Проза

«Где цветы?» – глухо спрашивает Верочка.

«В лаборантской», – не глядя в её сторону, отвечает Марина Сергеевна.

Верочка проходит в смежный с классом кабинет и видит на полу десятки разноцветных цветочных горшков с высохшими на корню комнатными растениями.

«Когда?» – задает она вопрос, выйдя из лаборантской обратно в кабинет.

«В выходные», – тихо отвечает учительница биологии.

«Почему не сказали?» – хочет спросить её Верочка, но слова застревают в горле.

Вечером следующего дня Верочка переносит через порог своего дома оттягивающие руки пакеты и тяжело опускается на табурет в прихожей.

Сегодня она сделала в магазин уже шесть ходок. Шесть раз она принесла домой по две полные сумки. А вчера сняла в сбербанке с книжки ровно половину денег, которые копила в течение многих лет на загородный участок. И вчера же позвонила ещё раз Лене. Лена сначала ничего не поняла, потом ничему не поверила, а потом почему-то стала очень подробно рассказывать Верочке ещё раз об их с Валеркой свадебном путешествии в Крым и рождении Машеньки. Сегодня они тоже всей семьёй ходят по магазинам, Верочка взяла с неё честное слово.

Верочка волоком оттаскивает пакеты на кухню. Крупа, макароны, сгущёнка, подсолнечное масло, тушёнка в жестяных банках, консервированные фрукты. Насчёт фруктов у Верочки есть большие сомнения: они низкокалорийные, дорогие и очень тяжёлые. По сути, это вода с небольшим количеством витаминов. Но как раз присутствие витаминов решает всё, и несколько банок со сладкими персиками занимают своё место в кухонном шкафу. Рядом ровными рядами встают мешки с сушёным шиповником и яблоками, пакеты с сухим молоком и большая упаковка шоколада.

Муки нужно купить ещё: Верочка заметила, что запасов этого продукта в магазине всего несколько коробок, – и пару килограммов соли заодно.

«Не донесу», – с тревогой думает Верочка.

«Донесёшь», – слышит она свой же внутренний голос.

Но это завтра, надо же и передохнуть. А пока – в аптеку.

В аптечном зале большая очередь. Верочка просит предупредить, что она последняя, и садится на скамейку у окна. Очередь движется неспешно, и Верочка замечает, как пожилой мужчина, сделав покупку, тут же пристраивается в её хвост.

«Я последняя», – не вставая с места, громко сообщает ему Верочка.

«Да-да, меня предупредили», – кивает тот и начинает быстро стягивать через голову серый свитер, под которым оказывается ярко-зелёная рубашка.

Когда очередь доходит до Верочки, она замечает над окошком неброскую надпись: «Продажа витаминов не более 3-х упаковок в одни руки».

«А что, сейчас дефицит витаминов? Я как раз за ними», – сообщает Верочка девушке-фармацевту.

«Какие вам?» – устало отвечает та вопросом на вопрос.

«Мне поливитамины самые сильные и в самых больших пачках», – заявляет Верочка, – «Такие у вас есть? Или вы всем уже отпустили по три штуки в одни руки?»

«Это не я придумала, это распоряжение пришло из мэрии», – поясняет фармацевт.

Выходя из аптеки, Верочка оборачивается через плечо и видит, как мужчина в ярко-зелёной рубашке тоже покупает три большие упаковки поливитаминов.

«Надо сходить за мукой непременно сейчас», – отмечает она про себя и направляется к продуктовому магазину.

Купив шесть двухкилограммовых пачек пшеничной муки высшего сорта, Верочка останавливается напротив витрины с фруктами и не может оторвать глаз от спелых плодов. Особенно красивым кажется ей яблоко – вон то, самое крупное, с румяным наливным боком и свежей веточкой на макушке. Верочка покупает яблоко и бережно кладёт его в карман плаща.

Путь домой снова лежит мимо аптеки. Та уже работает в ночном режиме: через небольшое окошко в двери. Рядом с окошком стоит молодая женщина, держащая на руках плачущего ребенка. Верочка останавливается передохнуть и слушает жалобные детские вопли. Потом она достаёт из кармана яблоко и протягивает его малышу. Тот отталкивает её руки и заливается плачем ещё громче.

«Не надо ничего ему давать», – прикрикивает на Верочку мамаша, – «Не нужно ему ваше яблоко».

Верочка держит фрукт в руке и заворожено смотрит на него, словно на великое произведение искусства. Произнесёт ли кто-нибудь в здравом уме такую же фразу, какую сказала сейчас ей эта молодая женщина, через полгода после этого момента?

Ночью она смотрит по телевизору последние новости. Перевернувшиеся машины, пожары, встречи глав государств, спортивные победы и поражения, – всё, как обычно. Но она вдруг замечает, что с экрана полностью исчезла реклама фруктового сока – та, где жизнерадостная семья из пяти человек тепло обнимается на фоне цветущего яблоневого сада. Да уж, в доме повешенного не говорят о верёвке…

Перед сном Верочка ещё раз проверяет состояние веток. Те, которые стоят в кувшине и ведре, выглядят так же, как в первый день, когда она поставила их в воду. А ветки в аквариуме уже явно начинают портиться: с них тонкими ломтиками облезает кора, и вода в ёмкости становится мутной. Через несколько дней могут загнить. Наверное…

Прежде чем лечь спать, Верочка тщательно проверяет, заперта ли входная дверь. Может, врезать дополнительный замок? И надо бы купить крысиного яда, не хватало ещё пережить нашествие мышей. Пережить… Это слово помимо её воли звучит в Верочкиных ушах. Пережить. Надо пережить…

4

Утром Верочка просыпается от раздражённой брани дворника, водружающего на флагшток, расположенный рядом с её кухонным окном, праздничное полотнище. Ему мешают дотянуться до стены сухие ветки, и он, возмущаясь тем, что исколол себе руки, насылает на них всяческие проклятия. Верочка саркастически усмехается.

Сил идти по магазинам уже нет совсем. Тело болит, мышцы ноют и мелко подрагивают. В пятницу и субботу она взяла отгулы, а завтра первое мая, так что вчера и сегодня тоже оказались нерабочими днями: правительство совместило выходные и праздники, и получились небольшие каникулы.

В голове уже несколько дней звучит на разные голоса одна и та же фраза: «На всю жизнь не напасёшься, на всю жизнь не напасёшься». Раздавшаяся в первый раз, как оглушительный раскат грома, она приобретает всё новые и новые оттенки, и сейчас в ней слышны издевательски-насмешливые интонации. На Верочку наваливается новая боль, она зарождается где-то внутри, в районе солнечного сплетения, и разливается по телу пульсирующими волнами. Прижимая к груди подушку, Верочка зажмуривается и накрывается с головой одеялом.

Перед её глазами возникает разноцветная картинка пищевой цепочки, висящая в кабинете биологии на пятом этаже. На ней в весёленьких рамочках последовательно слева направо изображены ярко-зелёный куст с крупными белыми цветами, такого же размера пёстрая корова, жизнерадостно скалящий зубастую пасть серый волк, стройный белоголовый орлан, гриб с блестящей коричневой шляпкой и нечто бесформенно-розовое, символизирующее собой огромного микроба, пожирающего в конечном итоге все предыдущие элементы цепи. Все изображения подписаны: «продуценты», «консументы» – первичные, вторичные, третичные – и в самом конце «редуценты». От одной картинки к другой тянутся стрелочки, а между звеньями нагло и уверенно вклинивается горбатый гриф-стервятник – представитель «детритофагов». Это слово не нравится Верочке: детритофаги – пожиратели падали. Также Верочке не нравится, что на учебном плакате нет изображения человека.

Сейчас в Верочкином воображении место цветущего куста занимает большой горшок с засохшим фикусом из кабинета биологии, а потом этот же горшок, проскакав через все картинки, оказывается надетым на голову грифу-стервятнику, и тот лохматой когтистой лапой безуспешно пытается стянуть его с ободранной шеи.

Верочка ехидно хмыкает и выбирается из-под одеяла. По всей комнате, в коридоре, в прихожей несколькими этажами громоздятся друг на друге коробки, тюки, мешки с продуктами. Она уже не помнит, сколько сделала ходок. Поначалу планируя и записывая запасы закупаемого продовольствия, в конечном итоге она отказывается от этой мысли и сгребает с полок окрестных магазинов всё подряд: что полегче, поближе, попроще, подешевле и самое главное – посытнее. Свободное место теперь есть только на балконе, но туда Верочка ничего не складывает специально: увидят… Она с неудовольствием вспоминает вчерашний пристальный взгляд соседки на её тяжёлые баулы, когда они с ней в который уже раз сталкиваются днём у входной двери подъезда. Хорошо, что соседка не знает про лежащий в глубине одной из сумок приобретённый в спортивном магазине ледоруб…

Верочка ставит на плиту чайник и, протянув куда-то руку, берёт ближайшую пачку сухарей. Потом выглядывает из окна на улицу и наблюдает, как сосед с верхнего этажа ходит по газону, аккуратно отстригая от кустов и деревьев мёртвые полуметровые ветки. От мысли о том, что она уже не является одной из немногих, кто посвящён в тайну, Верочке становится немного легче.

В мусорном пакете у кухонной двери со вчерашнего дня лежат её ветки. Кора тех, которые она погрузила в аквариум целиком, то ли сгнила, то ли полурастворилась в мутной воде: она стала серой и расползлась на отдельные рваные лохмотья, но без характерного для разложения запаха. Те же, которые стояли в ведре и кувшине как букеты, сверху остались без изменений, а снизу их поверхность точно так же испортилась под действием воды, не помог и аспирин.

Верочка понимает, что ставить эксперимент в стеснённых домашних условиях больше нет никакого смысла. Она выходит во двор и, не поднимая глаз, проносит в сторону помойки огромный, оставляющий за собой мокрый след пакет с торчащими из него сверху и через многочисленные дырки ветками, буквально всем телом чувствуя на себе пристальный немигающий взгляд соседа.

«Сейчас по магазинам побежит», – догадывается Верочка, и её предположение оказывается правильным. В этот вечер и на следующий день она наблюдает всё увеличивающееся количество людей в окрестных супермаркетах, палатках и просто на улицах. Люди снуют туда-сюда с сумками, пакетами, тележками. Молча. Почему-то все ходят молча и не глядя друг на друга. Верочка и сама не испытывает ни малейшего желания общаться с кем бы то ни было. А в фильмах-катастрофах обычно показывают, как люди собираются все вместе и борются с катаклизмами сообща… Хотя с чем сейчас можно бороться?

В четверг Верочка не выходит на работу и вообще уже никуда не выходит. Окрестные магазины либо закрыты, и со стороны их служебных входов идут оптовые погрузки продовольствия в машины с заляпанными грязью номерами, либо от самого порога на несколько сотен метров тянутся огромные молчаливые очереди. Никто ей не звонит и не интересуется, что с ней происходит. С самого раннего утра и весь день она наблюдает в окно, как по улицам одна за одной тянутся в сторону области тяжело гружёные, забитые людьми и продуктами машины. Семья из соседнего дома тоже собирается в путь. Мамаша устраивает на заваленные сумками задние сиденья тепло одетых близняшек: годовалых мальчика и девочку. Отец возится с прицепом, туго затягивая его сверху вторым слоем брезента. Под брезентом – несколько сотен полуторалитровых пакетов стерилизованного молока, того, которое хранится шесть месяцев.

К вечеру Верочка завешивает оконные проёмы и балконную дверь старыми шерстяными одеялами.

Несколько дней ничего не происходит. По телевизору работают только два музыкальных канала, которые Верочка включает на минимальную громкость, за закрытыми окнами тоже тихо. На улицу Верочка не показывается, а на ночь оставляет зажжённым у изголовья кровати слабый пятнадцативаттный ночник.

Одиннадцатого мая около полуночи Верочка слышит со стороны соседской квартиры дикий женский крик. Он словно разламывает пространство на части, проникает сквозь стены и предметы, отдаваясь в Верочкином черепе дрожащим резонансом. На плохо слушающихся ногах она подходит к балкону и неловко, с клочьями, оторвав от рамы прибитое к ней одеяло, распахивает настежь балконную дверь. Кричит соседка Валя, тридцатилетняя женщина, переехавшая в их дом в прошлом году с мужем и четырёхлетним сыном. Через открытое окно соседской квартиры, словно из пыточных казематов, несётся на улицу вопль отчаяния и боли.

В соседних квартирах люди по очереди открывают окна и балконные двери. Медленно, словно во сне, поворачивая голову направо-налево, Верочка замечает то одного, то другого. Из распахивающихся окон на улицу падают полосы тусклого света.

Истошный Валин крик постепенно переходит в вой, потом в протяжный стон и, наконец, в приглушённые захлебывающиеся всхлипывания. «Валя, Валечка», – слышится теперь голос её мужа, пытающегося утихомирить плачущую женщину: «Тише, Валя, Ваньку разбудишь».

Спустя некоторое время, успокоив жену, он выходит на балкон, и Верочка слышит его хриплый подрагивающий шёпот: «Это… Плохо чувствует она себя… Голова, вроде, болит». Не поворачиваясь в его сторону, она молча кивает в пространство.

Потом поднимает глаза кверху и впервые в жизни возносит к небу благодарственную молитву: «Господи, спасибо тебе за то, что у меня нет детей! Спасибо за то, что я не буду вот так же кричать над постелью своего ребёнка, зная точно, что через некоторое время ни за какие деньги, никакой ценой не смогу достать ему пропитание…»