– В Великий четверг брось деньги в воду и наговори на нее, – начала рассказывать бабуля. – Вымой этой водой сначала окна, затем двери и лишь потом пол. Пол надо мыть задом наперед, то есть от порога в комнаты. Заговор над водой читают 33 раза, сцепив мизинцы. Во время всех манипуляций ты должна быть в квартире совершенно одна и в полной тишине. Не бери телефонную трубку, не открывай двери, выдвори всех животных.
– У меня нет животных, – улыбнулась я.
– Не перебивай, – нахмурилась бабуля. – Будешь набирать заговор?
– Конечно, буду, – кивнула я.
– Так слушай. (См. книги Натальи Ивановны Степановой «Заговоры сибирской целительницы»)
– И еще ведаю один ритуал на Чистый четверг, – Лилия Васильевна положила ладонь на мое плечо. – Есть люди, которым постоянно не везет, так вот, им необходимо его знать.
– Даже так? – поразилась я и подумала о себе.
– Не гневи Бога! – нахмурилась мамина мама. – Среди твоих пациентов обязательно такой попадется.
Я с готовностью положила руки на клавиатуру.
– В этом случае тоже, – мамина мама на минуту замолчала, – в полной тишине моют дом, только святой водой, а после уборки, обходя комнаты, говорят: «Как церковь очищает, как вода грязь смывает, так и ты, великий четверг, чистым будь, очисти меня от всякого зла, от невезения, от невоздержания, от дьявольской клеветы, от дурной молвы, от злых разговоров, бесовских споров. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь»
Неожиданно хлопнула входная дверь, я вздрогнула. И чуть не расплакалась, потому что не рассказала о странном поведении Виталия. И не попросила совета.
– Я и без тебя знаю, – погладила меня по голове бабуля. – Не трогай ты его пока, пусть оклемается.
– И как же нам сейчас жить? – слушая, как в коридор бегут мои дети, всхлипнула я.
– Спокойно, – усмехнулась Лилия Васильевна. – Все образуется.
Глава 11. Свекровь – чужая кровь
Я проспала до десяти часов утра. Видимо, устала от волнений, организм решил восстановиться. А когда встала, Олесь и Анжела сидели на кухне и с аппетитом поедали пирожки, которые вчера привезла бабуля.
– Что же меня не разбудили? – ахнула я.
– Мама, ты не переживай, – взрослым тоном произнес Олесь, проглотив очередной кусок пирожка, – я уже взрослый и могу накормить сестренку сам.
– А чай? – я лихорадочно бросилась к плите и поставила чайник на конфорку.
– И так вкусно, – пробурчала Анжела.
Захотелось плакать – мои дети едят всухомятку, а я решаю чужие проблемы, хотя у самой их выше крыши. И Виталий нервы треплет, а бабуля говорит, что делать присуху к себе нельзя, человек становится зомби.
Ладно, будем терпеть и терпеливо ждать.
Чайник вскипел, я положила заварные пакетики в чашки и налила в них кипяток. А потом добавила молока, хотя прекрасно знала, что чай с молоком вреден для организма.
«Один раз – не страшно», – решила я и погладила детей по светлым головкам.
И тут забренчал смартфон. О, лучше бы я его не брала!
– Вероника, – этот голос я ненавидела, хотя делала вид, что прекрасно отношусь к матери мужа. – Вероника, я приехала и сижу на вокзале.
«Ну и сиди», – подумала я, а сама спросила:
– Вы звонили Виталию?
– У него телефон недоступен, – возмутилась Клавдия Макаровна. – Разве он не сказал тебе, что я приеду?
Посвящать свекровь в наши семейные дела не хотелось, а потому я преувеличенно громко вдохнула и выдохнула:
– Простите, я закрутилась на работе и забыла.
– Как же так можно! – в интонациях свекрухи слышалось негодование.
– Возьмите такси, оплачу, – залебезила я.
Она отключилась, а я подошла к зеркалу, вгляделась в свое растерянное лицо и поняла, что сейчас себя ненавижу. За трусость. За лицемерие. За то, что постоянно теряюсь перед грозным ликом матери супруга и начинаю вести себя недостойно. То есть оправдываться.
Бабуля считает, что это правильно, надо уважать и почитать старших, но почитать ярко накрашенную маманю Виталия не хотелось: женщина под пятьдесят, а ведет себя с мужчинами, как капризная девушка. Меня же иначе как презрительным словом «она» не называет.
Изредка я слышу из ее уст свое имя, но это произносится нехотя, будто кто-то невидимый заставляет мадам делать то, что злыдням не свойственно.
– Приедет бабушка? – подошел ко мне Олесь. Лицо его не выражало радости. Так же угрюмо прореагировала на прибытие родственницы Анжела.
«И что ей надо»? – фыркнула я, но взяла себя в руки.
– Это ваша бабуля, – наклонилась я к детям, – вы не должны показывать ей, что…
Я замялась. Что сказать? Не любите? Нельзя. Какое подобрать слово?
Но ребята уже бежали в детскую, чтобы там навести порядок. Олесь схватил легкий пылесос, а Анжела намочила тряпочку, чтобы вытирать пыль.
Через час Клавдия Макаровна уже сидела на кухне и брезгливо пробовала мой плов.
Ее внуки жались к стене и исподлобья наблюдали за бабушкой, которая даже не поцеловала их.
– Где Виталий? – первое, что спросила эта женщина. – Я соскучилась по нему.
«А по его детям»? – внутренне ахнула я и постепенно начала наливаться здоровой злостью.
Когда-то я показала себя во всей красе, а потом испугалась своего нахальства. Но это нахальство заставило свекровь ретироваться в деревню. Что принудило мою отвагу капитулировать сегодня? Или кто? Лилия Васильевна, почитающая Домострой?
Сославшись на головную боль, я ушла в спальню и позвонила бабушке.
– Теперь мне придется спать с Виталькой в одной постели, – всхлипнула я.
– Это вас и сблизит, Бог ничего просто так не делает, везде надо искать его подсказки, – мягко проговорила бабуля. – Зря ты не рассказала мне раньше, что Клавдия приедет.
– Я и сама не знала, а Витька не говорил, – я продолжала всхлипывать.