У каждого свой крест

– Что-нибудь серьезное? Элла больна? – Виктор Леонидович не скрывал тревоги и беспокойства.

– Нет, не в этом дело. Мне надо кое-что вам сообщить. Жду вас в любое время, я знаю, что вы человек занятый. Я буду в поликлинике до семи, подъезжайте.

Через пятнадцать минут Виктор уже входил в кабинет своего хорошего знакомого, прекрасного специалиста, заведующего терапевтическим отделением спецполиклиники Геннадия Дмитриевича Орлова.

Тот поднялся навстречу, пожал приятелю руку и предложил присесть. Виктор внимательно вглядывался в его лицо, пытаясь понять, насколько серьезный разговор предстоит им обоим. Его беспокоила мысль о том, что из-за гастрита его бы вряд ли пригласили для конфиденциальной беседы. Но Геннадий был спокоен, и выражение его лица было совершенно обыденным.

– Виктор, дорогой мой, ты от меня ничего не скрывал? Я знаю, что вы с женой были в Москве пару недель. Если не секрет, что это была за поездка?

– Не секрет. Жена поехала навестить подругу, там она заболела и попала в больницу, я поехал туда, чтобы привезти ее. Мы вернулись, когда она немного поправилась. А что?

– Твоя жена беременна. Я говорю тебе об этом, так как она тоже не собиралась от тебя этого скрывать, и я понял, что вы в Москве, скорее всего, осуществили искусственное оплодотворение. Так ведь? Элла Григорьевна, правда, умолчала об этом, но я не пойму, что за секреты, почему ты мне ничего об этом не сообщил?

Виктор обомлел. Эта новость буквально пригвоздила его к месту, лишила дара речи и возможности соображать. Он чувствовал, как горячо и громко стучит у него в висках, и еще он ощутил острую колючую боль где-то в районе сердца. Он испугался.

– Гена, ты что, серьезно?! Элла беременна? Но врачи нам сказали, что ничего не получится и… вообще… мы уже и надеяться перестали. Элла так плакала, у нее была депрессия на этой почве. И вдруг… А ты уверен?

– Да, черт тебя побери, рохля несчастный! Уверен! У твоей жены уже шесть недель беременности. Она в прекрасной форме, рожать может, хоть завтра, а ее теперешнее состояние – это всего навсего банальный токсикоз. Неужели не допетрили? Тоже мне, родители.

Орлов разговаривал с Виктором в игривом тоне, но от этого у него не становилось легче на душе. Наоборот, его охватила непонятная тревога, но он подсознательно чувствовал, что должен врать, подыгрывать приятелю, только бы правда со всей своей ужасной неприглядностью не всплыла наружу и не стала достоянием гласности.

Совершенно ошеломленный, уничтоженный и морально подавленный, Виктор отправился домой. Машину он отпустил, сходить с Геннадием выпить за удачу он отказался, решил пройтись пешком и обдумать ситуацию. Подумать было над чем.

Конечно же, Элла не захочет рожать этого ребенка, об этом не может быть и речи, но вот как избавиться от него, если Геннадий так настроен, и Виктор оказался совершенно неспособен на то, чтобы выдвинуть какую-либо другую версию. Да и что здесь можно придумать? Как ни крути, а самый лучший вариант это тот, который предложил Орлов. Конечно же, искусственное зачатие. Только теперь-то что? Передумали, испугались, расхотели? Надо что-то придумать, и это что-то необходимо обсудить с Эллой. Она наверняка что-нибудь уже сообразила.

Элла встретила мужа торжественно и сияя. Она вырядилась в одно из самых своих красивых платьев, сделала прическу, макияж и выглядела на все сто.

– Дорогой! – торжественно произнесла она, когда Виктор появился в дверях. – Если ты бегал по городу в поисках облепихового масла и поэтому задержался, я хочу тебе сказать, что оно уже не актуально.

– А что актуально? – спросил он ей в тон.

– А вот угадай? Посмотри на меня и угадай. Посмотри повнимательней на мои груди, на мой живот, хотя он, конечно, еще не изменился, но вот груди-то, груди! Глянь! – и она обтянула свой бюст красивым эластичным трикотажем, из которого было сшито ее платье, и ему действительно показалось, что они стали округлее и полнее.

Элла подошла поближе и обхватила мужа своими нежными руками. От этого прикосновения у него закружилась голова. Он уже забыл, когда последний раз она была так ласкова с ним.

– Дорогая моя, как же я по тебе соскучился, вот такой, нежной и ласковой. Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Виктор, растроганный до глубины души благодушным настроением жены.

– Конечно, я прекрасно себя чувствую! А что? Разве есть повод грустить? – ответила Элла вопросом на вопрос.

– Да нет, просто я подумал, что ты слегка перевозбуждена. Не волнуйся, я все знаю, я разговаривал с врачом.

– Вот и отлично, значит мне не надо ничего объяснять тебе. Видишь, как все получилось? Кто бы ожидал? Ну что ж, против судьбы не пойдешь. Так значит у меня на роду написано.

Виктор подошел, обнял Эллу за плечи и усадил на диван рядом с собой.

– Ничего, дорогая, не переживай. Я найду возможность устроить все в Москве. Возьму отпуск. Мы поедем туда вместе, сделаешь аборт, пробудешь в больнице столько, сколько необходимо и вернемся назад. А может еще время останется съездить к морю? Как тебе такое предложение?

Элла резко повернулась и уставилась на мужа полными ужаса глазами. Она явно хотела что-то сказать, но ее попытка не удалась, пара глухих невнятных междометий, а затем она сорвалась на плач. Виктор испугался.

– Элла, любимая моя! Что ты так расстроилась? Это ведь пустячная операция, ну неприятно, конечно, но не смертельно. И я буду рядом. Не плачь, я прошу тебя, – пытался он успокоить Эллу.

Вдруг она резко встала, вытерла глаза кружевным платочком и взглянула на него твердо и решительно, даже с неприязнью, как показалось Виктору.

– Я, честно говоря, не понимаю, о чем ты говоришь! – вдруг заявила она каким-то чужим визгливым голосом. – Я намерена рожать этого ребенка. Бог дал мне шанс стать матерью может быть единственный раз в жизни, и я не хочу этот шанс упускать, понятно? Я буду рожать! Можешь выгнать меня из дому, беременную, но я от своего решения не отступлюсь. Или ты будешь мне теперь эту беременность в вину ставить?

Виктор потерял дар речи. Он смотрел на жену глазами, полными ужаса, и пытался угадать, не сошла ли она с ума. Рожать ребенка, зачатого после грубого изнасилования, в состоянии алкогольного опьянения, стресса и с риском для жизни – это ли не безумие? Нет, это только Элла могла додуматься до такого! И сколько настойчивости в ее голосе, сколько протеста здравому смыслу. Виктор почувствовал тошноту. И снова закололо сердце.

– Элла, ты не больна, случайно? Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что полноценного ребенка ты вряд ли родишь, учитывая небезызвестные тебе обстоятельства. И что мы потом с ним будем делать? Нам еще Павлика поднимать. Можем ли мы рисковать так своей и его судьбой? Не может быть и речи о том, что я пойду на этот безумный шаг и дам тебе свое согласие. Одумайся и собирайся в Москву. Мне надо оформлять отпуск, тянуть нельзя, у нас в запасе не больше месяца на все про все.

С этими словами Виктор Леонидович вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь, дав таким образом понять Элле, что разговор окончен. Она осталась стоять в агрессивной, но совершенно беззащитной позе, из глаз ее катились крупные слезы, а руки были сжаты в кулаки.

– Нет! Я никуда не поеду! Делай со мной, что хочешь. Это мой ребенок, и я не позволю его убивать! Пошел ты к черту со своей Москвой и со своим абортом! – последнюю фразу она выкрикнула уже в коридор, открыв настежь дверь, так, чтобы муж слышал ее.

Затем она вернулась в комнату, упала на диван и громко зарыдала. Виктор к ней не подошел, но Галина Федоровна не могла больше терпеть этой сцены, она села рядом и стала гладить Эллу по волосам. Это ее немного успокоило. Все еще громко всхлипывая, она села и сказала:

– Я беременна, так получилось. Виктор знает, что и как произошло, а рожать мне не дает. Скажите ему, я умоляю вас! Пусть он вас послушает. Я так хочу ребенка!

– Хорошо, хорошо, милая. Я поговорю с ним. Успокойся. Хочешь рожать, значит надо быть спокойной, беречь ребеночка, а то можно ему навредить. А за Павлика не беспокойся. Он мне как сынок. Я его выхожу, помогу тебе. Мне своих внуков еще долго не видать, мои-то с этим не торопятся. Деньги зарабатывают, им не до детей. А тебе сам бог велел, рожай на здоровье. Смирится Виктор Леонидович, грех это, жену против воли на аборт тащить. Я в ваши дела вмешиваться не хочу, но с ним поговорю.

Виктор не спал всю ночь, он слышал, как беспокойно спала Элла в соседней комнате, иногда всхлипывая, то ли во сне, то ли наяву. Ему стало ее жалко. Осторожно открыв дверь, он вошел к ней в спальню и увидел, что она не спит. Включен ночник, на тумбочке бокал с недопитым вином и плитка шоколада. Элла полусидела в кровати, листала какой-то журнал, и глаза ее были мокрые от слез.

– Ну чего ты себя изводишь, Элла? Так же нельзя! Ну что вот ты сидишь, пьешь, плачешь? Ты что, ребенок что ли? Давай- ка я уложу тебя, горюшко ты мое.

Он подошел к жене и попытался забрать у нее журнал, но она резко отдернула руку. Он тем не менее журнал забрал и сел рядом. Элла смотрела на него исподлобья, недоверчиво и зло.

– Не злись. Я тебе зла не желаю, ты прекрасно это понимаешь. Я очень люблю тебя, но у нас обоих сейчас сильная душевная травма. Разве способны мы принимать верные решения в таком состоянии? Кто из нас ошибается, ты или я?

– Виктор, скорее всего, ошибаюсь я. Я понимаю, что ты не можешь, физически не в состоянии хотеть этого ребенка. Но я его хочу. Мне все равно, от кого он, как он попал ко мне в нутро, но я испытываю удивительное чувство, ни с чем не сравнимое чувство, тебе, как мужчине, этого не дано понять. Поэтому смирись. Хочешь, давай расстанемся, но аборт я делать не буду.

Элла произнесла свою речь твердо и упрямо, глядя мужу в глаза, и Виктор Леонидович понял, что его партия проиграна. Он обречен на то, чтобы вновь стать отцом чужого ребенка, и опять по прихоти своей жены, которая строила их жизнь по своему усмотрению, совершенно не считаясь с его желаниями и здравым смыслом.

6

Элла переносила беременность на удивление легко. Токсикоз прошел быстро, и уже к концу третьего месяца совсем перестал мучить ее. Она порозовела, похорошела, и характер ее заметно изменился к лучшему. Элла стала мягче, сговорчивее, и Виктор Леонидович немного расслабился.

Конечно, он все еще чувствовал обиду, которая как заноза сидела где-то глубоко и постоянно напоминала о себе. Но он старался ее не замечать. Его семейное спокойствие было ему дороже собственного самолюбия, через которое он переступил, дав свое согласие на то, чтобы его жена вынашивала этого чужого, совершенно нежданного ребенка. Мысль о нем не доставляла никакой радости оскорбленному Виктору, но он все же прятал эти чувства от жены, надеясь на то, что все как-нибудь изменится. В первую очередь он надеялся на изменение своего настроения и отношения к будущему ребенку. Пока у него это не получалось.

Элла же наоборот, буквально порхала, на сколько это было возможно в ее положении. Она постоянно говорила о малыше, покупала пеленки, распашонки, игрушки, погремушки, и всего этого было уже чересчур много. Беспокоило Виктора отношение его жены к сыну. Было очень заметно, как она охладела к Павлику. Ему уже пошел второй год, он требовал очень много внимания и заботы, но все это исходило в основном от Галины Федоровны. Она все чаще и чаще забирала малыша к себе, и Виктор Леонидович стал возражать.

– А что такого, я не понимаю? – вопрошала Элла. – Ребенок под присмотром, Галина его кажется обожает, что тебя не устраивает?

– По-моему, мы его родители, а не Галина. Она помощница тебе всего лишь, почему же ты все свалила на нее? – отвечал ей муж с недовольством в голосе.

– Знаешь что, если тебя что-то не устраивает, ищи возможность, как ухаживать за ребенком самому. Я не в состоянии, как ты сам понимаешь. Мне и так тяжело. Мне его ни на руки не поднять, ни в кроватку не положить, ни на улицу не вынести. Ты что хочешь, проблем с моим здоровьем?

Виктор Леонидович был возмущен до глубины души такой постановкой вопроса. Он понимал, что произошло, и это пугало его. Скорее всего, Элла просто разочаровалась в своей идее усыновления, и теперь искала выход из создавшейся ситуации. Нужно было срочно принимать меры и дать ей понять, что так поступать нельзя. Ребенок не собачка и не котенок, заведя которого можно передумать и вернуть его прежним хозяевам. Он постарался успокоиться, выждал паузу и сказал:

– Послушай, Элла. Мы имеем сына и несем за него такую же ответственность, какую будем нести и за следующего. Ты не можешь пренебрегать Павликом только потому, что ожидаешь второго ребенка, это тебе скажет всякий, да ты и сама это прекрасно понимаешь. Так что будь добра, выполняй свои материнские обязанности как положено.