На самом деле Глаша просто перестала играть по выдуманным ею правилам. Ее мать, когда надо, умела забыть о приличиях. Теперь, когда тайна Глаши раскрыта, ей нет смысла прятаться за ширму благопристойности, особенно перед такими людьми, как эти снобы с вытянутыми лицами.
Глаша села на стул, обитый вышитым атласом, и придвинула к себе ближайшую тарелку, которая на первый взгляд выглядела чистой.
– Что это за цирк? – возмутилась Муля. – Кто тебе позволил сесть за стол?
Глаша вскинула брови:
– Позволь спросить – это твой дом? Ты здесь хозяйка? – Глаша прекрасно знала ответ. Ей было хорошо известно, что Муля с дочкой проживает в однокомнатной хрущобе.
Вопрос Мулю смутил.
– Нет, – проблеяла она, – но…
– «Но» меня не интересует, – отрезала Глаша. – Вот он меня пригласил! – Она махнула в сторону Райского вилкой, которую стянула у соседа. – Господин Райский, посоветуйте, что тут можно съесть без риска отравиться? Вы, кажется, похвалялись своей поварихой?
– Наталья Алексеевна в самом деле виртуоз! Готовит волшебно, – нарушила молчание женщина, которая наконец избавилась от солонки.
Глаша взглянула на нее повнимательнее. Когда-то, будучи еще ребенком, она побывала вместе с мамой в Малайзии. На одной из экскурсий на них налетела целая стая обезьян, штук двадцать, не меньше. С истерическим визгом они нападали на туристов, отбирали у них фрукты, бутылки с водой, пытались вырывать из рук пакеты и сумки. Глаша тогда здорово испугалась.
Мелкая и костлявая, одетая в нелепый фиолетовый мохнатый джемпер, эта дамочка сильно смахивала на такую же, только сильно исхудавшую обезьянку, причем совершившую набег на дорогой косметический салон и прихватившую в виде добычи годовой запас косметики – настолько щедро была наштукатурена ее остренькая смуглая рожица. Яркий макияж ее не красил, но придавал некоторую пикантность. Сходство с мартышкой усиливалось из-за почти полного отсутствия волос на голове: они были сострижены почти под ноль.
Маленькие черные глазки смотрели цепко, в них светились ум и расчетливость.
Дамочка вполне подходила на роль жены Райского в том смысле, что ей было по силам удержать фирму от полного разорения. Однако Глафира испытала вдруг нечто вроде сочувствия к Райскому – жениться на такой мог только святой.
Похвалив повариху, дамочка тем не менее не предложила девушке отведать какое-либо блюдо. Глаша хмыкнула и решила не церемониться. В конце концов, в гости она не напрашивалась. И Райский хорош, привел девушку в дом, а теперь стоит безмолвным истуканом.
Глаша плотоядно оглядела стол и приметила блюдо с жареной курицей. Цапнув румяную ножку, она плюхнула ее на тарелку, затем ковырнула вилкой поджаристую хрустящую корочку и собралась отправить ее в рот. Присутствующие глазели на нее, как на привидение, позабыв про еду, но Глаша решила не отвлекаться.
Райский подошел наконец к столу. Свободных стульев не было. Ему пришлось взять один из тех, что стояли вдоль стены. Он поставил его рядом с Глафирой и уселся, весьма довольный собой.
Кроме Карины, ее матери, сидевшей с совершенно потерянным видом, и дамочки-обезьянки за столом имелись: какой-то скучный тип и ухмыляющийся брюнет бандитского вида в красном шерстяном свитере, который совсем не вписывался в роскошную обстановку.
У унылого типа были настолько жидкие волосы, что это бросалось в глаза. Он компенсировал количество длиной и отрастил волосы с обеих сторон так, что они свисали над ушами. Это придавало ему неопрятный вид, хотя одет он был дорого и аккуратно.
Глаша, с азартом поедая курицу, не переставала удивляться тому, насколько разношерстная подобралась компания и зачем Райскому понадобилось тащить ее в этот гадючник. В том, что он преследовал какую-то определенную цель, она не сомневалась.
– Послушайте, Павел, где вы подобрали эту девицу? – вновь подала голос фиолетовая дамочка. – Она ест, как голодная кошка. Мне кажется, я даже слышу урчание!
– В отличие от тебя, Элла, человек целый день работал! – заметил Райский.
– Тебе, Эллочка, это только кажется, – добавил брюнет. – Девушка просто проголодалась. Здоровый аппетит украшает женщину!
Дамочка по имени Элла сжала губы в ниточку, но пилюлю проглотила молча.
– Спасибо на добром слове, – поблагодарила Глафира. – Вкусная курица! Я, пожалуй, возьму себе еще!
– Только не подавись! – прошипела Муля.
– Не надейся. – Глаша передернула плечами.
Райский поднялся, сходил к буфету за чистым фужером, налил из хрустального штофа какой-то красный напиток и поставил перед Глашей.
Девушка подозрительно принюхалась.
– Не бойся, это всего лишь сок, – усмехнулся Павел. – Запей, а то и впрямь подавишься!
Глаша снова пожала плечами и глотнула из бокала. Вишневый нектар, и очень вкусный.
– Павел, вы не хотите представить нам вашу гостью? – не унималась Эллочка.
«Похоже, это не жена, – порадовалась Глаша за Райского. – С чего бы жена стала ему «выкать»?»
– С удовольствием, – кивнул Павел. – Глафира Морозова.
– Что-то я не помню, чтобы называла свою фамилию, – пробормотала Глаша себе под нос, окидывая Райского недобрым взглядом. Тот удачно сделал вид, что не заметил этого.
– Моя дорогая, у вас такое странное имя! – промурлыкала Эллочка. – Какое-то оно… старомодное. Вы не находите, Пашенька?
Глафира не сразу поняла, что она обращается к Райскому. Имя Паша, а тем паче – Пашенька, удивительно не шло ему. Ей показалось, что по его лицу пробежала тень, но было неясно, на что направлено его раздражение – на Эллочку или на абсурдность ситуации.
Эллочка продолжала ждать ответа. Она была сама невинность с широко раскрытыми глазами, которые, впрочем, не стали от этого больше.
Поскольку Павел молчал, Эллочка переключила свое внимание на Глашу.
– Вы, наверное, из глубинки, милая? Такие имена еще сохранились в деревнях, среди простого народа…
Глафира открыла было рот, чтобы возразить, но Эллочка остановила ее, театрально взмахнув рукой.
– О, нет! Не нужно стесняться своего происхождения! – возвестила она голосом начинающей поэтессы, протяжно и с подвыванием. – Вы должны раз и навсегда освободиться от этих иссушающих душу беспокойных мыслей! Не переживайте! Верьте в себя, и вселенная не оставит вас! Даже с нелепым именем с вами все будет хорошо, просто прекрасно!
На присутствующих речь Эллочки не произвела впечатления, очевидно, подобный слог был ее обычным выражением мыслей, но у Глаши кусок застрял в горле. Она вовсе не считала свое имя нелепым и не имела к деревне никакого отношения, но чокнутая тетка ей и пикнуть не дала, и теперь Глаша впала в ступор. Она так растерялась, что на время выпустила Мулю из поля зрения. Когда она заметила коварную улыбку, заигравшую на ее лице, было уже поздно.
– С чего ты решила, дорогая, что Глаша из деревни? – с напускной наивностью возразила Муля.
– А разве нет? – захлопала та густо накрашенными ресницами.
– Ничего подобного! – заверила Муля с жаром. – Просто мама Глаши была большо-о-ой оригиналкой. Правда, дорогая?
Глаша со стуком положила вилку на стол и сжала зубы. Она дернулась, чтобы встать, но горячая рука Райского под столом стиснула ее колено и удержала на месте. В отместку Глаша с силой наступила ему на ногу. Он даже не поморщился.
– Как интересно! А кто ваша мама, деточка? Историк? Филолог? Искусствовед? – принялась Элла гадать с детской непосредственностью.
– Почти! – хохотнула Муля. – Ее мать актриса. Причем очень известная!
В гробовой тишине каждое слово падало на голову Глаши как кирпич.
– Актриса? – То, что было нарисовано на Эллочкином лице вместо бровей, взметнулось высоко вверх. – О! Как интригующе!