– Например, лучший мужчина страны в вашей постели.
И видит Бог, я бы очень хотела оказаться на ее месте. Хотя бы на одну ночь.
Но, конечно, об этом я говорить не стала.
***
Я немного ошиблась в расчетах.
Первые претендентки прибежали на кастинг ровно в двенадцать часов две минуты. Причесанные и накрашенные на скорую руку, они выглядели так, что Эдвард должен был спасаться бегством. Одного вида на них хватало, чтоб понять: такие люди пойдут по головам и добьются своего.
На кастинг Эдвард не пришел. Сидел в кабинете, забросив ноги на стол, лениво перелистывал какой-то журнал и смотрел на огромный монитор, периодически отпуская ядовитые комментарии по поводу желающих выйти за него замуж. Ему сейчас хотелось совсем другого: отдельный кабинет в дорогом клубе, игристое вино по десять тысяч за бутылку и податливая девица с умелыми руками.
Не знаю, почему мне так думалось. Я не видела Эдварда. Мы с Максом и еще двумя участниками жюри сидели в студии, смотрели, как девочки в форменных золотых костюмчиках записывают желающих принять участие в кастинге, и было ясно, что уйдем мы отсюда заполночь.
– Надо будет заказать обед, – заметил Макс. Одна из девушек принесла ему планшет со списком первых участниц, и Макс удивленно вскинул брови. Похоже, такой наплыв девушек был для него сюрпризом.
– Еще и ужин придется заказывать, – вздохнула я. – Будем лопать спагетти с осьминогами и задавать вопросы.
Макс посмотрел на меня и мягко улыбнулся. У меня, честно говоря, от сердца отлегло. Я не хотела, чтоб Макс досадовал или сердился.
– Любите осьминогов, фрин Инга? – поинтересовался он.
– Честно? Ненавижу. Я жареное мясо люблю, и пиво.
В глазах Макса появились веселые искорки. Пусть уж лучше смеется надо мной, чем думает о том, что у нас возможны какие-то отношения, кроме дружеских.
Потому что я непременно разобью ему сердце. А его брат разобьет мне голову – он не из тех, кто бросает слова на ветер.
– Странный выбор для молодой женщины, – заметил Макс.
– Вот давайте лучше спросим, что любит эта девушка, – сказала я негромко и тотчас же включила микрофон. – Добрый день, фрин… Агнесса. Любите спагетти с осьминогами?
Жюри было скрыто во мраке, и девушки наверняка думали, что среди этих темных фигур сидит и Эдвард. Агнесса, пухлая блондинка в леопардовых лосинах, вздрогнула от неожиданности. Круг света, в котором она стояла, делал девушку беззащитной.
– А? Спагетти? – она сориентировалась довольно быстро. – Люблю. Я люблю все, что нравится Эдварду.
Чего-то в этом роде я и ожидала. Милли становилась все более симпатичной. Она шла своей дорогой, а не плелась в кильватере чужой жизни и чужих желаний.
– Почему Эдвард должен жениться именно на вас? – поинтересовался Макс.
Блондинка растерянно замолчала. Она знала, почему хочет выйти замуж за дракона – и понятия не имела, что может дать сама.
– Ну… потому что я его люблю, – наконец, сказала она, и на ее щеках появился нервный румянец. Казалось, девушка готова расплакаться. Я заметила, что Макс смотрел на нее без улыбки. Над его головой вспыхнула искра и погасла.
– Спасибо, фрин Агнесса, – я решила взять дело в свои руки и не доводить девушку до истерики. – Мы позвоним вам.
Второй была тоже блондинка, но настолько худая, что мне стало жутко. Торчащие колени и локти, острые черты лица и темные горящие глаза – то ли больна, то ли сидит на диете, что, впрочем, почти одно и то же.
– Фрин Берта, – Макс посмотрел в планшет и попросил: – Расскажите о себе.
– Что именно? – в отличие от внешности, голос у Берты оказался приятный. Мягкий и очень женственный. И жест, которым она откинула волосы за спину, тоже был женственным и плавным.
– Что любите, – вступила я. – Чего хотите добиться.
– Я учусь в медицинском, на пятом курсе, – с достоинством ответила Берта. – Буду детским психиатром, считаю, что это очень важная и нужная работа. Люблю детей и животных, немного рисую. Два года работала санитаркой в клинике неврозов.
Я представила себе лицо Амели. Она, девушка из драконьей семьи, в одном проекте с той, которая выносила судна из-под психов. Впрочем, Берта наверняка ее спросит: «Хотите об этом поговорить?»
И драконица облила бы ее пламенем. Я в этом не сомневалась.
– Почему Эдвард Финниган должен жениться на вас? – поинтересовался Макс. Интересно, о чем он думал, глядя на все это?
– Потому что я помогу ему понять, кто он, – четко ответила Берта, и я вдруг подумала, что она мне нравится. Выделила ее имя в своем планшете, и Макс сделал то же самое.
– Спасибо, фрин Берта, – улыбнулся он. – Мы вам позвоним. Спасибо.
Мне вдруг подумалось, что у Макса есть свой психиатр. По вечерам он приходит в кабинет с картинами и дипломами на стенах, ложится на удобную кушетку и говорит, говорит, а над его головой кружится красное золото огня.
– И вам спасибо, – с достоинством ответила Берта, и я подумала, что эта костлявая девчонка мне нравится.
– Берем, – твердо сказал Макс, когда Берта вышла. – Обязательно вернем. Психиатр на площадке – это просто находка.
С ним, конечно, все согласились.
Девушка номер три была жгучей брюнеткой с такой большой грудью, что Ральф, один из владельцев телестудии, сидевший со мной рядом, издал восхищенный вздох. На щеке девушки я заметила какие-то блестки и спросила:
– Что у вас с лицом?
– Танцами занимаюсь, – беспечно сообщила девушка. – Вечером выступление. А тут девки новости включили – мать моя ведьма, я побежала, как была.
Ральф томно прикрыл глаза. Видимо, представил, как выглядит эта грудь во время танцев. Я посмотрела на экран планшета и продолжала:
– Чем еще занимаетесь, фрин Марта?
– Я уже не фрин, – призналась девушка. Лямки бюстгальтера под футболкой врезались в ее мягкие плечи, и я подумала, что это, должно быть, очень больно – постоянно таскать такую грудь. – Я два раза замужем была. Один раз за хореографом, один раз за таксистом.
Макс вздохнул и закрыл лицо ладонью. Мне захотелось сделать то же самое.
– В кастинге принимают участие только девственницы, – довольно рассмеялся Ральф. – Это первое требование.
Марта махнула рукой.
– Подумаешь, целка, – сказала она. – Какой в ней прок?
– Всего доброго, фран Марта, – произнес Макс так, что не оставалось простора для толкований. Марта скорчила презрительную гримасу и пошла к выходу, бормоча что-то нецензурное.
– Охренительные сиськи, конечно, – оценил Петер, четвертый участник жюри, который до этого молчал, делая вид, что его здесь нет.