Девушка без имени

– Вот, Владимир Андреевич. Моя жена. Предмет нашей беседы.

– Здравствуйте, – улыбнулась Соня. Винокуров смерил ее цепким, изучающим взглядом и аккуратно свинтил колпачок с дорогой ручки. Почему-то Соню зазнобило.

– Хорошо, Никита, – сказал Винокуров и, придвинув к себе книгу, принесенную Никитосом, открыл ее и бегло написал на форзаце, вслух диктуя самому себе: – Итак. «Дорогой Сонечке… на добрую память».

А потом неожиданно стало очень тихо и темно – Соня рухнула в сырой бездонный колодец, и последнее, что она увидела, была сытая ухмылка Никитоса, будто он хотел сказать: «Прощай, обезьяна».

?

– Подождите, как вы сказали? Винокуров? – Алита кивнула, и Лефевр горько рассмеялся. – Он отправил сюда мою мать. Точно так же, оставив автограф с ее именем. И она, как и вы, навсегда забыла, как ее зовут.

Лицо Алиты дрогнуло, и по щеке сбежала слезинка. Лефевр печально подумал о том, что довелось вытерпеть несчастной девушке – негодяй заставил ее страдать в родном мире, а здесь она попала в человеческий зоопарк, и ее мучения стали во много раз больше. Лефевр решил, что, пожалуй, никогда не станет спрашивать ее о том, что случилось после того, как Алита попала в Сузу. Лучше сделать вид, что ничего этого не было.

– Давайте посидим еще немного, Огюст-Эжен, – попросила Алита, глядя на мелкие язычки огня, перебегавшие по поленьям в камине. – Мне страшно идти спать. Вдруг, когда я проснусь, снова будет клетка. Или Никитос…

– Не думайте о нем больше, – посоветовал Лефевр. – Этот подлец больше не причинит вам зла.

Когда Алита рассказывала о своем муже, Лефевр невольно вспомнил историю своего неудавшегося брака. Десять лет назад он посватался к дочери своего тогдашнего начальника, господина Кьежу. Трезвый расчет и зов плоти убедили его не зариться на красавиц – Кати Кьежу была старой девой, угрюмой и невзрачной, и Лефевр был уверен, что она согласится. Господин Кьежу был на седьмом небе от счастья: невероятное здравомыслие говорило, что деньги Лефевра делают его исключительным красавцем. У денег вообще очень много волшебных свойств. Но Кати воспротивилась, сказав, что отец может ее выпороть, но она не станет женой Страховида. Отец выпорол – он был уверен, что розги очень хорошо проясняют разум, однако Кати осталась непреклонной и заявила, что бросится в реку сразу же после первой супружеской ночи. Узнав об этом, Лефевр предпочел откланяться, к глубокому неудовольствию несостоявшегося тестя: тот уже распланировал, куда будет тратить деньги зятя. Кстати говоря, Кати после этого довольно быстро вышла замуж за Пиетро де Баска, избалованного наследника одного из столичных банкиров. Брак оказался откровенно неудачным. Господин Кьежу мрачнел день ото дня – довольно скоро всем стало известно, что де Баска поколачивает новоиспеченную супругу. Лефевр несколько раз встречал Пиетро в борделе, и очень скоро по столице поползли слухи о том, что он притащил супруге какой-то весьма специфический букет заболеваний. Одним словом, Лефевр вполне мог злорадствовать, но язвительная радость при несчастьях других не была свойственна его натуре.

– Знаете, когда вы рассказывали о вашем муже, я подумал, что у меня есть похожий на него знакомый, – задумчиво произнес Лефевр. – Мерзавцы одинаковы во всех мирах. А этот Винокуров… вот кого бы мне доставить в допросную и побеседовать.

– В допросную? – едва слышно переспросила Алита. На ее внезапно побледневшем лице отчетливо проступил страх.

Лефевр отвел взгляд и ответил:

– Я инквизитор первого ранга. В мои обязанности входит поиск и уничтожение злонамеренных колдунов. Готов поклясться, что Винокуров самый страшный из них.

Алита молчала. Даже в полумраке кабинета было заметно, что ее знобит от нахлынувшего ужаса. «Неудивительно, – с грустью подумал Лефевр. – Попасть из клетки в инквизиторские лапы – считай, что из беды в горе». Девушка помолчала, а потом промолвила:

– В зоопарке меня выставляли как ведьму… Что вы собираетесь со мной сделать?

Лефевр пожал плечами. Надо было сказать что-нибудь успокаивающее и желательно с максимально мягкими интонациями – так утешают детей и животных. Он улыбнулся, стараясь не думать о том, насколько отталкивающей стала его физиономия с такой улыбкой, и сказал:

– Вы не ведьма, Алита. Вы несчастная скиталица между мирами. Я уже сказал, что вы в гостях у друга, и это действительно так.

Во взгляде девушки он прочел искреннюю признательность и облегчение. Лефевр вдруг подумал, что никогда и никому не даст ее в обиду. Просто потому, что она посмотрела на него так, как никто и никогда не смотрел до этого.

– А что я собираюсь с вами сделать… – он прищурился и продолжал: – Сейчас предложу вам отправиться спать. Полагаю, у вас был трудный день. Впереди у нас три дня праздников, и завтра мы займемся речевой магией.

Алита вопросительно изогнула левую бровь.

– Речевой магией? Как это?

– Очень просто, – улыбнулся Лефевр. – Новый тип заклинаний, недавняя разработка нашей разведки. Вы ведь не собираетесь говорить в Сузе по-русски?

Глава 2

Артефакт

Проснувшись, как всегда, до восхода солнца, Лефевр решил, что Алита ему просто-напросто приснилась. Он слишком много времени потратил, высматривая карие глаза у всех, кого встречал на пути, чтобы понять: вряд ли в столице появится еще одна гостья из иного мира, тем более землячка его матери. Это было нереально. Некоторое время Лефевр лежал в постели, глядя на почти неразличимую фреску на потолке, слушая, как за окном шуршит дождь, и прикидывая дела на сегодня. В полдень в кафедральном соборе Всех Святых начиналась месса во славу Рождества святой Агнес, и Лефевр не собирался опаздывать: инквизиторам не положено пропускать службу. После мессы можно было зайти в один из многочисленных ресторанчиков в центре города, пообедать и полистать свежую газету: Лефевр любил сидеть где-нибудь в углу возле окна, читать последние новости и сплетни и наблюдать, как кругом бурлит пестрая столичная жизнь. Остаток дня можно было провести в доме терпимости – Рождество святой Агнес, в отличие от многих других праздников, не накладывало ограничений плоти. Обычно Лефевр выбирал самых дорогих и красивых шлюх. Ему нравилось наблюдать, как сквозь профессиональную страсть на лицах фееподобных девушек проступает отвращение.

Поднявшись, Лефевр подошел к окну и долго смотрел, как просыпается город. По мостовой бежали ручьи – свет фонарей превращал дождевые потоки в бурлящее золото; в домах горели редкие огни, горожане еще спали, но приказчики магазинов уже поднимали жалюзи витрин и принимались раскладывать на прилавках свежие товары. Извозчик, стоявший под фонарем, хлестнул унылую мокрую лошадку и покатил в сторону конюшен: его смена закончилась, и, похоже, за ночь он почти ничего не заработал. Лефевр отошел от окна и потянул за шнурок колокольчика, подавая знак дворецкому.

Через десять минут Бланк постучал в дверь и, дождавшись разрешения войти, заглянул в спальню.

– Доброе утро, милорд, – сказал он и поклонился. – Ванна готова. Миледи Алита проснулась два часа назад.

Лефевр чуть не споткнулся на ровном месте. Миледи Алита. Значит, это был не сон и рыжеволосая девушка действительно появилась в его доме. Лефевр ощутил невольное прикосновение живительной радости – Алита была тут, он спас ее из клетки зоопарка, и она его не боялась. Что ж, это было замечательно. Насвистывая какой-то незатейливый мотивчик, Лефевр отправился приводить себя в порядок: день обещал многое.

Когда он, по обыкновению тщательно выбритый и одетый с иголочки, спустился в столовую, Луиз, накрывавшая на стол, сделала быстрый реверанс и затараторила:

– Миледи Алита сейчас спустится. Она такая бледная, сколько же пришлось пережить ей, бедняжке! Амина сказала, что Бланк ей сообщил, что миледи едва спаслась от этих южных еретиков, буквально из-под ножа выскочила! Спасла святая Агнес, не иначе. И все молчит, бедная. Так жалко ее, ведь сердце разрывается, как подумаешь, что…

Болтовня не мешала Луиз идеально сервировать завтрак: фарфоровые тарелки с зерновыми хлопьями, аккуратные стопки блинов на подносе, хрустальные креманки с желе и джемом, блюдца с изящно нарезанными ломтиками фруктов – и все это было выстроено на белоснежной скатерти с таким изяществом, что и королеву не стыдно пригласить.

– Я не отрезаю тебе язык только за отличную работу, Луиз, – сказал Лефевр, усаживаясь за стол.

Луиз запнулась на полуслове, прижала ладонь ко рту в жесте покорности и, поправив вазу с белыми орхидеями, убежала на кухню. Лефевр невольно похвалил себя за вчерашнюю выдумку. Работа в разведке инквизиции была отличным прикрытием для человека ниоткуда.

Послышались легкие шаги, и в столовую вошла Алита. Она действительно была бледной, но сегодня на ее лице почти не было следов страха и затравленности. Девушке удалось отдохнуть, и спокойный сон в чистой постели помог ей хотя бы немного прийти в себя. Сегодня ее глаза блестели, словно Алита выпила бокал вина, уголки губ едва заметно приподнимались в улыбке, а старое платье Бригитты, голубое с отделкой браменским кружевом, превращало девушку в первую красавицу столицы. Алита действительно была красива – в очередной раз признав это, Лефевр ощутил укол неожиданной тоски.

– Доброе утро, Алита, – улыбнулся он, поднявшись со стула. Девушка подошла к нему и, взяв за руку, неожиданно всхлипнула и уткнулась лбом ему в плечо, как вчера, в экипаже, когда услышала родную речь.

– Спасибо, Огюст-Эжен, – разобрал Лефевр ее сбивчивый шепот. – Спасибо вам. Я только сейчас поняла…

– Все хорошо, – промолвил Лефевр, осторожно направляя Алиту к стулу. Когда она села за стол и, шмыгнув носом, взяла салфетку, Лефевр заботливо погладил ее по плечу и сказал, усевшись на свое место: – Нас сегодня ждет много дел, так что предлагаю позавтракать как следует. Обычно Бланк прислуживает мне за столом, но сегодня я решил, что нам лучше побыть без посторонних.

Несколько минут они молчали: каша и блинчики сегодня были особенно вкусными. Алита ела с завидным аппетитом; Лефевр задумчиво смотрел на нее и размышлял о том, что нужно сохранять здравомыслие и крайнюю трезвость ума, чтобы не принять благодарность за любовь. Наконец, после того как был выпит кофе со сливками, сваренный по особому семейному рецепту, Алита спросила:

– Так что там с речевой магией?

– Строго секретная совместная разработка инквизиции и разведки, – сообщил Лефевр. – Это особые чары, которые объединяют разумы двух людей и позволяют передать речевые конструкции и вокабуляр, – он помедлил, решив, что напрасно говорит слишком заумно. Все-таки не в суде. – Одним словом, если вы готовы, то мы можем начать.

Алита как-то нервно улыбнулась и сказала:

– А разве вам можно использовать магию? Простите, я не совсем поняла…

– Ничего страшного, – улыбнулся Лефевр. Поднявшись из-за стола, он протянул Алите руку, и они пошли к его кабинету. – Видите ли, в магии как таковой нет ничего противозаконного. Господь сотворил магию и дал людям для того, чтобы они делали свою жизнь легче и лучше. Но вот когда волшебство ставят на службу силам тьмы, используют с дурными целями, то появляется злонамеренное колдовство, с которым и борется инквизиция. Поверьте, в том, чем мы собираемся заняться, нет ничего предосудительного.

Заперев дверь кабинета изнутри, Лефевр подвел Алиту к окну и некоторое время пристально всматривался в ее глаза. Карие с прозеленью, наивные, широко распахнутые, смотревшие на него со страхом и надеждой; подавив внутреннее волнение, Лефевр произнес:

– Постарайтесь расслабиться. Больно не будет, уверяю.

Он не до конца понимал, как работает эта методика, но, в конце концов, иногда бывает достаточно знать основные принципы, чтобы пользоваться той или иной идеей. Подняв руку к голове, Лефевр надавил пальцами на висок и, отведя руку в сторону, увидел, как за ней потянулась длинная сверкающая прядь, энергетический канатик, который должен был соединить их разумы. Алита потрясенно ахнула.

– Не шевелитесь, – предупредил Лефевр и осторожно прикоснулся к виску девушки. Та вздрогнула всем телом и попыталась отпрянуть в сторону, но канатик надежно прилепился к ее виску, и Алита покачнулась и оперлась на подоконник. Лефевр поддержал ее, не позволяя упасть, и шепнул на ухо: – Тихо, тихо. Полдела сделано. Надо немного потерпеть, самую малость.

Когда заклинание начало действовать, Лефевр ощутил колючую головную боль: она возилась и скреблась под черепом, словно мелкий свирепый еж. Глаза Алиты закатились, и она, пробормотав что-то неразборчивое, обмякла в руках Лефевра – он и сам едва удержался на ногах. На какое-то мгновение очертания кабинета расплылись и растаяли, и он увидел большую комнату, заставленную книжными шкафами и полками, стол, за которым сидел толстый старик совершенно отвратительного вида, и раскрытую книгу перед ним. Старик расчехлил темное перо и, придвинув к себе книгу, проговорил: