То есть на шкалах ценностей мужчин и женщин они равноценны.
То есть если женщина хочет воздать мужчине за эмоциональный сервис, то делать это следует не той же монетой – эмоциональной гаммой рисовать ответный рисунок не надо, нет.
Воздавать мужчине за нежность и сочувствие, поданные, когда тебе было это нужно, следует сексуальной близостью, когда ему это нужно, иначе это будет неравноценный ответ.
Даже если твое либидо в это время спит. Оно очнется на зов: «Эй, за нами должок: нас выручали, теперь мы можем выручить!»
Нет, я не говорю, что мужчине не нужна эмоциональная подпитка от женщины, а женщине – сексуальная близость.
Вовсе нет.
Я говорю о первичности и вторичности этих потребностей у мужчин и женщин.
И о том, что быть женщиной – это быть инициированной в мистерию сексуальности и приходить на помощь мужчине тем способом, под какой он заточен природой.
То есть шекспировское «любовью за любовь» выглядит именно так, а не иначе.
Да, есть секс двоих, есть секс в честь одного из двоих, есть секс – пристанище: «впусти меня в женскую стихию, стань моим порталом в нее, мне сейчас необходимо укрытие в ней».
Да, в этом случае твоя личность ничего не значит. И что?
Ты носительница женской стихии, у тебя есть власть в нее допускать, и это надличная миссия.
Ты сама не равно женская стихия. Тебе доверено ею распоряжаться, пока ты жива. И не только в свою пользу распоряжаться – вот что важно открыть для себя и практиковать.
Можно, конечно, встать в модную позу «Мое тело – мое дело» и стоять в ней, пока мышцы не сведет.
Твое тело – твое дело, это несомненно. При этом твое тело – носитель женской стихии, игнорировать эту ипостась – себе дороже.
4
Весенняя ревность – это когда не важно, к какому объекту ревновать:
к виду за окном, куда направлены глаза, – «не на меня ты смотришь»
к глотку кофе во рту – «нежится язык твой во вкусе, а не целует сейчас меня»
(и слова, слетающие с губ, мне хочется ловить ртом – они еще влажно-теплы от дыхания твоего);
к дружескому письму – «не мне ты пишешь эти вежливые строки, но отвлекаешься от меня»
(словно совершаешь микропопустительство, оставив меня без присмотра, – «а вдруг я умру в этот самый миг?»).
Ревность влюбленных смешна и трогательна, нелепа и яростна – энергия, закручивающая мозг в белые гребешки волн;
ревность влюбленных – от невозможности заменить собой друг другу весь мир элементов и жизней;
ревность – ко всем поверхностям, соприкасающимся с любимым, потому что ты – не они;
и по большому счету
ревность – к невозможности перемешаться атомами навсегда, чтобы не было больше вас двоих – двух воль, двух сознаний, двух скоростей бытия.
Сладостная весенняя ревность – еще не черная, еще прозрачная и пахнет белым шиповником,
отбудь ее, отбудь,
и когда-нибудь, изведав ее зрелые горькие воды, ты освободишься.
Она сама покинет тебя, заметив, что ты больше не годишься для ее нарядов.
Тогда твоя рука в тонкой перчатке возраста запишет:
«Почти всегда самое болезненное воспринимается как самое значимое».
Но оно просто самое болезненное, если бы можно было убрать боль – это сразу стало бы видно.
Засада в том, что наркоз вырубает и сознание.
Боль создает свою назойливую реальность, от нее не уклониться.
И все же: самое болезненное не равно самое значимое.
5
Однажды мне довелось увидеть живую метафору пары.
Прогуливалась, я заметила юношу: он шел мне навстречу, неся в одной руке коричневые кожаные балетки, а в другой – женскую матерчатую сумку с деревянными ручками.
Я думала над странной его ношей и вздрогнула от неожиданности – у меня за плечом вдруг возникла девушка на скейтборде.
В платье, леггинсах и босиком.
Смотрела, как она отталкивается босой ногой от асфальта, быстро удаляясь от меня, и думала, что нынче все покупают себе специальные кеды для катания на скейтборде, а, оказывается, можно просто босиком, и не опасно ли это?
И тут меня обогнал давешний юноша, что вот только шел навстречу с балетками и женской сумкой.
Теперь он шел в другую сторону – с той же ношей в руках.
Глядя на балетки в его руке, я вспомнила недавно проехавшую мимо босую девушку на скейтборде. И картинка сложилась.
«Они так гуляют», – дошло до меня.
Забавно, но эти двое гуляли так, как обычно и гуляют мужчина и женщина: даже когда они идут рядом, у каждого все равно своя внутренняя траектория и скорость, свой поток мыслей, своя суверенность – несмотря на привязь.
Девушка на скейте была поглощена собой. Скейт принес он. Чтобы она могла кататься, он, во-первых, не стал настаивать, что идет со скейтом в одном пакете;
а во-вторых, взялся носить часть ее снаряги, мешавшую катанию.