Фиалки для ведьмы

– В прямом, в каком же еще? Больше Лелька ничего не помнит. Ни как увидела тело, ни как звонила в колокол. Полный провал памяти, или как там это по-научному называется?

– Амнезия, – машинально подсказала Анна. – Это, в общем-то, вполне нормальная реакция.

– Знаю, – грустно кивнула Нурия. – Мне все популярно объяснили. Вот только…

– Тетя Аня! – Раздался от порога радостный возглас. Анна обернулась и увидела улыбающуюся Лельку, неслышно вошедшую в комнату.

Леля всегда напоминала Анне портрет работы прерафаэлитов. Та же гордая головка на неправдоподобно высокой шее, прямой носик и изогнутая короткая верхняя губа, огромные печальные глаза, прозрачные, словно речная заводь, но главное сходство в волосах, переливающихся всеми оттенками золота, густыми волнистыми прядями спадающих на худенькую спину наподобие средневекового плаща. Пару раз девчонка, устав возиться с непокорной гривой, грозилась остричь их к чертовой матери, и тогда Нурия, исчерпав все аргументы против, звонила Анне, зная, что та приложит все силы, чтобы сохранить эту красоту в неприкосновенности. В детстве Лелька напоминала ангела. Теперь у этой девушки было такое лицо… Оторваться невозможно, забыть – тоже не получится. Из другого мира, из другой эпохи, когда движения у женщин были плавными, а глаза – безмятежными.

С приходом Лели разговор о недавних событиях пришлось прервать. Тем не менее Анна весь вечер исподтишка присматривалась к девочке, пытаясь определить, действительно ли пережитый шок в часовне прошел для нее без последствий. Пришло время ложиться спать, но Анна так и не смогла прийти к какому-то определенному выводу.

Ночью Аню разбудил странный звук. Она открыла глаза и прислушалась. Какое-то время было тихо. Она даже решила было, что ей показалось, – в старом доме, естественно, все время что-то поскрипывало и постукивало. Девушка перевернулась на другой бок, собираясь спать дальше. Ники, уткнувшись носом в подушку, тихонько сопел рядом. Каспера в комнате не было. Должно быть, бродит где-нибудь по дому в поисках обещанных мышей. Анна закрыла глаза.

И тут звук повторился. Он шел откуда-то из-за стены. Сначала стон, затем невнятное бормотание. Она не сразу сообразила, что этот звук доносится из спальни Лели, расположенной как раз слева от комнаты, выделенной хозяйкой для гостей.

Анна приподнялась на локте и снова прислушалась, попутно решая, стоит ли выбираться из теплой постели и тащиться по холодному коридору в комнату девочки, чтобы проверить, все ли в порядке. Если бы ей не удалось ничего больше услышать, она с удовольствием осталась бы на своем месте, но крик повторился вновь. Теперь он звучал гораздо отчетливее, и Аня узнала голос Лели. В этом голосе сквозил страх. Именно этот страх заставил Анну без дальнейших раздумий выскочить из кровати и отправиться в соседнюю спальню.

Леля была в своей постели. Анна осторожно подошла к ее кровати и взглянула на лицо девочки. Глаза той были закрыты, точнее, крепко зажмурены. Даже во сне она старалась поплотнее закрыть глаза, чтобы не видеть чего-то страшного. Несколько секунд Леля лежала тихо, потом голова ее несколько раз дернулась из стороны в сторону, она тяжело задышала, как будто задыхаясь от быстрого бега, потом вскрикнула:

– Нет! Не хочу!.. Не делайте этого, пожалуйста! – хныкала она жалобно, как маленький испуганный ребенок.

Анна поняла, что надо немедленно разбудить девочку, чтобы оборвать преследующий ее кошмар, и стала гладить ее по плечу, приговаривая:

– Лелечка, детка, проснись! Проснись, солнышко!

– Это не поможет, – раздалось у нее за спиной. Анна обернулась и увидела Нурию в длинной ночной рубашке, босиком. Видимо, она услышала стоны девочки даже на первом этаже.

– Почему ты говоришь, что не поможет? Что не поможет?

– Будить ее бесполезно. Она ничего не вспомнит. А потом заснет, и снова будет кричать и звать на помощь. Это повторяется каждую ночь. Она не жалуется, ничего не говорит, но тает на глазах, как маленькая свечка, пламя которой неуклонно плавит воск хрупкой оболочки. Я просто не успела тебе сказать… – Каким-то ровным, безжизненным голосом проговорила Нурия, а потом неожиданно всхлипнула:

– Анька, что с моей дочерью?!

Анна быстро подошла к подруге и обняла ее за дрожащие плечи.

– Не знаю, – честно призналась она, не сводя глаз с беспокойно ворочающейся на смятых простынях девочки. – Подозреваю, что это началось после случая в часовне, ведь так. Да?

– Да. Но с ней же там ничего не случилось. Даже тела женщины она не видела. То есть видела, но после обморока эта картина начисто стерлась из ее памяти. Ты думаешь, она боится этой умершей старухи? Или, может быть, она видела убийцу, но забыла об этом, а во сне вспоминает и испытывает страх?

– Все может быть, – неопределенно ответила Анна. Поведение крепко спящей девочки о чем-то ей напоминало, но она никак не могла поймать ускользающую мысль за тоненький хвостик. – Ты рассказывала врачам о ее ночных кошмарах?

– Конечно. Но они как-то не придали этому значения. Многие дети кричат во сне. Чтобы понять, что вызывает мою тревогу, надо ее видеть в этот момент, но не могу же я пригласить сюда врачебный консилиум с ночевкой? А в больницу ложиться Лелька отказывается. Дело в том, что она вообще не помнит свои сны. Я знаю, она не притворяется, она действительно думает, что спит спокойно, а у меня – классический старческий маразм на почве родительской любви. Так ведь не бывает, правда? Ты же мне веришь? С ней что-то не так, я чувствую.

– Проверим. Раз уж я здесь, попробую разобраться, что за чудеса творятся с твоей девочкой. Я, конечно, не психиатр, но, чует мое сердце, что и проблемы здесь не психиатрические.

– А какие? – встревоженно спросила Нурия.

– Пошли спать, – вместо ответа сказала Анна и первой вышла из Лелькиной спальни.

Глава 5

Рано утром Анну разбудило щебетание птиц и бьющий в глаза сквозь стекло прозрачный свет нового дня. Несколько минут она позволила себе просто полежать, расслабившись, вытянув ноги под теплым одеялом, и с наслаждением вдыхала аромат деревенского утра – неповторимую смесь запахов влажной земли и трав. Она чувствовала, что утро еще по-настоящему не наступило, было часов шесть, не больше, но спать уже не хотелось. Просыпаться, правда, тоже. Она лениво пыталась вспомнить сон, который видела. За последнее время ей впервые снилось что-то приятное. Жаль, что сон растворился с восходом солнца, осталось только ощущение чего-то светлого и радостного.

Она открыла глаза, чтобы посмотреть на спящего Ники, и подскочила на постели, обнаружив, что постель пуста. Машинально взглянув на часы, она убедилась, что сейчас на самом деле всего лишь четверть седьмого. Куда подевался мальчишка в такую рань? Может, захотел в туалет? От этого предположения она немного успокоилась, но сон окончательно прошел, и она встала с постели, чтобы убедиться, что с Ники все в порядке. Сунув ноги в тапочки и набросив халат, Анна вышла в коридор и стала осторожно спускаться по лестнице, стараясь не разбудить скрипом половиц остальных обитателей дома.

Осторожничала она, оказалось, совершенно напрасно. Нурия обнаружилась на кухне возле огромной черной, отчаянно шипящей сковороды, на которой жарилась гигантская яичница с кусочками ветчины и зеленым луком.

– Привет, – улыбнулась она, увидев Анну на пороге кухни. – Как раз ко второму завтраку.

– А когда был первый? – глупо улыбаясь, спросила Анна, плохо соображая спросонок.

– Полчаса назад. Лелька повела Ники смотреть восход на океане. Между прочим – потрясающее зрелище. Ради этого стоит проснуться пораньше.

– Как же так? Почему они мне ничего не сказали? – обиделась Аня.

– А зачем? Леля присмотрит за мальчиком, они друг другу понравились. Не обижайся. Просто если ты сумеешь договориться с миссис Клэрксон, то Ники придется провести долгое время в больнице, и неизвестно, когда появится другая возможность увидеть восход солнца над океаном.

– Ладно, ты, как всегда, права, – вздохнула Анна, усаживаясь на табуретку возле стола. – Как Леля?

Нурия поняла, о чем спрашивала Анна, и пожала плечами:

– Как я и говорила – ничего не помнит. Спокойная, веселая. Они с Ники трещали без умолку, как два взбесившихся воробья.

Говоря это, Нурия поставила перед Аней тарелку с яичницей. К аппетитному запаху поджаренной ветчины примешивался другой, тот, который не понравился Ане накануне. Девушка невольно поморщилась.

– Воняет? – понимающе кивнула Нурия.

– Да, то есть, нет. Пахнет просто превосходно.

– Я не про яичницу, я про эту вонь, которая витает в доме.

– Так ты тоже чувствуешь?

Нурия засмеялась:

– Еще бы нет! Я уже извелась вся, стараясь отыскать источник этого безобразия. Но все без толку.

– Может, лучше было подыскать другой дом? Неужели не было других вариантов по той же цене? – Осторожно, чтобы не обидеть подругу, спросила Аня.

– О, это была целая история! Дом, оказывается, надо арендовать с умом. Это, правда, я теперь такой спец, а тогда ничегошеньки не понимала в местных тонкостях.

– А что, здесь процесс идет как-то иначе?

– Черт его знает. Я, по правде говоря, у себя дома домов в аренду не брала. Да и нету у нас там таких домов, сама знаешь, только «хрущевки», «ленинградки» да «сталинки». Про них и так все известно. Все сильные и слабые места – как на ладони: «хрущевки» – тесные, «сталинки» – гнилые, «ленинградки» – серединка на половинку. Правильно? – спросила она и сама себе ответила: – Правильно! А дом – это совсем другое дело. Тут без поллитры – никуда.

– В каком смысле? – не совсем поняла Анна.

– Да хоть в каком. Щас все объясню. Вдруг пригодится. Должна же от моих мытарств быть хоть какая-то польза? Хоть тебя научу на будущее. Самое главное – это агент, – принялась Нурия загибать пальцы. – Он должен быть хорошим.