Я не шелохнулся, слушал рычание зверя, что стихало вместе с шагами волчицы.
– И я себя не понимаю, – произнес растерянно.
Глава 2. Агата
Я проснулась от хлопка входной дверью. Вскочила, не сразу понимая, что происходит.
За стеной слышались тяжелые шаги и громкий голос отчима. Он спускался по лестнице и что-то выкрикивал. Его слова отражались от голых стен подъезда, разносясь гулких эхом.
– Опять поссорились с мамой, – тихо произнесла сестра.
– Ты давно не спишь? – спросила я, вглядываясь в темный угол комнаты, где стояла узкая кровать Ники.
– Часа два, как родители начали выяснять отношения.
– Ясно. – Я взглянула на дверь спальни.
– Закрыла, – успокоила меня Ника.
– Хорошо. – Я повалилась на подушку и уставилась в серый потолок. – Надеюсь, ушел до утра, – добавила тихо и закрыла глаза.
Ника последовала моему примеру и легла в постель.
– И я, – добавила она тихо.
В квартире на какое-то время наступила тишина. Лишь с кухни доносилось звяканье посуды и голос мамы. Она или жаловалась на свою судьбу коту или позвонила подруге и пересказывала очередную ссору с дядей Гришей.
– Ник, сколько времени? – спросила я.
– Час.
– Еще семь часов можно поспать, – проворчала я, поворачиваясь на бок.
Я уснула сразу. Ссоры мамы и ее мужа были настолько привычны, что ни я, ни Ника уже не обращали на них внимания.
Я давно оставила попытки разобраться в их причинах, просто закрывалась в комнате и пережидала. А вот сестра иногда старалась помирить родителей. Да и я в ее возрасте пыталась разобраться во взрослых проблемах, заступиться за маму, но как-то получила тяжелую оплеуху от дяди Гриши и желание сошло на нет.
– Агата, – шепот Ники пробивался сквозь вязкий сон.
– Что? – Я приоткрыла один глаз. За окном светлело. – Сколько сейчас?
– Двадцать минут пятого.
– Ты что меня разбудила так рано? – ворчала я.
– Папа вернулся. Мне страшно, – прошептала сестра. – Они опять ссорятся.
И я поняла, что женские и мужские выкрики, это не продолжение моего сна, а реальность.
– … хватит… Гриша, – я разобрала, присев на кровать.
С маминым криком в голову ударила кровь, в ушах загудело, и ладони стали жутко холодными.
– Когда он вернулся? – Я шарила по полу руками в поисках шорт.
– Минут пять назад, – тихо говорила, Ника забравшись на мою постель. – Папа еще с кем-то поссорился около подъезда.
– Ясно. – Я мышкой прокралась к шкафу и достала рубашку.
– Что ты хочешь сделать? – спросила сестра.
– Ничего, Ник. Мне так спокойней, – пояснила я свои действия.
Уже не в первый раз мне приходилось сбегать на время из дома. На то время, пока отчим не протрезвеет. Когда он выпивал, именно я становилась его главной проблемой в жизни. Словно это я уволила его с работы, или я столкнула его со ступеней, и он поломал ногу и из-за этого три месяца провел на больничном.
Громкие шаги, брань, и мы с сестрой вздрагиваем от удара по двери нашей спальни.
– Проблема! – кричит дядя Гриша. – Спишь?!
– Не отвечай, – шепчет Ника, плотнее прижимаясь к моему плечу.
– Оглохла?! – выкрикивает вновь и несколько раз дергает дверную ручку. – Опять все из-за тебя. Зачем ты полезла в наш разговор? А?!
– Ой, – пискнула сестра.
– Гриш. Гриша. Гриша хватит, – уговаривает мама. – Агата ни в чем не виновата.
Я наблюдаю за очертаниями двух фигур сквозь мутное стекло.
– Ну конечно. Эта, – мужчина машет рукой, – как откроет свой поганый рот, ляпнет что-то, все и сбывается. Я остался без прав.
– Гриш, ты глупости-то не говори. Я же просила тебя не садиться за руль. От тебя еще пахло, – мама пыталась успокоить дядю Гришу и гладила его по предплечью.
– Я всегда так езжу, но именно сегодня меня повезли на освидетельствование. А все потому, что твоя ляпнула мне с утра за столом.
– Да ничего Агата такого не сказала, – причитала мама. – Лишь посоветовала поехать на маршрутке.
– Пусть в следующий раз молчит, – рыкнул мужчина. – Слышишь меня, проблема? Не открывай свой поганый рот. Вообще мне не попадайся на глаза.
– Гриш, ну зачем ты так? Ника все слышит. А она тебе все же дочь, – мама привела последний аргумент из имеющихся у нее в арсенале, после которого отчим немного успокаивался. – Что она о тебе будет помнить? А у нее возраст такой сложный. Четырнадцать лет девочке.
– Все нормально, – прошептала я испуганной сестре, сама едва сдерживая дрожь страха. – Сейчас успокоится.
Мама еще что-то говорит, но уже тише.
А я запрокидываю голову и упираюсь затылком в стену.
«Как же я тебя ненавижу, – начинаю мысленный разговор с отчимом. Только так я могу высказать ему все, что думаю. – Каждый день я молюсь, чтобы быстрее съехать отсюда и наконец спать не за запертой дверью», – продолжаю, быстро стирая слезинку со щеки. Не хватало еще расплакаться из-за этого идиота. Хватит и маминых слез.