В ней что-то есть
Лариса Попова
"В самом деле, в ней что-то было, врагу не пожелаешь". Наследие сломанной жизни передавалось от девушки к девушке на протяжении сотен лет. Давало невероятные возможности и отравляло жизнь ненавистью. Может ли дружба оказаться сильнее проклятья, а человек – сильнее потустороннего зла?
Лариса Попова
В ней что-то есть
1
Очередное задание по расхламлению гласило: “Выбросьте 28 ненужных предметов. Обратите внимание на старые фотоальбомы, и вы удивитесь, как много ненужного они хранят”. У Веры фотоальбомов не было. Была огромная обувная коробка, где вперемешку лежали фотографии разных времён доцифровой эпохи. “Что же, дадим простор энергии Ци, чтобы она никаким боком за углы не цеплялась”. С этими мыслями Вера достала с верхней полки коробку, но покачнулась на стремянке, коробка накренилась, и из неё вылетела одна карточка, мягко спланировав на пол “лицом” вниз. Она подняла её, и воспоминания вернулись к ней так чётко и подробно, будто это было совсем недавно. А ведь прошло почти 40 лет! Дед так и говорил: “Ника всё забудет, а ты – нет”.
Вера разглядывала фотографию: она и Ника, обнявшись, стояли перед пятым корпусом института, ныне технического университета. Возле “пятёрки” была площадка, на которой студентов собирали для спортивных мероприятий, отправки в колхоз, стройотряд и первомайских маёвок. Вера перевернула карточку. Сентябрь, 1982 год. Именно тогда, перед вторым курсом, их группу отправили в подшефный колхоз. “Надо же”, – внимательно вглядевшись в изображение, сказала она самой себе, – “Нарядилась-то как”. На молодой Вере были дефицитные кроссовки (ухватила в комиссионке, немного маловаты, но можно и пальцы слегка поджать – не бегать же в них в самом деле), дефицитные джинсы, олимпийка, с боем и слезами отобранная у брата. В руках – роскошная венгерская сумка. Вера позировала, а когда она это делала, всегда казалось, что она еле сдерживает смех. Ника же смотрела в камеру просто, без улыбки, но была ослепительно хороша. Она не старалась выглядеть «специально», не красилась, не наряжалась особо. Но каждый, кто её видел, чувствовал, что в той что-то есть. “Да уж”, – вздохнула Вера, – “И в самом деле, в ней что-то было, врагу не пожелаешь”.
Память тревожила, сбивала рабочий настрой. Вера вздохнула и ушла на кухню, чтобы выпить чая и смиренно погрузиться в воспоминания, которые всё равно просто так её не оставят.
С Никой она познакомилась давно, за год до той даты, что была на фото. Тогда она, студентка первого курса, стояла перед расписанием занятий и совершенно не соображала, в какую аудиторию ей идти. Расписание напоминало схему лондонского метро – как известно, самого запутанного в мире.
– Первый курс? Какая группа?
Перед ней нарисовалась девица, чьё появление только так и можно было охарактеризовать – “нарисовалась”. Выше Веры сантиметров на пять и вся какая-то белёсая. Очень белая кожа, синеватые круги под светло-серыми глазами. Бледно-розовые губы, а главное – волосы. Причёска была простенькая: тонкий ободок не давал прядям падать на лицо. Глядя на её цвет волос, Вера вспомнила одно из описаний картин Ван Гога: “Куртка трактирщика такая жёлтая, что светится зелёным”. Вот и волосы девушки были такие белые, что светились жёлтым и казались нарисованными – так ребёнок рисует принцессу или маму: от макушки, штрихами, вниз до плеч. Белые, ровные, безжизненные штрихи. Девушка продолжала:
– А подгруппа? Смотри, – она ткнула пальцем в одну из “станций”, – английский сейчас. На какую букву фамилия? Ага. Так у тебя занятия с обеда. Но ты приходи к половине первого, в шестой поточке собрание будет.
– Я знаю.
– Ну и прекрасно. Шестая поточка по коридору направо.
Длинная рука взметнулась, показывая на коридор, а узкая ладошка сложилась так, чтобы сразу стало понятно, куда это – направо. В этот же момент проходящий мимо высокий, красивый парень подхватил эту ладошку и, припав к ней в шутливом поцелуе, сказал девице, глядя снизу вверх:
– Сонечка, пойдём покурим?
Девушка отняла руку и, скроив на лице нечто среднее между вежливой улыбкой и матерным “нет”, ответила:
– Не курю я, ты же знаешь.
Но парень не унимался. Распрямившись каким-то прыжком, он обнял Верину новую знакомую за талию, положил голову ей на плечо и продолжал умильно-дурашливо:
– Не куришь? Уже или ещё? Может, научить?
– Славочка, котик, – вдруг пропела девушка, – вон, смотри, жена твоя идёт. И с кем это, интересно, ребёнок остался? Тёща, что ли, приехала?
Парень резко распрямился, почему-то прижал руки к бокам и зашагал прочь почти парадным шагом.
– Жена?
– Да, а что такого? Он пятикурсник, она на третьем из-за декрета застряла. Вот, вернулась доучиваться.
В это время прозвенел звонок, и они расстались. Но через четыре часа, когда Вера сидела на своём любимом месте – предпоследняя парта, упаси Боже от первой или последней – рядом опять оказалась белоголовая девица и подала руку.
– Вероника.
– Как? А Соня?
Вероника беспечно махнула рукой.
– Это погоняло, кличка то есть. Я сплю при любом удобном случае. Особенность организма.
Она опять улыбнулась Вере, и все волнения и страхи той по поводу нового этапа в жизни прошли. Вероника. Вера и Ника! Теперь их было двое.
2
Студенческая жизнь захватила Веру в такой водоворот, что казалось, будто тихое школьное существование было у кого-то другого. Есть такое природное явление – тихие, домашние девочки и мальчики, отличники учебы и звезды примерного поведения, попадая на свободу из-под пяты родительского контроля, "отрываются" так, что у них буквально сносит голову. Но, во-первых, Вера была хорошисткой, а во-вторых, тотального контроля со стороны родителей никогда не было. Так что дух свободы и студенческая вольность не разрушали Веру, а несла её на радостных крыльях веселья и свободы.
День Первокурсника, КВН, стенгазета, ночной турнир по парному "дураку". Научиться тренькать на гитаре "На маленьком плоту", писать буриме, курить и пить водку, не морщась. В этом списке учеба была не то что не на первом, а даже не на призовом месте. Вера с упоением позволяла этому вихрю кружить себя, огорчаясь лишь полным отсутствием личной жизни. Связано это было с Никой-Соней.
Что касается личной жизни, то дискотеки же!
Дискотеки играли важную роль, честно приняв эстафету от балов, сельских вечорок и танцев под радиолу. Точно так же, как и в самые давние времена, на дискотеках знакомились, бурно влюблялись с первого взгляда и на всю жизнь, и так же бурно расставались. Конечно же, навсегда. Так же зорко следили, кого он или она выберет и пригласит на танец. А если пригласит, то сколько раз, а если вдруг приглашал и тут прошёл мимо, то почему?
Эти самые дискотеки организовывали вполне официально в холле первого этажа по пятницам и субботам. Но очень часто бывали и стихийные, их называли "чёрные скачки". В длинном общежитском коридоре выключали свет, с обоих концов ставили мощные колонки и гуляли до двух-трёх ночи. Организаторам было всё равно, как спится жителям комнат, хлипкие двери которых ходили ходуном от децибел.
"Да уж. И куда смотрел комендант?" – Вера допила чай, нашла на телефоне и включила "Дискотеки 80-х". Встала перед большим зеркалом и задёргалась, представляя, как они тогда танцевали. Получалось так себе. И вдруг из телефона понеслось тягуче-сладострастное “Johny, oh-yeah…”. Моментально зеркало пропало, пропала отражающаяся в нём комната, исчезла немолодая женщина, а вместо неё в длинном темном коридоре в пятнах цветомузыки появилась молодая, с пышной "химкой", стройная, сияющая восемнадцатилетней красотой юности девушка в объятиях красавца. Возможного красавца, в темноте же не было видно. Нет, очевидно он был красавцем! Вера млела, руки у парня сильные, сам высокий, голос незнакомый. “Не наш, вроде. Наших я всех знаю” “Johny, oh-yeah…”
Как вдруг сбоку, в эркере, который использовался как курилка, она увидела знакомый силуэт и белые волосы. Ника целовалась! И с кем – с Сашкой! Их общий друг, вернее, друзья Саша и Света, четвёртый курс, у них свадьба через месяц! Вера ойкнула, рванулась из объятий и ринулась в эркер.
– Вероника! – произнесла она громко и продолжала гневным шепотом, срываясь на визг: – Саша! Вы с ума оба сошли?
Она резко схватила Нику за руку и вывела на середину эркера. Саша молчал и только моргал глазами, как будто в них попал песок. Ника выглядела странно. Её обычно большие круглые глаза превратились в прямоугольные щели. Губы из бледных стали ярко-алыми и как-то странно расползлись. Облик был настолько далёк от обычного, что Вера ойкнула и тут же разъярённо обернулась к парню и грозно отчеканила:
– Нам пора! Передавай привет Свете, гавнюк!
В комнате Вера ещё раз тряхнув Нику за плечи, спросила:
– Ты с ума сошла?
Ника, приходя в себя, обняла Веру и сказала:
– Не сердись. Спасибо тебе. Сашка тут не при чем, бес меня попутал. – И помолчав, добавила: – А давай ты за мной следить будешь?
Вера, ожидавшая чего угодно, любых просьб не вмешиваться в чужую жизнь, скандала и ссоры, опешила.
– Как это – следить? Ты мать с дуба рухнула? Свечку тебе держать и из постелей вытаскивать?
– Путаешься, подруга! – Ника уже совсем пришла в себя. – Тут либо свечку держать, либо из постелей вытаскивать. И то и другое несовместимо! – и покачала длинным пальцем прямо перед Вериным лицом. Это было так уморительно, что, несмотря на весь бред происходящего, Вера не удержалась и хихикнула.
– Просто смотри, – продолжала Ника. – Чтобы всё по-человечески было. С Сашкой не по-человечески, ты же сразу просекла. И пресекла. Вот так и надо со мной.
– Ага, – нерешительно пробормотала Вера, – прям бегу и тапочки теряю. Сама-то ты себе не хозяйка?