Скорость байка стремительно падает, нас ощутимо трясет при съезде на грунтовую дорогу, резкое торможение, и я впечатываюсь в мужскую спину.
Рокочущий звук мотора исчезает, гаснет фара – единственный источник света за плотной листвой кустарника, отделяющей от шоссе.
– Что-то случилось? – интересуюсь я, снимая шлем.
– Угу. Сейчас будет обучение технике безопасности. – Меня стаскивают с мотоцикла и тут же впиваются грубым поцелуем. – Нельзя отвлекать водителя, Аля. – И вновь поцелуй. – Со мной ничего не будет, максимум поваляюсь пару дней под системой. – Он злится, удерживает меня за подбородок, в его глазах отражается скудный лунный свет.
– А со мной что будет?
Недовольное рычание служит ответом на глупый вопрос.
– С огромной вероятностью тебя может и не быть.
Меня нетерпеливо разворачивают спиной, мужские пальцы с бедер медленно, но уверенно скользят вверх, пробегают по линии пояса джинсов и ловко подцепляют пуговицу.
– Я больше не буду, – я произношу слова по инерции, думая лишь о жаре мужского тела, окутывающего в кокон.
– Конечно, не будешь, иначе мы так и не доедем до клуба, делая вынужденные остановки на воспитательный процесс.
Звон пряжи ремня, шелест ткани, низкий мужской смех, пара резких рывков – и мои джинсы вместе с бельем приспущены до колен.
– Упрись руками. – Мужская ладонь настойчиво прокатывается по моей пояснице, вынуждая склониться. – Выше. – Мои руки перемещаются с сиденья на бак, и я задыхаюсь от накативших ощущений. Ник проникает без предупреждения и ласк, одним толчком выбивает из моих легких воздух, а из груди стон. Его движения резкие, грубые, жадные, словно и не было безумного секса на пляже. Низкие мужские стоны перемещаются отчетливым рычанием.
– Ты сведешь меня с ума, – шипит сквозь зубы. – Чер-р-рт.
С каждым толчком влажные ладони соскальзывают по глади металла, Ник и не думает останавливаться, уменьшая амплитуду и ускоряясь. А по моим щекам текут непрошеные слезы. Я впервые безмолвно плачу от понимания, что я по-настоящему желанна, что я могу лишить мужчину выдержки. Впервые плачу от удовольствия слышать его сдерживаемый низкий стон; от оргазма, накрывающего мощной волной, до мелких белых мушек перед глазами.
Сколько еще «впервые» будет с этим мужчиной?!
Глава 7
Алина
***
– Куда мы приехали? – я задаю совершенно очевидный вопрос, после тридцати минут проведенных в дороге. И получаю не менее очевидный ответ:
– В стрип-клуб. – Ник помогает слезть с мотоцикла. От непривычно долгой езды и бурного секса мои ноги превратились в вату, а бедра напоминали о себе тянущей болью. – Хочу продать тебя в сексуальное рабство. Тебя обучат танцам и будут продавать любителям потешить свое самолюбие покупкой красивой девушки.
– Не смешно, – фырчу я, поправляя помявшуюся от объятий рубашку.
– Прогресс. – Парень попытался привести в порядок волосы, растрепавшиеся после поездки, и широко улыбнулся. – Поняла, что это шутка.
– Серьезно, мы идем смотреть стриптиз?
Женский неоновый силуэт рывками изгибается на кроваво-алом шесте.
– Лучше. Мы сами станцуем.
– Шутишь, – произношу я уверенно, но тут же переспрашиваю: – Это же шутка?
Ник улыбается, неторопливо вытягивает из пачки сигарету и прикуривает, не сводя с меня глаз.
– А ты когда-нибудь бывала в подобном заведении? – интересуется, приподнимая правую бровь.
– Нет.
– Зря. Я вполне серьезно, не нужно на меня смотреть, словно я какой-то озабоченный, или ты никогда не любовалась чужим телом?
Я открыла было рот, желая возразить, но тут же его захлопнула. Буквально пару часов назад я с наслаждением наблюдала за движениями и грацией Ника.
– А сегодня выступает моя племяшка, – произносит гордо. – Мужики от нее с ума сходят. Столики бронируют за месяц.
– Ты точно извращенец, – произношу я, не подумав.
Прикуси язык, Аля, дразнить малознакомого человека может быть опасно, как бы ни был он обаятелен, а стоя перед заброшенным зданием в промышленной части района – совсем глупо.
Ник заразительно смеется.
– Во-первых, Элька совершеннолетняя, если ты вдруг подумала, о девочке лет тринадцати. Во-вторых… А что я тут распинаюсь? Пошли, сама все увидишь.
Он тащит меня ко входу, у двери желающих войти не больше десятка.
– Не знаю, что ждут. Здесь строго по приглашениям, – комментирует Ник.
– А как же пропустят нас? – интересуюсь я.
– С радостью и широкой улыбкой. – Он швыряет окурок за спину и демонстрируя белые зубы.
Парень уверенно ведет меня к черной железной двери, стучит, сотрясая глухими ударами ладони, и поднимает голову к камере, изредка мигающей красным.
Следует щелчок, скрежет, словно петли двери никогда не знали масла.
– Вечер добрый, – отзывается охранник. Широкоплечий, мощный, не такой высокий, как Ник, но чтобы взглянуть на его безэмоциональное лицо, мне приходится задирать подбородок. – Добро пожаловать. – Отступает, пропуская.
– Ну вот, а ты боялась. Насчет широкой улыбки я, конечно, погорячился.
Я не слушаю, следую за парнем на звуки музыки и яркий мерцающий свет в конце длинного темного коридора.
Пол тускло подсвечивают старые лампы, закрытые в металлические корпуса, но и их света достаточно, чтобы рассмотреть обшарпанные стены с трещинами, выкрашенные в темно-зеленый. С двух сторон изредка зияют черные дыры проходов в какие-то помещения, обдает потоком влажного спертого воздуха, отчего вдоль позвоночника бежит холодок.
Ника ничего не смущает, с каждым шагом улыбка на его лице делается шире, движения развязнее, он подергивает в такт ритмичной музыке головой.
– Смотри под ноги, – дергает на себя.
– Господи… – Я вглядываюсь в темноту провала. – Разве можно оставлять дыру в полу?
– Тут неглубоко. – Он отпускает мою руку и шагает в темноту, равняясь со мной ростом. – Но круто же! – Стаскивает к себе.