Велесова ночь

– Узнать мне удалось немногое, но вроде вражда эта давняя и началась в последнем литовском походе Михаила Степановича. Вроде как воевода обвинил нашего дворянина в болтливости, и вроде бы как из-за этой несдержанности какой-то очень близкий воеводе человек погиб.

– Важный человек?

– Как сказать, – пожал плечами молодой дьяк, – звали этого человека Антип Сицкий, рода никакого, отец вроде батюшкой в одном из Дорогомиловских сел был, точно не ведаю, но воевода Сицкого отличал. Но дело это давнее, воды много с тех пор утекло…

– Для тебя, может, и утекло, а для воеводы, похоже, нет, – задумчиво произнесла Софья.

– И еще одно сведение немаловажное, – добавил Гусев. – Бориска Холмогоров работал в приказе Большой казны, в столе Михаила Степановича.

Софья внимательно посмотрела на своего помощника.

«Что ты задумал, зачем тебе этот Лыков сдался?» – пронеслось у нее в сознании, но вслух произнесла совершенно другое.

– Какая может быть связь между дворянином и никому не известным писарем?

– Бориска Холмогоров приходился родным сыном покойному боярину Прокопию Холмогорову, войсковому товарищу Михаила Степановича. Они вместе на Литву ходили, да только из того последнего похода Холмогоров-отец не вернулся, поэтому Михаил Степанович сыночка-то к себе и взял. Так что связь-то есть, да только о чем она говорит?

– Ты сказал, что Лыков небеден?

– Какой небеден! Богат Михаил Степанович, очень богат. Благодаря жене возвысился, Прасковья Игнатьевна засиделась в свое время в девках, сватов никто засылать не торопился, что говорить, ни красоты, ни богатства, одно имя да дедовская слава. Да не одна она на дедовской славе далеко уехала, – болтал Гусев.

Зоя внимательно посмотрела на дьяка. Скрывалась ли за этим замечанием какая-либо двусмысленность или нет. Не пытался ли таким образом он намекнуть на ее собственное положение до замужества. Она на всю жизнь запомнила насмешки, косые взгляды, откровенные издевательства итальянских аристократов. Конечно, что она, Зоя Палеолог, могла предложить будущему мужу: отблески былого величия и права на несуществующую корону. Хотя блеск и великолепие исчезнувшей Византии могли помочь Московии стать другой страной. Софья улыбнулась. Во всяком случае, доверять в этой стране она не могла никому. Только Анне, своей верной соратнице, и то не во всем… Это она твердо усвоила. А Гусеву раздражения своего не показала, продолжая благожелательно улыбаться.

– Хорошо, приму твоего дворянина, а сейчас отправь за Анной… Хотя нет, отправь за Анной, а потом и Лыкова. А верховной боярыне передай, чтобы не медлила!

* * *

Палата, отведенная Софье для приема, была значительно меньше тронного зала Великого князя. Но дела здесь решались не менее важные. И как бы не шушукались и не злословили бояре за спиной, но на поклон к княгине приходили. Пока немногие, кто победнее да ниже родом. Другие же гордо отворачивались от чужестранки, надеясь, что вековое, исконное победит пришелицу и развеются византийские козни как дурной сон. Софья наблюдала за всеми потугами бояр спокойно, играя то роль покорной жены, то величавой нездешней королевы, то приветливой и радушной хозяйки, то легкомысленной болтушки, то богобоязненной и смиренной православной.

Вошедшая вслед за Лыковым Анна внимательно окинула взглядом палату и улыбнулась. Она уже привыкла к ролям Зои Палеолог и ее потрясающему таланту актрисы. Иногда ее восхищало это умение Софии вживаться в любой, самый неожиданный образ, иногда раздражало, а иногда пугало. Софья была потрясающе, дьвольски умна. Казалось, вся знаменитая византийская хитрость, изворотливость, умение скрывать свои намерения, плести дворцовые интриги и, главное, отточенное веками искусство коварства воплотились в последней наследнице престола тысячелетней империи. Анна улыбнулась про себя: силы привыкших к почету, извечному порядку бояр и иноземки были неравными. Даже если внешне и казалось, что ничего не изменилось, роковой отсчет времени уже начался.

Вот и сейчас Зоя играла роль добродушной королевы. Она сидела на своем, специально для нее изготовленном стуле с высокой узорчатой спинкой и изящно изогнутыми подлокотниками. Глубокого синего цвета атласный летник с воротом и вошвами золотого шитья удачно подчеркивал удивительно белую кожу государыни и ее огромные карие глаза. Сразу по приезду в Московию Софья спрятала все итальянские наряды и стала одеваться на русский манер, как и подобало жене великого князя. Впрочем, просторное, широкое русское платье как нельзя лучше подходило Софье, скрывая излишнюю полноту. Если в Италии ее находили слишком толстой, то московитянам она пришлась вполне по вкусу.

Лыков неловко, словно потешный медведь на ярмарке, вошел и замялся. Потом постарался поглубже наклониться, внутренне проклиная бедственное свое положение. Если бы не Вася, стал бы он перед наглой чужеземкой шапку ломать?! Зоя же внутренне улыбалась, видя старания дворянина. "Видимо, и на самом деле нужда человека прижала, если он так передо мной через силу кланяется". Но принимала ласково и даже завела неторопливую беседу. А тот, сам того не замечая, рассказал все как на духу: и про Васину неудачу, и про ссору с Дорогомиловым. Внимательно слушала Зоя, размышляя, какую пользу может принести этот увалень. Еще раз задумалась о проекте Альбинони и вспомнила, что итальянцы хотели съехать от бояр Беклемишевых и просили княгиню подобрать им другой дом. Причину такой перемены в настроении собственных гостей искать ей было недосуг, но найти им новое место жительства было делом нелегким. Постоялые дворы в Москве ни чистотой, ни комфортом не отличались, гостевые палаты дворца сгорели в недавнем пожаре… Внезапно идея промелькнула в сознании княгини, и она улыбнулась. Лучше не придумаешь.

– Ты знаешь, что строительство большое по Москве идет. Хочешь быть полезным, – медленно произнесла она, – тогда прими гостей моих как своих. Архитектора Луиджи Альбинони с его младшим братом Лоренцо. Они остановились у Беклемишевых, но хотят съехать от них. Вот у меня и просьба к тебе – прими их у себя, пока палаты для моих гостей во дворце не достроят.

Лыков слегка оторопел от такой неожиданной просьбы, потом все-таки поклонился и как можно степеннее сказал:

– Как же не принять. Добрые гости всегда в пору, и любому хозяину честь ваших друзей привечать.

– Спасибо тебе, дворянин, твоей услуги я не забуду, – многозначительно произнесла княгиня.

– А как говорить-то с ними, толмача бы мне? – спохватился Лыков, – я заморским языкам не обучен как Беклемишевы.

– Не бойся. Они долго жили в литовском королевстве, так что русский знают лучше тебя, – сказала как отрезала Софья, всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена.

Лыков неуклюже раскланялся и вышел, осторожно притворив за собой дверь. По его недоуменному виду было понятно, что дворянин так и не решил радоваться ему или огорчаться. Во всяком случае, просьба Софьи ему показалась более чем странной, но высказывать свое удивление он не стал.

– И ты иди, на сегодня довольно, – обратилась тем временем Великая княгиня к Гусеву. Тот неторопливо собрался, старательно уложил чернильницу, перо, свитки в затяжной кожаный мешок. Глубоко поклонился и с достоинством вышел вслед за Лыковым. Анна спокойно наблюдала за всем происходящим. Она прекрасно знала, почему правительница захотела остаться наедине со своей верховной боярыней. Даже преданному Гусеву не полагалось знать то, что затевали две женщины. Слишком велик был риск.

– Почему ты решила отправить Альбинони к Лыкову, государыня? – не сдержала любопытства Анна.

– Считаешь, что я приняла неправильное решение?

– Скорее неожиданное, – пожала плечами Анна, – а твои решения очень редко бывают непредсказуемыми.

– Ты права, ничего внезапного в нем нет. Альбинони в любом случае захотели переехать от Беклемишевых, Лыков богат, для него гости – не обуза, он даже о содержании не поинтересовался. Другой бы на его месте сразу же о деньгах заговорил. Так что казне прямая выгода. Он – родственник воеводы Дорогомилова, но двоюродный брат его не очень-то жалует. А мне Дорогомиловские враги – друзья, столом в приказе Большой казны Лыков заведует важным, и потом, ты слышала о последних убийствах и в том, что меня в них обвиняют?

– Бабьи наговоры, – махнула рукой Анна, – стоит ли обращать внимание на всех этих сплетниц и их глупости!? Языком стену не выстроишь!

– Силу сплетен никогда не надо недооценивать! Стену язком может быть и не выстроишь, а вот подвигнуть на ее разрушение очень даже легко. Московиты меня не любят, я для них чужестранка, а от чужестранки до ведьмы – один шаг. Один из убитых: Борис Холмогоров работал в столе Лыкова. Есть ли связь между его убийством и местом, где он работал, не знаю, но ты это заодно и выяснишь!

– Что могу, то узнаю, – осторожно ответила Анна.

– Ну да ладно об этом, ты все расшифровала? – было видно, что наконец Софья спросила о том, что занимало все ее помыслы.

– Почти, – коротко ответила Анна, – только мне понадобится время.

– Почему? – зрачки Зои расширись от ярости.

Анна спокойно встретила пылающий взгляд великой княгини.

– Мне нужен переводчик с персидского. Искать знатока здесь опасно, да и вряд ли найдешь, только ненужные подозрения вызовешь. Вы знаете, что нам нужно быть осторожными. В Московии может быть и нет инквизиции, зато дыба и виселица существуют и вполне успешно действуют.

Софья склонила голову в знак согласия.

– Хорошо, действуй как знаешь и помни, что надежда у меня только на тебя. Иван Молодой растет, а Патрикеев с Курицыным на него прочно лапу наложили. Молодой князь им в рот смотрит и все как «Отче наш» повторяет. Случись что с Великим князем, нам темницы не миновать. В лучшем случае в монастырь постригут, а если… – княгиня не продолжила, только с усилием сглотнула ставшей внезапно вязкой слюну.

– Почему ты так не уверена в отношении к тебе Великого князя, государыня? – пожала плечами Анна, – после всего того, что ты сделала для Московии, князь тебе стольким обязан!

– Это ты так думаешь, – возразила Софья, – князь же никогда не вспомнит ни о моих советах, ни о моей помощи! Единственное, что имеет значение – это наследник. Иначе я – никто! Ты забыла, что женщина – существо низкое, она должна внимать мужу в безмолвии со полной покорностью.

– Не для всех! – упрямо возразила верховная боярыня.

– Для большинства женщина – порождение дьявола, без души и без разума, и не нам с этим сражаться. Единственное, что может придать мне силы и власти, – это сын. И ты мне должна в этом помочь, – спокойно и твердо ответила Софья, – у меня просто нет другого выхода. Иван любит нашу дочь, но она для него – забава. Елена никогда не сможет стать наследницей, будь она даже семи пядей во лбу, никогда женщина не сможет взойти на русский престол. Мне нужен сын!

Анна хотела возразить, что не может заменить Бога, но прекрасно зная легковоспламеняющийся характер государыни, предпочла промолчать. Была ей известна и страсть Софьи к магии. Еще в Ватикане будущая Великая княгиня московская регулярно посещала известного алхимика Веронезе, обращалась к целому сонму гадалок и предсказательниц, не чураясь даже черной магии. Даже вера в свое великое предназначение ей была предсказана гадалками, и она свято верила всему сказанному.

И еще одно. Анна прекрасно понимала положение Софьи. Слишком часто участь всех королев и знатных дам сводилась к единственному: бесконечному, изнуряющему деторождению, когда королева превращалась в постоянно брюхатую самку. Только самые сильные и выносливые могли утвердиться и укрепить свое влияние на государя. И, конечно, самое заветное место – вдовы и королевы-матери, когда, наконец, как зрелое яблочко упадет в руки долгожданная, зачастую ничем не ограниченная, власть. Как знать, может и Софья в глубине души своей чаяла именно этого. В любом случае Софья готова была на все, чтобы родить сына и возвести его на престол. Вопрос о средствах в данном случае не стоял.

* * *

Лыков вышел из дворцовых покоев в полной растерянности. Не знал, огорчаться ему или радоваться. Принять иноземцев, отчего же не принять. Авось не объедят, да только к чему это все? Что ж, хоромы у него такие, что и заморских гостей принимать не зазорно. Только бы не попасть впросак! Да и как понимать все это – как почет или ловушку? И чем им их житье у Беклемишевых не понравилось? Так и вернулся домой озадаченный. Рассказал все свое беспокойство жене. Та дворянина утешила, даже обрадовалась.

– Нечего тут голову ломать, время научит, что делать, – уверенным голосом заявила Прасковья, – да и всякому дню своя забота. Самое главное теперь придумать, как гостям Великой княгини угодить. А там все само собой образуется, и довольные иноземцы сами за Васеньку слово замолвят!

Засуетились, забегали в доме Лыковых. Ключница Варвара, высокая и дородная женщина лет сорока, руководила приготовлениями к приезду государевых гостей. После недолгого обсуждения решили отвести иноземцам лучший терем усадьбы. Поставлен он был в верхней связи боярских хором, в пол-яруса выше главной залы. Так гостям будет спокойнее и от домовой суеты подальше, рассудили Прасковья Игнатьевна и ключница. С утра дворовые девки вымели и выскоблили пол, застелили персидскими коврами, а в центр стол с блюдами из серебра и кубками из венецианского стекла поставили. Следом розового масла в светильники для хорошего духа подлили, в углах вышитые мешочки с чабрецом и полынью повесили, лучшие стулья с подушками из шелка принесли, а во второй половине две кровати с перинами и подушками из гусиного пуха разместили. Красота, да и только, так и царей принимать не зазорно!