос с хрустальными фужерами.

Владимир завис в коридоре и тяжело дышал, а за порогом комнаты стояла густая темнота, озаряемая всполохами адского огня. И вдруг среди полной тишины раздался шорох и скрежет когтей о камни. Секунда, и над обрывом показалась острая, чешуйчатая крокодилья морда и две когтистые лапки. Крокодил уцелел! И не только уцелел, он упирался конечностями, крутился и помогал себе мощным хвостом – он пытался вылезти из темной дыры на торчавший изломом, порог.

Тут Махнев не стал долго рассуждать. Перспектива быть сожранным взбесившимся чучелом была ему явно не по душе. Рука решительно взялась за ручку уцелевшей двери, он уперся плечом и с силой захлопнул тяжелую дубовую дверь. Послышался глухой удар, некоторое сопротивление, скрежет когтей, а после звук, который напомнил падающее с обрыва, тяжелое бревно.

Минут пять или десять прошло с тех пор, как Владимир распрощался с чучелом. Он сидел на корточках в пустом коридоре. Вокруг не было ни души. Кобальтовый туман сочился из-за плотно закрытой двери и оседал по паркетному полу влажными пятнами.

«Смогу ли я снова летать?» – рассеянно подумал он и расправил затекшие ноги. К великой радости его тело вновь стало легче, будто кто-то надул в животе воздушный шарик. Владимир оттолкнулся и завис на высоте двух локтей. До слуха долетела музыка. Это был не менуэт и не величественная павана. Это были веселые звуки: визжали нежные скрипки, гудели озорные волынки, серебряными голосами им вторили флейты и рожки, залихватски бухали литавры и барабаны.

Владимир поспешил навстречу бодрой мелодии. Пред ним открылся огромный зал. Тот зал, где некоторое время назад знатные вельможи с придворными дамами горделиво исполняли менуэт. Сейчас они вытанцовывали веселую гальярду[38 - Гальярда (gagliarda, итал. веселая, смелая, бодрая) – веселый, оживленный старинный танец романского происхождения конца 15–17 веков.]. Пары красовались друг перед другом сложными, почти виртуозными движениями – прыжками, подскоками, ножными пируэтами, «журавлиными шагами». Часть танцоров прятала лица под таинственными, разноцветными, остроносыми масками, украшениями из перьев и прочей карнавальной мишурой.

<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 >>
На страницу:
11 из 12