Стервочка Лиса

– Ну как хочешь.

Проклятый садист высунулся из окна подальше и по одному начал разгибать пальцы. Мне хватило двух, чтобы все осознать и пойти на попятную:

– Ладно! Уговорил.

– Камеру.

Я кое-как отлепила одну ладонь и, нащупав за спиной болтающуюся на ремне камеру, протянула ее обладателю премии «Садист года». Понадеялась, что он ограничится вынутой флеш-картой, но нет же. Буквально за секунду все, ради чего я сюда ползла, оказалось в широченный ладони, а потом с хрустом сломалось. Хренасе дает! Ну и камере тоже пришлось бы несладко, не заверещи я, вымаливая не лишать единственной кормилицы. Пупсик послушал мои завывания, но не проняло. По глазам увидела, что могу хоть сто лет тут выть – ему фиолетово.

– Как зовут?

– Никон, – всхлипнула я.

– Я вижу, что у тебя «Никон». Тебя, дуру, как зовут?

– Забава.

– Издеваешься?

– Прикинь, ни капли, – огрызнулась я. – Тебя бы так родители назвали, вот я тогда тоже поугарала бы.

– Елисей, – рассмеялся Пупсик, протягивая мне ладонь. Благо хоть фотоаппарат не выкинул в окно, а опустил на подоконник. – Залезай, мартышка.

Сказано это было больше для проформы. Он сам втянул меня в номер, все так же удерживая одной рукой. Второй лишь в самом конце подхватил под колени и опустил на пол.

– Сядь, – рявкнул и пошел к кровати.

Опаньки, а Пупсик-то явно не Пупсик. У меня глаза полезли на лоб, когда я оценила нехилое такое телосложение Пупсика-Елисея, небрежно завязывающего сдернутую с постели простынь вокруг бедер. Шкафчик рядом с этим бульдозером какой-то тумбочкой кажется.

– Качалочка? – спросила я, прикидывая приблизительную ширину плеч бульдозера и объем его бицепсов.

– Типа того, – развернулся он, включая свет прикроватной лампы.

И вот тут я притихла. Мамочки мои! Писец котенку. То есть мне. Договориться точно не получится. Даже если на колени упаду и буду обещать достать что угодно откуда угодно. Такие, как Пупсик, сами находят. Быстро, качественно и на глушняк. Я судорожно икнула, рассматривая лицо своей смерти. Мощный квадратный подбородок с ямочкой и щетиной, нос с горбинкой, явно ломаный не один раз, и серые глазищи, от взгляда которых захотелось закопаться под ковер, а лучше сразу под плинтус. Добавьте к этому шрам, идущий через левую бровь до середины щеки, и вы поймёте.

– Мама, – как-то жалобно простонала я, а он злорадно ухмыльнулся и кивнул на мою курточку:

– Раздевайся.

– Я… – проблеяла я, озираясь на спасительное окно.

– Давай-давай. Ты меня вдоволь поразглядывала, теперь моя очередь, – скрестив руки на груди, Пупсик глянул за мою спину и помотал головой. – Не выгорит, Забава. Там метров сорок пять, а я обязательно тебя подтолкну, если решишься. Легонечко так.

И судя по взгляду и ухмылочке этот гад сейчас совсем не шутит. Толкнет. Обязательно толкнет. Ещё и посмотрит на мой полет и на то, как я шмякнусь. Мрак.

– Даю минуту на размышление, – поставил окончательную точку под моим незавидным положением маньячелло и снова стал буравить взглядом молнию куртки.

– А может как-нибудь без интима договоримся, а? – спросила я. – Я же орать буду. Обязательно.

– Будешь, – кивнул он, захохотав. – Но не в этот раз. Время не трать в пустую.

– Ну ты же вроде нормальный мужик… Извини, а?

– Угу. Тридцать секунд.

– Я девственница! – выпалила я и снова не помогло.

– В заключении патологоанатома попрошу сделать акцент на столь важном факте. Десять секунд.

– Елисей… – проканючив имя и захлопав ресничками аля котик из Шрека, посмотрела на непрошибаемое лицо и вздохнула. – Ни хрена ты не царевич, Елисей.

– Да и ты ни хрена не царевна.

– Ну да, – кивнула я и медленно потянула застёжку куртки вниз.

Скинула ее на кресло, стоящее рядом, снова попыталась разжалобить безчувственное бревно в простыне, и понурила голову. Вляпалась ты по самое не балуй, Забава. Фоток нет, флешки нет, сейчас ещё и трахнут с особым цинизмом. Оставшись в одних трусиках и лифчике, я набрала полную грудь воздуха и сделала шаг навстречу неизбежному. А неизбежное как-то незаметно для такой комплекции сместилось за мою спину и стало выворачивать карманы и ощупывать швы на одежде. Дважды. И вот это было странно, как минимум.

– Волосы подними и обернись – скомандовал бульдозер.

– Что, не нравлюсь? – съязвила я. На что в ответ прилетело глухое:

– Заглохни и делай то, что сказали.

– Да пожалуйста.

Я фыркнула, забирая свою гриву повыше, и окончательно запуталась. Быстрыми прикосновениями Пупс ощупал границу волос, расстегнул крючок лифчика и снова застегнул его обратно, а потом оттянул край трусиков и отпустил.

– Развернись.

– Все таки нравлюсь?

Ох, вот как попрет из меня, так хоть стой, хоть падай. Но шкафелло-маньячелло лишь легонько хлопнул ладонью по лбу, призывая замолчать, и снова начал прощупывать швы лифчика. Подозрительно хмыкнул и без зазрений совести заглянул в трусы.

– Одевайся.

– А?

– Быстро.

– Ну ладно. Если ты так просишь… – елейно пропела я и надула губки. – А я-то уже Бреда Пита представлять начала, чтобы уж хоть так…

– Довыеживаешься.

Бросив мне вещи, Елисей поднял с пола мой мобильный и быстро набрал на нем свой номер – вряд-ли так случайно совпало, что после нажатия кнопки вызова в номере начала раздаваться мелодичная трель откуда-то из-под кровати, а потом оборвалась.

– Оделась? – спросил он, сунул в руки телефон, камеру и вытолкал в коридор, одарив напоследок своим обворожительным оскалом и не менее обворожительным, – Свали.

2