Кукловод

У меня другие привычки. Теперь в этом доме часто

будут появляться гости. Работы у вас прибавится. Я согла

сен доплачивать, если у нас будет полное взаимопонимание.

* 

Не сумлевайтесь! – заверил Пономарец, и я мог

бы поклясться, что он умышленно коверкает язык. – Бу

дете очинно довольны!

* 

Рюмочку выпьете?

* 

С превеликим удовольствием! – крякнул он. – Вот

ваш дядюшка, бывалоча, наедет да так крикнет с порога…

* 

Это вы уже рассказывали.

Я провел его к машине, достал из «бардачка» бутылку и налил почти полный стакан.

– Ну, за ваше здравие, молодой наследник!

Он выпил со сноровкой, доказывавшей многолетнюю практику.

* 

Ох, хороша! Забориста!

* 

А что за башенка наверху?

– А-а, с хлюгером… В ней ваш дядюшка любил заниматься своими учеными трудами. И все больше по ночам. Бывалоча, вся Жердяевка спит, одно только круглое окно у него и светится. Я однажды говорю: «И охота тебе, хозяин, на эту верхотуру лазить?» А он отвечает: «У меня, Васильич, вдохновение там появляется»… – Язык у Пономарца начал заплетаться.

* 

Бассейн в доме работает? – прервал я его излия

ния.

* 

В лучшем виде! – ухарски воскликнул он. – На

сос, подогрев, все как в аптеке. Если желаИте поплескать

ся, я мигом включу.

* 

Мигом не надо. А попозже включите. Возможно, я

сегодня еще вернусь. С гостями.

* 

Хозяи-ин! – Он покачнулся. – Встретим в лучшем

виде!

Поручив деду навести в доме и вокруг идеальный порядок, я сел в машину и направился на лекции.

* * *

Мой родной институт располагался тоже за городом, только с противоположной – северной – стороны. Шесть корпусов – из них три общежития – выстроились елочкой в довольно-таки унылой местности. Тогда была мода возводить вузгородки на отшибе, словно какие-то вредоносные объекты. Сразу же за объездной дорогой тянулись колхозные поля, которые регулярно обрабатывались ядохимикатами. Когда оттуда дул ветерок, в аудиториях – даже при закрытых окнах – стояли отнюдь не жердяевские запахи.

Я припарковал свою <Волгу» на общей стоянке. Обычно здесь съезжались дюжины две-три «Москвичей» и «Запорожцев», принадлежавших преподавателям и студентам из имущих семей. На нашем курсе машиной не владел никто.

Я уже выбрался наружу, когда со стороны города показался переполненный «Икарус». Допыхтев до остановки, он распахнул двери, выпустив из своих спрессованных недр едва не полфакультета.

А вот и наши корифеи – Виталий и Олег. Оба долговязые, спортивные. Виталий темный, Олег светлый. Идут, отчаянно о чем-то споря. Должно быть, спорили и в автобусе, не обращая внимания на давку. Интересно, если их высадить на необитаемый остров, они и там будут спорить?

– Привет, старики!

Оба остановились, удрученно глядя на меня.

– Вадик, мы тебе сочувствуем. От всей души, – сказал Виталий.

Олег солидарно кивнул.

– Сочувствуете? – сощурился я. – А что за беда стряслась? Меня сняли со стипендии за прогулы? Или влепили выговор по комсомольской линии?

Они удивленно переглянулись.

– Ну, как же… – осторожно проговорил Виталий. – Умер твой близкий родственник… Или мы что-то напутали?

Вот те раз! Надо же было сунуться к ним с сияющей рожей! Но я и понятия не имел, что слух о кончине моего дорогого дядюшки успел так широко распространиться. Ай, да Мамалыгин! Но как же выкрутиться? Я выдал первое, что пришло в голову:

– Все так, к сожалению… Мой славный дядя… Понимаете, он был большим оригиналом, верил в переселение душ и перед смертью завещал вспоминать его только