Небо над Патриаршими

Это было очередное подтверждение, что с государством не стоит играть в азартные игры. Тем более, – не зная правил. Ведь есть частные корпорации с десятком акционеров, а есть многомиллионный народ, составляющий государство. Их интересы редко совпадают, точнее сказать, – не совпадают никогда. Одним нужна власть, величие и прибыль, другим – спокойная жизни, крыша над головой, стабильная работа, свободное время, чтоб разводить рассаду на подоконнике. Поэтому первым приходится придавать своим действиям форму защиты, а не нападения. Тогда вторые, – те, кто не хотят нападать, вынуждены будут встать на защиту. Себя, своего спокойствия, своей рассады на подоконнике…, и они сделают это с готовностью.

Найти того, кто выступит провокатором, – особого труда не требуется. Достаточно найти слабого и довести его до отчаяния.

Отчаяние нахлынуло ближе к ночи.

Когда я снова вернулась в четыре стены.

Чертовы ночи! Чертовы стены! Чертовы провокаторы!

Как же я ненавижу весь этот бред!

Я прямо-таки чувствую, как эта тупость закупоривают мне сосуды. Проникает сквозь поры и не дает дышать. Где мне взять силы, чтоб оставаться доброй? Когда мне стало на все наплевать? Когда мне надоело все, что происходит? Все, что я вижу?

В организме с хроническим неврозом чуткость восприятия отрубается дабы не перегреть систему. И вернуть ее к жизни можно, разве что, двойным разрядом. Тогда-то и пришло решение набрать номер с визитки по утру…

///

Утро Константина Викторовича начиналось с чашки горького кофе, перепалки с домработницей и забористой сигареты. Накидывая на ходу бомбер, он утопил кнопку лифта. Двери разъехались. Он уже готов был ворваться, но резко остановился, – внутри с упоением целовалась парочка подростков.

«Старею», – плюнул он мысленно, отступил назад и пошел в итоге пешком.

На улице его поджидал служебный роллс ройс. Они уселся на заднее сидение и профессионально откинулся на спинку.

Здесь и настиг его мой неизвестный еще номер.

Дата приема была озвучена незамедлительно. Место и время выбора подходящего наряда – следом. И я последовала…

///

Огромные светлые комнаты с высокими потолками, антикварная мебель, картины импрессионистов на стенах. Всюду шныряли официанты. Все убранство кричаще демонстрировало уровень жизни с присущей ей роскошью. Меня никогда не смущала подобная пестрота антуража, скорее раздражала роговицу глаз при долгом пребывание в ней, – слишком уж ярко. А однородная масса фраков вперемешку с изысканными платьями, – сплошь черными, – лишь придавала ей большей контрастности. Нанятому «менеджменту» всегда заранее прописывают дресс-код. Как и речь. Как и мнение…. Как у них могут быть «свои», собственно, мнения, если финансируются они получают в одном «окне»? Все это труппа одного театра. Яркая, сильная, языкастая труппа, – бесспорно. И играет правдоподобно, но все же заученный и отрепетированный заранее репертуар.

Я неспешно сканировала глазами зал, не переставая улыбаться вспышкам фотокамер и насмешливым взглядам, обстреливающих меня с первого минуты нашего появления. И силилась понять, какая роль отведена мне в этом спектакле.

Кто я здесь, зачем и что мне делать, – в таких местах не спрашивают. Я и не спрашивала. Марионетки всегда нужны для выполнения грязной работы, чтобы манжеты «миротворца» оставались сухими и чистыми.

“Миротворец” Константин не спрашивал. Всем своим видом он демонстрировал сухость манер и чистоту намерений. В каждом жесте читалось, – он хозяин. Жизни, кампании, каждого момента. И, конечно, всего, к чему прикасался. Он держала меня под руку и увлекал за собой каждым движением. Чрезмерно утрировано, мне казалось порой. Возможно, казалось. Возможно, нервы. Обстановка была новая и, мягко выражаясь, не особо приятная. Однако я не колебалась, – поступала в итоге так, как научила жизнь: задавать меньше вопросом, не высовываться и делать свое маленькое дело. Я встряхнула волосами и поправила перекинутый через руку пиджак. Он не был мне нужен – погода стояла шикарная. Просто рука привыкла, что в ней что-то есть.

– Да, угрозы для тебя здесь немало, – сказала я ему сквозь зубы широко натянутой улыбки.

– Серьезно? – удивился он.

– Абсолютно, – подтвердила я.

– Не понимаю, – он повернул лицо в мою сторону и чуть наклонил голову.

Я потянулась к нему, придавая взгляду, как можно больше тепла: – Не об этом сейчас. Улыбайся, ты же – на светском мероприятии.

– Я не понимаю, – едва уловимая нотка наигранной растерянности скользнула на дне его глаз.

– Не об этом сейчас, – подыграла я. – Улыбайся. И выпрямись. Осанка, говорят, олицетворение внутренней силы и выносливости.

Он демонстративно выпрямил плечи, приобнял меня за талию и подставил лицо вспышкам очередного папарацци. Я почувствовала, как его рука на моей бедре сжала кусок материи. Ответным жестом я уложила кисть на его плечо и вытянулась на оси, сокращая тем самым и без того малое пространство, между нами.

Все эти светские мероприятия… все эти разыгрываемые мизансцены… Способ потакать значимости каждого наполняющего это пространство. И мы были сейчас не исключение.

– Что ж вы снова-то, Константин Викторович? Не успели оправить репутацию после предыдущей шумихи, так опять! – скользкой насмешкой крякнул не моложавый господин, кивая в мою сторону. – Даже спутницу свою не вооружили по заданной теме. Правилами этики не снабдили.

– Я – и есть оружие, – бесцеремонно ответила я, слегка утомившись от цирка на заданную тему. – Детонирую без промедления. И без правил. Особенно на чрезмерное хамство и бестактность. Даже под слоем этики.

Повисла емкая пауза. Я деликатно кивнула и поспешила оставить заунывную компанию.

– Ты специально одобрил мой светлый образ, заранее зная, что мероприятие проходит формате “Black tie”[2 - “Black tie” (Блэк тай, буквальный перевод «черный галстук») – один из самых строгих видов дресс-кода, основа которого – черная классика.], – спросила я, повернувшись, когда он поймал меня под локоть на выходе.

– Ты была слишком очаровательна. Я не смог устоять, – ответил он с максимальной небрежностью и потянул к себе.

– Иными словами, тебе нужна была “Белая ворона”, чтобы выделиться?

– Скорее лебедь, – улыбнулся он и аккуратно поправил прядь волос, упавшую на лоб. – Хоть что-то светлое в этом смердящем мраке.

– Поистине, пижонство не имеет возрастного признака, – усмехнулась я, накидывая пиджак на плечи, и махнула швейцару знаком подать машину.

– Ты уже уходишь, – не унимался он.

– А есть смысл оставаться? – усмехнулась я.

– Нашла же смысл прийти, – улыбнулся он ответным оскалом.

– Посмотреть, как ты ловко играешься людскими судьбами, разве что, – я пожала плечами. – Увлекательное шоу, жаль, не ново.

Он посмотрел на меня с ноткой презрения и фыркнул:

– Вот, только не начинай. Хотя бы ты не начинай. Устал я от этой нищебродской компетентности.

– Так отдохни, – я парировала натиск. – В своей внутренней пустоте. Она же в тебе необъятная. – Я чуть приблизилась к нему, уперла палец в область его солнечного сплетения и заглянула в глаза. – Там ведь пустота, не так ли?

Он молчал, продолжая сверлить меня оскалом.

– Пустота, – ответила я подобным оскалом, слегка кивнув. – Внутри таких, как ты – пустота. Серость. А в серости же нет места краскам. Так, – оттенки, не более. И с темнотой тебя не смешать, и светом не разбавить.

Я затихла, набирая новую порцию воздуха в легкие. Он по-прежнему молчал. Он выжидал, когда жертва выдохнется, ослабеет, чтоб потом без усилий скрутить ее в своей власти. Известная методика. Действенная. Я понимала, что он делает. Мне не составило труда подыграть ему.

– Такие как ты не меняются. Таких нужно менять, – заговорила я снова. – И лучше до того, как попадаешь под влияние их шарма, харизмы и обаяния.

– Ты боишься меня, что ли? – заговорил он, накрывая мою руку ладонью и распрямляя упертый в него палец.

– Нет, не боюсь, – я мягко покачала головой. – Чего тебя бояться? Даже самый сильный, суровый и влиятельный человек с кем-то должен быть мягким и заботливым. Будь со мной, если осмелишься.

Я вынула свои руку из-под его ладони, обхватила его скулу и провела большим пальцем по губам, чуть надавив, обнажая тем самым ряд его безупречных белых зубов. Он поддался посылу и раскрылся своей улыбкой хищника. Я клацнула челюстью в ответ и улыбнулась левым краешком рта.